Поющая в башне (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 30

-    Они и сами не идут. Наверное, с мамой и не вспомнят про меня.

-    А ты почем знаешь? Может, их Наташка не пускает, чтоб ей пусто было!

Варя отложила щетку. Пора было брать себя в руки. Она вымылась после уборки, переоделась, заплелась красиво, замесила с хозяйкой выпечку. По такому случаю Зинаида Федоровна растопила русскую печь, и там, в глубоком глиняном жару, смазанные сладкой водичкой, поднялись румяные булочки. Их завернули в свежее вафельное полотенце, которое хранили на Пасху, чтобы куличи святить, и положили в туесок.

Варя закуталась поплотнее в бабушкину шаль, - на улице мело, сухие колючие снежинки резали лицо, - и пошла к соседям. Надеялась даже, что гостинцы примирят ее бывшей пьяницей. Но первое, что она услышала, подойдя к чужому крыльцу, был детский плач. Все в ней напряглось. Она решительно вошла в незапертую дверь и направилась в комнату, где горел свет. В нос ударил ядреный запах спирта.

Катя, съежившись в комок, лежала на полу, а мать хлестала ее ремнем, куда придется. Девочка не издавала ни звука, только прикрывала руками лицо. А Ванечка, стоя среди осколков, надрывно ревел.

-    ОТОЙДИ ОТ НЕЕ! - рявкнула Варя.

Они не раз в институте работали с преподавателем над силой звучания в нижнем регистре. И теперь из самых недр девушки раздался мощный глубокий крик, от которого у нее самой зазвенело в ушах. Мальчик от неожиданности стих, увидел ее и кинулся к ней со всей быстротой своих маленьких ножек. Она подхватила его на руки и прижала к себе, а булочки, подпрыгивая, покатились по полу.

-    Убирайся из моего дома, тварь! - пьяная мамаша попыталась приблизиться к Варе.

-    Нет, мама, не трогай ее! - Катя вскочила и заслонила собой девушку. - Варя ничего не сделала!

-    Ты! - вопила алкоголичка. - Ты настроила их против меня! Из-за тебя она разбила мою водку! Сука!

-    Катя, бери Ваню, и бегите к бабе Зине. Быстро.

-    Но она ведь...

-    Быстро. Мне ничего не будет.

Заторможенно от изрядного количества выпивки женщина смотрела, как ее дети выбегают из комнаты.

-    Кто ты вообще?.. - начала было она, но Варя больно ухватила ее за запястье, отчего та невольно разжала пальцы, и ремень выпал на пол.

Быстро подхватив злосчастное орудие, девушка со всей силы хлестнула соседку по лицу. На опухшей физиономии выступила багряная полоса. Варя размахнулась снова, - металлическая застежка, свистнув в воздухе, разбила обидчице губу.

-    Ты! Никогда! Больше! Их! Не тронешь! - каждое слово сопровождал новый удар.

От резкого напора пьянчужка не успела опомниться и даже не сопротивлялась. Варя чувствовала на своих щеках мокрые дорожки, но на сей раз плакала не от испуга или тоски, а от гнева. Она толкнула это ничтожество в грудь, и оно, охнув, повалилось на пол. А она хлестала и хлестала, пока не заболела рука. Слезы стекали ей за воротник.

-    Я лишу тебя родительских прав, - она склонилась над женщиной и хлопнула ее по щеке, чтобы та смотрела в глаза. - Они больше не твои. Слышишь? Они. Мои. Дети. Запомнила?

Взгляд был пуст. Где-то на дне подернутых желтоватой дымкой глаз мелькнул страх. Но лицо не выражало ничего. В ней не было больше человека. Она еле заметно кивнула, молча отползла, встала и взяла со стола очередную бутыль с бормотухой. Некоторые животные не понимают слов, зато отлично внемлют силе.

-    Где детские документы? - спросила Варя.

-    Мне плевать, - отозвалась та, но спустя мгновение все же лениво махнула рукой в сторону комода.

Девушка достала из верхнего ящика помятые грязные бумажки, выудила из стопки нужные свидетельства и полисы и поспешила к детям. В коридоре, грязный и затоптанный, лежал любимый Ванин медвежонок. Она подняла его и вышла на улицу, но по пути поскользнулась и упала на заснеженную дорогу. Ее накрыл отходняк: тело било крупной дрожью, ноги не слушались. Никогда в своей жизни она не поднимала руку на человека. Да что там - ни на какое живое существо. А теперь жестоко отходила ремнем женщину. Пусть даже ту, которая заслужила. Варя схватилась за живот, и ее вывернуло. Вытерла лицо снегом, даже горсть положила в рот и прожевала, чтобы отбить мерзкий металлический привкус, поднялась и, расправив плечи, пошла домой.

