Морские короли. Дороги судеб (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 42

Королева?

Так и она не вечна! Все мы смертны, а власть имущие - особенно!

Алаис не задумывалась, как она это сделает, просто частичка ее души была намертво прикована к Карнавону.

Дом.

Первый и единственный дом Алаис в этом странном и жестоком мире.

***

Единственным положительным моментом в путешествии Алаис стала остановка в таверне. И бродячий менестрель.

Пел он откровенно плохо, баллады были такие, что Алаис мгновенно успокоилась за свой репертуар - лучше плохая рифма, чем вообще никакой. Белый стих - наше все.

А уж подогнать строчки под размер, там вставить слово, тут выдернуть - это Алаис могла. Работа у юриста такая - со словами. Песни раньше переделывать тоже приходилось, кстати. Когда поздравляли кого-нибудь, и переделывали очередной хит эстрады, например 'Шоколадного зайца' или 'О боже, какой мужчина, мы хотим от тебя сына, а потом потребуем дочку. Чтоб каждой - и в точку'.

Мало смысла?

А то в эстрадных песнях его больше!

И вообще... Были вещи, которые Алаис знала, и декламировать их под музыку было откровенно выигрышно.

Александр Сергеевич Пушкин и его сказки в стихах - почитаешь племянникам, так поневоле запомнишь, Ершов, Филатов для более взрослой аудитории - да много чего можно нарыть в памяти современного россиянина.

Главным было другое.

Алаис увидела - и поплыла практически на небеса.

Гитара.

Правда, с другой формой корпуса, с восемью ладами и пятью струнами, но - гитара!

Родная!

Настоящая!

Пусть менестрель владел ей не слишком хорошо, пусть услышав его пение, удавились бы даже поп-мальчики, но главное - было!

Гитара!

Порывшись в памяти Алаис, Таня узнала, что инструмент называется гаролой, и они бывают разные. Правда, для аристократок это считается зазорным, но... не все ли равно?

Алаис смотрела на инструмент таким влюбленным взглядом, что даже Таламир занервничал и крепко сжал руку супруги.

- Алаис...

Второй влюбленный взгляд достался супругу.

- Монтьер, - таким голосом говорила когда-то Таня, выпрашивая себе норковую шубку. - Я хочу ее!

- Кого? - искренне опешил мужчина.

- Гаролу...

Ответом ей был совершенно растерянный карий взгляд.

- Э...

- Я знаю, что это неприлично. Но я обещаю никому ее не показывать. Монтьер, отец всегда был против, а мне так хотелось научиться...

И глазки кота из Шрека.

Красные - некавайно смотрятся? Неважно! Главное, чтобы подействовало. Таламир подумал минут пять, потом вздохнул и повелся.

- Хорошо, дорогая супруга. Будет вам гарола. В столице.

Алаис захлопала в ладоши и изобразила восторг.

- Монтьер! О, монтьер!

Гитару, то есть, гаролу, пришлось отрабатывать этой же ночью, но Алаис была настолько счастлива, что не обращала внимания ни на вонь в комнате, ни на запах от супруга.

Она стала на шаг ближе к своей мечте.

Есть одежда, есть инструмент для работы, осталось разработать план побега. Куда, когда... с кем?

Да, и с кем хорошо бы тоже. Одинокой женщине в этом мире тяжело... а замужней еще тяжелее. Эх, куда ни кинь - всюду клин.

Ничего!

Вышибем!

Род Ольрат.

Рецепт удачного покушения.

Пять хороших стрелков, десять арбалетов, неограниченное число болтов и удачно выбранные места для засады. Эх, напрасно тьер Римейн пустил в свой дом Массимо, напрасно недооценил своего конюха. Но кто ж из благородных людей обращает внимание на эту шушеру?

Подумаешь там, чистит он коней - и ладно, овес не ворует - еще лучше, на конюшне порядок - человек на своем месте! Что еще надо? Понятно же, что все это быдло специально рождено, чтобы обслуживать таких, как тьер Римейн! А что у конюха может быть какая-то ненависть... да кто он вообще такой!?

Чтобы хвост поднимать на благородных тьеров!? Благодарен должен быть, что до него вообще снизошли, слово сказать соизволили. А уж какая-то там девица...

