Политические работы 1895–1919 - Вебер Макс - Страница 42

Наконец, по мере роста управления экономикой со стороны государственной бюрократии все более фатально проявлялась бы нехватка самостоятельного контролирующего органа, который — как это делают парламенты — требует публичного отчета от всемогущих чиновников и располагает властью привлекать их к ответственности. В качестве средства как отбора квалифицированных чиновников, так и критики их работы, специфическое средство чисто плебисцитарной демократии — прямые выборы и прямое голосование, а тем более — референдумы по поводу отстранения от должности, в современном демократическом государстве совершенно непригодны. И если даже для партийной работы во время парламентских выборов значение денег заинтересованных лиц не столь уж ничтожно, то власть денег и ударная сила опирающегося на них демагогического аппарата в условиях современного демократического государства при исключительном господстве народных выборов и народного голосования колоссально возрастают.

Правда, обязательное народное голосование и обязательные народные выборы радикальным образом формируют противоположный полюс по отношению к ситуации, на которую часто сетуют: все политические достижения гражданина парламентского государства, дескать, сводятся к тому, что раз в несколько лет он опускает в урну бюллетень, заранее для него напечатанный партийными организациями. Задавали вопрос о том, служит ли это средством политического воспитания. Несомненно да — только при ранее изложенных условиях гласности управления и контроля над администрацией, которые приучают гражданина к постоянному наблюдению над тем, как управляют его делами. Однако обязательное народное голосование при известных обстоятельствах заставляет гражданина голосовать по поводу законов десятки раз в течение нескольких месяцев. Обязательные же народные выборы заставляют его голосовать относительно длинных списков лично ему совершенно неизвестных кандидатов на должности, о чьей профессиональной квалификации он не в состоянии судить. Конечно, нехватка профессиональной квалификации (коей не обладает ведь даже монарх) сама по себе не аргумент против демократического отбора чиновников. Ибо, разумеется, не обязательно быть сапожником самому, чтобы знать, жмет ли ботинок, изготовленный сапожником. Однако же опасность не только отупления, но и обмана голосующего, когда из него делают действительно виновного в плохом управлении, при народных выборах громадна — в противоположность парламентарной системе, при которой избиратель «держится» за лидеров партии, ответственной за назначение чиновников. А при проведении в жизнь всевозможных технически сложных законов как раз народное голосование может слишком легко принести результаты, когда его контролируют умные, но скрытые заинтересованные лица. В этом отношении ситуация в европейских странах с развитым профессиональным чиновничеством сложилась существенно иначе, нежели в Америке, где народное голосование считается единственным средством исправления коррумпированности неизбежных там законодательных органов отдельных штатов.

Тем самым мы ничего не говорим против использования в подходящих случаях народного голосования в качестве ultima ratio[88], причем несмотря на то, что условия в современных демократических государствах отличаются от швейцарских. Дело в том, что народное голосование в крупных государствах не делает излишним парламенты. В качестве органа контроля над чиновничеством и органа гласности управления, в качестве средства устранения непригодных руководящих чиновников, в качестве места утверждения бюджета и средства достижения межпартийных компромиссов парламент незаменим даже в выборных демократиях. И тем более незаменим в наследственных монархиях, поскольку наследственный монарх не должен ни работать с «чисто» избираемыми чиновниками, ни — когда он назначает чиновников — сам становиться на чью–либо сторону, чтобы не компрометировать свою особую внутриполитическую функцию: обеспечивать бесконфликтные решения при недостаточной определенности политического настроя и ситуации с властью. При этом наряду с лидерами «цезаристского» типа, в наследственных монархиях незаменима и парламентская власть — уже вследствие того обстоятельства, что бывают длительные периоды, когда у масс нет каких бы то ни было общепризнанных доверенных лиц. Проблема преемника повсюду была Ахиллесовой пятой всякого чисто цезаристского господства. И карьера, и изоляция, и отставка лидера цезаристского типа без опасности внутриполитической катастрофы легче всего свершаются там, где эффективное совместное правление могущественных представительских организаций обеспечивает политическую непрерывность и несокрушимое постоянство государственно–правовых гарантий гражданского порядка.

