Растения рассказывают - Турманина Валерия Ильинична - Страница 20

Археологические же исследования последних десятилетий, сопровождавшиеся раскопками древних курганов, селищ, городищ, позволили выяснить многое в загадочном "курганном племени".

Славянская колонизация шла в VI - X вв. главным образом с юго-запада, из земель окских вятичей, а в XI - XII вв. - из земель полян и северян.

Славяне при этом двигались не в пустынные, а в густо заселенные районы. Характер взаимодействия угро-финских племен, дьяковской и городецкой культур со славянами был различен в конкретных местах.

В этот период земледелие сочеталось с активным использованием лесов как для бортничества, так и для свиноводства, что возможно при обилии в лесах липы, дуба и других широколиственных пород деревьев.

В первой половине XVI в. все посещавшие Московию европейцы отмечали обилие лесов, болот, хорошие урожаи, великолепные луга, зимние морозы, весенние половодья. Наиболее известны сделанные в то время записи немецкого дипломата Зигмунда Герберштейна, неоднократно издававшиеся и у нас, и за границей. Примечательны также записи Альберта Кампензе и Павла Иова Новокамского, посещавших Московию в 1523 - 1526 гг. Павел Иова делал свои записи, консультируясь у русского посла в Италии Дмитрия Герасимова, поэтому в его оценках нет боязни перед обширными дикими местами, появившейся у тех из "гостей", которых, вероятно, не без умысла запугивали непроходимыми лесами и болотами. Оба итальянца наши леса называют Герцинскими, следуя традиции Цезаря, называвшего так леса Европы в целом. Альберт Кампензе отмечал, что Московия богата диким медом, позволявшим обеспечивать им Европу. "Герцинский лес, - писал он, - рассеянный частыми и густыми рощами на всем протяжении Московии, снабжает жителей всякого рода Деревьями, нужными для их употребления. Вообще у них гораздо больше лесу, нежели у нас. Сосны величины невероятной, так что одного дерева достаточно на мачту самого большого корабля, а дуб и клен гораздо лучше, чем в наших краях"[11]. И далее: "Московия, несмотря на обширность свою, весьма хорошо населена и так тщательно защищена на границах, что не только никто из служителей или рабов, но даже поселяне и вольные люди не могут выйти за ее пределы"[12]. Более четко эта мысль выражена у Павла Иова: "Большую часть Московии занимают Герцинские леса, которые, будучи уже в некоторых местах заселены и в продолжении времени расчищены трудолюбием жителей, не представляют более тех страшных и непроходимых дебрей, как прежде" [13]. Интересно отметить, что в этот период использовались даже такие участки, как окрестности Медвежьих озер, в настоящее время очень слабо используемые по причине заболоченности.

В 80-х годах XIV в. эти земли приобрели монахи московского Симонова монастыря "с деревнями с бортничьими... и лесом, и с болотом, и с перевесами". Был построен монастырь Спаса Преображения, и у каждого из пяти поселков был свой "бортный ухожий" участок. В начале XV в. были присоединены Ревякинская пустошь с лесом и бортью, а затем и Максимовская.

Территории вокруг Москвы постоянно делились на вотчины, а потом и поместья, нередко отдавались на временное "кормление". Хозяева очень часто менялись, дольше оставались деревни, церкви, погосты. Об освоенности лесных массивов может свидетельствовать тот факт, что один из многочисленных временных хозяев Каширы, Шах-Аминь, которому она была отдана на "кормление" в 1543 г., дал разрешение на въезд монахам Троице-Сергиева монастыря в Каширский лес для сбора меда. К этому времени относится сооружение многочисленных церквей, монастырей, садов, запустение которых будет отмечаться в последующие столетия. Таким образом, лесная растительность и в этот период была преимущественно широколиственной. Особенно привлекала путешественников липа - высотой, ароматом, толщиной ствола. Все путешественники отмечали наряду с зимними холодами и весенними болотами и разливами рек хорошие урожаи летом, обеспеченность продуктами питания и их дешевизну.