Тьер Римейн и думать про нее забыл. А вот Массимо - не забыл. И следил за своим 'хозяином', и места для стрелков выбирал тщательно, и продумывал каждое движение, и даже кто в кого бьет постарался распределить.

Шернат поддерживал несостоявшегося родственника, как мог. Но выходило все одно - уезжать Массимо из города. Остальные трое - наемники, перекати-поле, сегодня здесь, завтра там, их не найдут а вот Массимо...

Должен быть кто-то главный, должен.

А потому арбалеты покупал Массимо, болты заказывал тоже он, с наемниками договаривался - он, комнаты в трактире наемникам тоже он оплачивал... Сначала они с Шернатом хотели мстить месть вдвоем, но потом подсчитали количество выстрелов, количество мишеней и поняли, что не справятся. Вдруг кто-то да удерет?

Этого допускать было никак нельзя, лучше уж нанять наемников для грязного дела.

Шернат давал деньги, и готовился сам. Никто кожевника не видел, но огонь мести в его груди горел не слабее. Просто когда тебе есть, кем рисковать, ты невольно станешь осторожнее.

Мужчины ждали момента, и - вот оно!

Массимо понял, что следующей ночью тьер Римейн отправится на собрание. Это тьер не обращал внимания на конюха. А сам конюх очень внимательно следил за господином. И молился.

С утра он отпросился на час - и отправился в храм Ардена.

Постоял немного перед статуями.

Арден смотрел по-мужски одобрительно, Мелиона явно грустила о несовершенстве мира. Это понятно, не женское дело - месть, а вот Арден точно поймет. Двое серьезных мужчин всегда договорятся.

- Твоя душа неспокойна, дитя Ардена, - жрец Ардена, судя по белым, с голубой оторочкой одеждам, возносящий, смотрел на Массимо ровно и спокойно.

Видит Арден, не подойди к нему возносящий, сам Массимо вышел бы из храма просто так. Но раз уж он подошел...

- Возносящий...

- Ирет.

- Возносящий Ирет, у меня действительно неспокойно на душе.

- Могу я облегчить твою участь разговором или молитвой, дитя Ардена?

- Мое имя Массимо, возносящий.

Жрец стоял и молча глядел на Массимо. Доброжелательно и спокойно. Казалось, в его глазах кроется целый океан, который не взволнуешь мирскими дрязгами. Да, на поверхности могут бушевать бури и тонуть корабли, но в глубинах его очей, как и в морских пучинах, царил покой. Этот возносящий искренне верил в Ардена и в дело, которому служит, и потому его душевное спокойствие было незыблемо.

И Массимо решился.

Его не уговаривали, не убеждали, он просто хотел... облегчить душу? Вот уж грузом на нее эти убийства не лягут.

А что тогда?

Массимо и сам не знал.

- Уделите мне время, возносящий Ирет. Может быть, мне станет чуть легче?

Если бы возносящий препоручил Массимо служителю, он был бы в своем праве. Массимо наплел бы чепухи и ушел, но возносящий просто молча кивнул и поманил мужчину за собой вглубь. В маленьком кабинете на двоих стоял небольшой чайничек с настоем, две чашки, лежали маленькие храмовые печеньица в форме ракушек, на скамейках была брошена пара подушек, чтобы было не так жестко сидеть - все было сделано для удобства того, кто желает поделиться наболевшим.*

* в мире Рамтерейи нет исповедален, как таковых. Считается, что душу можно открыть, только глядя в глаза Ардена или посредника между тобой и Арденом - жреца. Любого. И лучше это делать в удобной обстановке. Ведь дети не должны стоять на коленях перед своим отцом, родителям не под душе рабская покорность. Прим. авт.

Возносящий опустился на одну скамью, Массимо на вторую... и бухнул, как в прорубь.

- Я собираюсь убить несколько человек, возносящий. И уже убил.

Массимо не ошибся в жреце, тот не повел и бровью. Разлил по чашкам травяной настой, повел рукой в сторону вазочки с медом, предлагая добавить по вкусу, и только после первого глотка поинтересовался:

- Надеюсь, они это заслужили?

- Возносящий, вы же знаете, что в нашем городе есть те, кто поклоняется Ириону.