Наконец, очевиден и последний пункт, который действительно раздражает демократов, враждебно настроенных по отношению к парламенту: в значительной степени волюнтаристский характер политической работы, проводимой партиями, и поэтому также и самой парламентской партийной власти. На самом деле, как мы уже видели, при этой системе бывают «активные» и «пассивные» участники политической жизни. Политикой занимаются заинтересованные лица. (При этом под заинтересованными лицами имеются в виду не те материально заинтересованные лица, что при любой форме государственного устройства оказывают влияние на политику, а те политически заинтересованные лица, что добиваются политической власти и ответственности с целью реализации определенных политических идей.) И все–таки наиболее существенным здесь является как раз это «предприятие заинтересованных лиц». Ибо не политически пассивная «масса» рождает из своей среды вождей, но политический вождь вербует для себя свиту и завоевывает массу посредством «демагогии». Это происходит даже при самом что ни на есть демократическом государственном устройстве. И поэтому напрашивается противоположным образом поставленный вопрос: позволяют ли партии при хорошо развитой массовой демократии вообще делать карьеру людям с задатками вождей? В состоянии ли партии вообще воспринимать новые идеи? Ведь они подвержены бюрократизации совершенно так же, как и государственный аппарат. Создание совершенно новых партий вместе с их организационным аппаратом и предприятиями прессы требует сегодня таких денежных и трудовых затрат, а также столь тяжело по сравнению с непоколебимым могуществом прессы существующей, что оно практически не рассматривается[89]. Зато существующие партии становятся стереотипными. Их чиновничьи должности обеспечивают «пропитание» их обладателям. Совокупность их идей широко излагается в пропагандистской литературе и в партийной прессе. Материальные интересы задействованных тут издателей и авторов оборачиваются обесцениваием таких литературных трудов из–за попутной переделки их идей. Профессиональный же политик, который живет жизнью партии, и подавно не желает видеть обесценивания своего «идеального» имущества, состоящего из мыслей и лозунгов, — своего духовного инструментария. Поэтому рецепция новых идей партиями происходит относительно быстро лишь там, где — как в Америке — совершенно беспринципные партии чистого ведомственного патронажа на каждые выборы заново вставляют в свои «платформы» такие «доски», от которых они ожидают притягательной силы при привлечении голосов. Еще более тяжелой представляется карьера новых лидеров. Так, во главе наших партий уже с давних времен мы видим одних и тех же вождей, по большей части весьма уважаемых, но столь же часто не выделяющихся ни духовно, ни благодаря мощному политическому темпераменту. О цеховом недоброжелательстве к новичкам речь уже шла, оно в природе вещей. И тут тоже как раз отношения в партиях, подобных американским, отчасти складываются иначе. В таких партиях в высшей степени стабильны власть имущие, боссы. Они домогаются лишь власти, но не почета и не ответственности. И именно в интересах сохранения своего могущества они не подвергают себя опасности и не выставляют собственную кандидатуру во избежание публичного разбора их политических практик, из–за чего их личности могли бы серьезно подорвать шансы партии. Потому–то они охотно и нередко, если не всегда, выставляют кандидатуры «новых людей». Охотно — если эти люди в их понимании «надежны». Неохотно, но в силу обстоятельств — если благодаря своей новизне или каким–то специфическим и пресловутым достижениям они оказываются столь притягательными, что в интересах победы на выборах их выдвижение кажется необходимым. Такие отношения, обусловленные народными выборами, совершенно не переносимы на нашу почву, а также едва ли желательны. Столь же не переносимы в Германию французская и итальянская ситуации, которые отличаются тем, что на руководящих постах непрерывно перетасовывается периодически дополняемое новичками, но изрядно ограниченное количество «министрабельных» политических деятелей, что является следствием тамошних партийных структур. Напротив того, английская ситуация весьма отличается от только что упомянутой. Она проявляется в том, что на парламентском поприще (которое мы не будем здесь описывать подробнее), а также в партиях, отличающихся четкой организацией благодаря системе caucus’ов, на политической сцене выступают и делают карьеру разнообразные политические темпераменты и лидерские натуры. С одной стороны, парламентская карьера предоставляет богатые шансы политическому честолюбию и воле к власти и к ответственности; с другой же стороны, вследствие цезаристских особенностей массовой демократии партии вынуждены подчиняться реальным политическим темпераментам и дарованиям лидеров, если лидеры демонстрируют, что они в состоянии снискать доверие масс. Снова и снова подтверждается, что шансы на то, что лидерским натурам удастся сделать карьеру, зависят от шансов конкретных партий оказаться у власти. Во всяком случае, ни цезаристский характер и обращенная к массам демагогия, ни бюрократизация и стереотипизация партий как таковые не представляют собой непреодолимого препятствия для карьеры лидеров. И как раз строго организованным партиям, каковые действительно стремятся утвердиться у государственной власти, приходится подчиняться доверенным лицам масс, если последние обладают лидерской натурой, тогда как недисциплинированная «свита» французского парламента имеет дурную славу подлинной родины парламентских интриг — и только. С другой стороны, жесткая организация партий и, прежде всего, необходимость для вождей масс участвовать в жестко упорядоченной договоренностями работе парламентских комитетов, а также подтверждать там свою квалификацию, все–таки предоставляет мощную гарантию того, что эти склонные к цезаризму доверенные лица масс смирятся с жесткими правовыми формами государственной жизни и что их будут выбирать не по чисто эмоциональным мотивам, т. е. не по исключительно «демагогическим» качествам в худшем смысле этого слова. Именно в нынешних условиях отбора вождей сильный парламент и ответственные парламентские партии (т. е. их функция в качестве места отбора и испытания вождей масс в качестве руководителей государства) служат основными предпосылками устойчивого политического курса.