Во второй половине XVI в. всеми историками отмечается перемещение сельского населения на юго-восток, обусловленное в первую очередь социальными причинами (усиление угнетения крестьян, опричнина, неудачные Ливонские войны Ивана IV). Но представляется немаловажным и увеличение заболоченности и заозеренности многих мест. Особенно четко это можно заметить в таком известном месте, как Оковский лес, о котором упоминалось ранее.

Первое дошедшее до нас картографическое изображение этих мест относится к середине XVI в. На одной из трех сохранившихся карт Антония Женкенсона "Россия, Московия и Татария" (1562) Днепр и Волга вытекают из одного озера, именуемого "Протока". Большое количество озер показано и на карте Зигмунда Герберштейна (1546 - 1549 гг.), который в своих описаниях отмечает, что из Волконского леса вытекают четыре реки, а Волга начинается из Фронового болота, затем впадает в озеро Волго и вытекает оттуда "увеличенная множеством вод". Большая заозеренность характерна и для карты Антония Вида-Ляцкого (1556 г.). На картах конца XVI и начала XVII в. Я. Гастальди, Герарда Маркатора, М. Стубича, Гесель-Герарда, Джонса Ди, Родзевилла показывается значительная заозеренность и относительно слабая заселенность этих мест. В верховьях рек расположено большое озеро Волок. Эти карты масштабов 1:2000000 - 1:5000000 поражают в целом значительной площадью озер по сравнению с современными картами подобных масштабов.

Именно к этому времени относятся свидетельства очевидцев, посещавших Московию в конце XVI и в XVII в. и воспринимавших ее как бедную, неплодородную страну со сплошными болотами и лесами. Воспоминания о былом судоходстве по мелким речкам, в современных условиях нередко пересыхающих летом, сведения о мельницах по ручьям, где воды в сухие лета совсем не бывает, относятся исключительно к этому периоду, хотя большинством исследователей распространяются на все "старые времена".

Вот некоторые свидетельства тех времен: "...путешествие крайне затруднительно, даже и в хорошую погоду, по причине плохого состояния дорог и гатей ("мостов"), которых насчитывается более шестисот, длиною в иных местах более мили..."[14] Или о пути от Смоленска до Москвы: "Путь отсюда до Москвы весьма ровен, но на каждом шагу встречаются гати, глубокие болота, камыши и весьма часто леса, а также и большие озера, наполовину замерзшие..."[15] О Московии: "...большая часть ее представляет дикую пустыню, покрытую кустарниками и топкими болотами и гатями"...[16] "От обилия рек и источников, впадающих в эту реку Оку, она в некоторых местах становится очень широка, величиною с египетский Нил и даже шире, - писал Павел Алепский в 1654 г. - Вследствие обилия дождей у них зерновой хлеб раскидывается с большим тщанием на деревянных подмостках, дабы скорее высох".

"Страна, открытая Северному ветру, в направлении к Сибири самоедам, почти неплодородна; обилие лесов и крайняя суровость холода осуждают на бесплодие" (1698 - 1699 гг. Корб Иоан Георг, с. 248). "Обширная страна эта во многих местах покрыта кустарниками и лесами, большей частью соснами, березами, орешником. Много мест пустынных болотистых" (Олеарий, 1633 и 1654 гг., с. 159). На прекрасных рисунках Оле-ария всюду, кроме Прикаспия, изображены ели.

В летописях начала XVII в. нередко рисовалась такая картина: "Всю весну и начало лета были дожди великие, которые не давали хлебу созревать; стоял он, налившись, зеленый, как трава. На празднике Успенья Богородицы (т. е. в конце августа) был мороз великий и побил хлеб, рожь и овес".

Люди стали уходить на юго-восток, пополняя казачество.

В монографии Ю. Готье "Замосковный край в XVII веке" эта тенденция к движению на юг охарактеризована так: "...обнаружившийся еще в XVI в. отлив населения в южные пограничные области продолжался до самого конца XVII в.".