Это был последний раз, когда Катя и Ваня видели биологическую мать. Весь февраль они жили у бабы Зины. Михаил привозил Варе зарплату, о детях знал, но ничего не говорил. Просто пожимал плечами. Те редкие дни, когда он наведывался в деревню, он проводил с друзьями детства. Уходил на тот край, что ближе к школе, и возвращался только чтобы попрощаться. Баба Клава, которая как раз была оттуда, по секрету сообщила Варе, что Миша наведывается к Любашке из второго дома. Та мужика своего выгнала и в одиночку растила дочь, а теперь, якобы, хочет Зинкиного сына охомутать. Сплетни Варя никому не передавала. Ей было безразлично, куда ходит Михаил, главное, чтобы он не возражал против детей.

Но на февральские праздники хозяйский сын приехал с супругой. Свету он о ребятах не предупредил, поэтому был скандал.

-    Мало ли, у кого мать пьет! - кричала она на мужа, закрывшись в комнате. - Что теперь, всю деревню тут соберем? Устроили приют. А кормить на что? А одевать? Сиделка наиграется и свалит, а нам что прикажешь делать?

Варя попросила Катю увести братика в ванную. Только там они бы не услышали семейную ссору. Старая межкомнатная дверь со стеклом, завешенным ситцевой тряпочкой, плохо справлялась со звукоизоляцией.

-    Да пусть побудут немного, глядишь, Наташка протрезвеет.

-    Как же, протрезвеет она. Здесь у вас кто начал, тот только в могиле пить бросит. А детей куда? Или мать твоя будет с ними сидеть? На девятом-то десятке? Где ты вообще эту девицу нашел? Ладно, эта перечница старая из ума выжила, но девица-то, ты посмотри какая наглая! Конечно, легко быть доброй за чужой счет. Быстро она освоилась! Вещи мои трогала, свитер брала. Я не удивлюсь, если она бабку надоумит дом ей переписать. А что ты на меня так смотришь? Стоит он, глаза свои рыбьи на меня пучит. И останешься без всего, помяни мое слово.

Варя понимала, что слушать чужие разговоры - не комильфо, но деревенская акустика не оставляла ей выбора. Она подошла к двери, распахнула ее и обратилась к Светлане:

-    Мне не нужен дом Зинаиды Федоровны. И на детей я трачу только свою зарплату. Не волнуйтесь, я их не оставлю здесь. Если Вы решите меня уволить, я заберу их с собой.

-    Что Вы, Варвара, Вас никто не собирается... - нерешительно попытался вставить слово Михаил.

-    И с какой это стати ты их заберешь? При живой-то матери? А? У тебя нет никаких прав.

Варя смотрела на катышки помады в уголках рта своей обвинительницы.

-    Это мое дело. Не Ваше. Хозяйка дома - Зинаида Федоровна, и пока она позволяет, дети будут здесь. Если хотите, я могу доплачивать и за электричество, которое на них уходит.

-    Стоило делать это с самого начала!

-    Свет, ну чего ты, пусть побудут пока... - Михаил тронул жену за локоть, но та тут же с отвращением сбросила с себя его руку.

-    «Ну-ну», - передразнила она его. - Только и можешь ныть. Убожество! Вези меня домой, ни минуты здесь не останусь. Наверняка от них здесь повсюду вши.

Она демонстративно прошагала по комнате.

-    Всего Вам хорошего, мама, - ехидно сказала она свекрови и вышла в сени.

Там от ее сапог с подрагивающим хвостом отходил Кузя. До сих пор Варя ни разу не видела, чтобы он метил в доме. Наверное, готовился к особому случаю.

-    Ты посмотри, что он натворил! Вот мразь! - она замахнулась тапком, но промазала.

Кот невозмутимо вспрыгнул на подоконник, оттуда на шкаф, улегся, вытянул вверх заднюю ногу и принялся ее вылизывать.

-    Не дай тебе Бог пережить хозяйку, вот уж не дай Бог! Я тебя лично сдам на живодерню, - женщина брезгливо натянула подмоченный сапог за неимением другого выхода, схватила сумочку и выскочила из дома.

Через мгновение хлопнула дверца автомобиля. Михаил устало поплелся за супругой, и вскоре его машина, брызнув снегом из-под задних колес, выехала на проселочную дорогу. Варя привела детей обратно в комнату.