Смерть и побрякушки (СИ) - Волынская Илона - Страница 25

— Я могу найти для него и другой город и другую страну, — серьезно заявил Кирилл.

— И другое измерение, — она аккуратно стянула с Сашки одежду. Потревоженный детеныш на мгновение приоткрыл глаза, недовольно бормотнул и снова засопел. Марина уложила его в кровать и укрыла одеяльцем.

— Теперь, когда Саша спит, нам надо многое обсудить.

— Теперь, когда Саша спит, я, наконец, спокойно поработаю. Кстати, над проблемами его же концерна. Все, господин Валуев, свободны. Выход там.

Пожав плечами, Кирилл двинулся к двери:

— Я не прощаюсь, может быть не сейчас, но поговорить все равно придется. Слишком многое меня не устраивает в ситуации.

— Меня не устраиваете вы. И еще кое-что. Но тут вы можете помочь.

Кирилл обернулся. Прямо у него перед носом болтался мешок с мусором.

— Опять. Я ведь уже выносил!

— Снова накопилось.

— Тут же совсем мало!

— Вы что, хотите прийти когда наберется больше? — испугалась Марина, — Спасибо, не надо.

Она захлопнула дверь и устало привалилась к притолоке. Сейчас надо сесть, надо поработать, надо просмотреть документы, надо решить… Не раздеваясь, Марина вышла на балкон. Холодный воздух должен прочистить затуманенную голову. Наружный пейзаж ей не понравился: зябко, голо, и долговязая фигура маячит у вымазанного краской БМВ. Он что, ночевать тут собрался? Она показала Кириллу язык — высоко, конечно, но вдруг все таки увидит — и вернулась в дом.

Сопящий Сашка наполнял комнату сонными флюидами. Тело словно само, вне участия Марининой воли, обошло стул и пристроилось на диване рядом с Сашкиной кроваткой. Только на минутку прикрыть глаза, десять минут полежать, просто полежать… Она поскребла по спинке дивана, застилающий его плед теплой тяжестью рухнул на нее. Тишина, тепло, темнота. Сон.

Глава 13

Синий кокон Сашкиной куртки с капюшоном бойко переваливался впереди, периодически притормаживая возле разбросанных там и сям палочек и пучков пожухлой травы. Марина неторопливо вышагивала следом. Осень кончилась резко и сразу, первый хрупкий ледок тронул воды темных, даже на вид холодных луж. Пора влезать в шубу, думала Марина, зябко поеживаясь под широким пальто.

Все же воспитание детей — дело мутное. Взять хотя бы нынешнюю прогулку. Маринина воля — носу бы в промозглую дрянь не высунула. Марина тяжко вздохнула. Положено, однако. Дети должны гулять. К тому же совершенно неизвестно, что делать с Сашкой дома. Телевизор посадить смотреть — вредно и оглупляет. Играть? Как не отталкивай от себя печальную истину, но все же прав приставучий сукин сын Кирилл Валуев — плохой из нее воспитатель. Трехминутная возня с многоцветными побрякушками навеяла на нее такую тоску, что Марина согласна была шагать хоть в снег, хоть в дождь. Вот и шагает: образцовая тетушка на прогулке с любимым племянником.

И между прочим, критиканы тут же куда-то делись, никто не желает умиляться идиллической картинке. Зато если Сашка вдруг решит чихнуть или кашлянуть — обязательно полезут из щелей, высказывать свое бесценное мнение. На всякий случай Марина вновь внимательно оглядела Сашку. Вроде все на месте: и сапожки, и штанишки, и курточка. Ребенок так тщательно упакован, что ни один сквозняк не просочиться, можно гулять и гулять.

Марина бросила досадливый взгляд на часы. Она здесь меряет аллею шагами, а в компьютере еще гора несделанной работы! Она даже толком не знает всех отделов корпорации, где уж там руководить. Бесценное утекающее время словно подталкивало ее в спину, торопило, ей захотелось немедленно сгрести Сашку в охапку и мчаться домой, к компьютеру. Она даже сделала шаг к малышу, увлеченно ковыряющему землю палочкой, и с трудом вынудила себя остановиться.

Она действительно очень плохой, отвратительный воспитатель. Слишком долго она жила одна, слишком привыкла самой строить планы. Она просто не в состоянии постоянно прикидывать и рассчитывать: это для Сашки хорошо, это плохо, это его порадует, это огорчит, и вот столько-то внимания ему вынь да полож. Ей скучно с малышом, ей, Марине, взрослой женщине со своими интересами тоскливо с полуторагодовалым ребенком! Ей обидно тратить на него свое рабочее время, да у нее просто и сил не остается после целого дня нервотрепки! Абсолютно непонятно, как другие женщины умудряются и работать и детей воспитывать. Для них что, сутки растягиваются? Или материнская любовь срабатывает и они в обществе ребенка балдеют, радуются и отдыхают. Может быть, хотя сомнительно. В конце концов, они с Сашкой совершенно чужие, глупо требовать с ее стороны необыкновенных чувств.

Вот Алена была Сашке мамой, у нее, наверняка, всегда находилось для него и время, и веселая игра, и доброе слово. Марина с отчаянием уставилась в обтянутую прорезиненной тканью Сашкину спину. Алена могла, другие могут, а она, Марина, не может, не в состоянии! Не может и работать, и заботиться о Сашке. Не может его полюбить, не может занять рядом с ним место Алены. Не может, и все!

— Марина! — оклик был тихим, почти неслышным.

Марина замерла, боясь шелохнуться. Спокойно, спокойно, не обращать внимания, ей просто послышалось. И сам оклик, и голос, так невероятно, так мучительно похожий на голос Аленки.

— Ну Марина же! — оклик повторился, в нем слышалась тревога и безошибочно, совершенно отчетливо звучали Аленины капризно-требовательные интонации.

Старательно твердя про себя — «Не может быть, этого категорически не может быть!» — Марина медленно обернулась. Через всю аллею, мощными махами тяжелых сильных лап к ним несся громадный пес.

Марина почему-то сразу поняла, куда мчится это жуткое, размером с теленка, создание. «Спокойно, только спокойно, — властно сказал рассудок, — Стой на месте, не шевелись, и с тобой ничего не случиться. Только стой, и кошмарный пес пронесется мимо, даже не обратив на тебя внимания, ведь ему нужен Сашка, он бежит именно к Сашке».

Она послушалась рассудка, она осталась стоять, она сохраняла полную неподвижность. Только вот полы широкого пальто часто-часто хлестали ее по ногам. Наверное, снова поднялся ветер. А потом Сашкина куртка сама ткнулась в руки, пальцы скользнули по резине, и вот уже Сашка у нее на руках и щечка малыша крепко прижата к ее щеке. И снова Марина замерла, застыла, не оглядываясь, а деревья аллеи сами собой замелькали мимо, асфальт ожившей лентой тек под ногами, а сзади нарастали, неумолимо приближаясь, хриплое дыхание и частый топот лап.

Воняющая псиной тяжесть рухнула Марине на плечи и жесткая терка асфальта ткнулась в обнимающие Сашку руки. «Малого раздавлю!» — панически метнулось в мозгу, и вот она уже лежит, подмяв под себя слабо пищащего Сашку, а сверху на нее давит нечто громадное и озлобленно-живое. Смрадный запах собачий пасти надвинулся и Марина с предсмертной ясностью поняла, что толстый жгут шарфа задержит пса лишь на минуту, а потом клыки вонзятся в ее беззащитную шею. Она в ужасе дернулась, судорожно прижимая к животу живой комочек детеныша… и страшная тяжесть вдруг исчезла, отпустила.

Марина вскочила, рывком вздергивая Сашку на руки и не оглядываясь, прыгнула вперед. Ее нагнало грозное рычание, тяжелая возня мощного тела… но больше ничего не нагоняло. На бегу она обернулась.

Сквозь дымку ужаса и усталости, сквозь застилающий глаза пот она увидела тонкую, высокую фигуру, вставшую между ней и огромным псом. Подавшись вперед, согнув руки в локтях и не отрывая глаз от припавшей к земле бестии, Кирилл медленно пятился назад. И так же медленно и настороженно, чиркая брюхом по асфальту, подбирался к нему пес. Толчок мощных лап, прыжок, торжествующий рев, тут же сменившийся разочарованно-обиженным взвизгом — короткий шаг в сторону, руки Кирилл словно выстрелили вперед и перехваченная за загривок псина отлетела на газон. Чтобы тут же вскочить и снова кинуться в атаку на верткого противника.

Таких собачек Марина в жизни не видела! И вот такие хозяевам тапочки приносят? И рычат при этом также, и ярость в глазах, и зубки… Ох и зубки!