Волчья хватка. Книга 1 - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 48

— Я говорил тебе: жить с человеком можно собакам, а не волкам, — проворчал он. — Ты же зверь, объявленный вне закона. Видишь, я тебе не защитник, потому что у волков не бывает хозяина… Ладно, сам напросился, терпи. Ещё хорошо отделался. Теперь у нас, брат, и раны одинаковые. Это у тебя первые дырки в шкуре, но не последние…

В горячке он не чуял боли, но теперь обе раны горели огнём и заставляли зверя вертеться в узком пространстве между сиденьем и доской приборов, дотягиваясь то до одной, то до другой. Весь набор обезболивающих и дезинфицирующих средств был у него на языке; без всякого вмешательства он мог бы в течение нескольких дней справиться и с более тяжёлой раной, однако у Молчуна, стрелянного впервые, не хватало опыта. Он нормально доставал языком плечо, однако входное отверстие с большим трудом, поскольку вынужден был выворачивать голову назад и вниз или совать её под лапу. А лечить сейчас следовало именно входную рану, где остаётся вся зараза от пули и куда попадает шерсть.

По молодости переярок ещё не знал этого и вылизывал ту, что была больше, ближе и больнее. Занятый своими мыслями, Ражный вначале тоже не обратил на это внимания и хватился лишь через два часа, когда въехал в Вятские Поляны: волк часто задышал, хотя было не жарко, нос стал сухой и горячий.

Каждый араке, будь он вотчинным или вольным, приезжая на поединок в чужую вотчину, должен был прежде всего отыскать хозяина Урочища, засвидетельствовать своё появление и, если схватка была определена с кем-то третьим, получить от него подорожную — своеобразное разрешение на поединок и условленное место и час первой встречи с соперником.

Существующие обычаи засадников складывались во времена татаро-монгольского ига, при Сергии Радонежском, и соблюдались очень строгие и весьма насущные правила конспирации, сохранившиеся до сегодняшнего дня. Вместе с тем, было в этих обычаях и кое-что более древнее, архаичное, не связанное с христианством и теперь ставшее чистой символикой. Поклонение и приношение жертв деревьям Урочища было привычным и обыденным, но кроме того, например, приносить дары вотчиннику, на чьей земле произойдёт схватка. Каков дар, зависело от важности поединка: по обыкновению это был жеребёнок или ловчий сокол, но если для аракса борьба на земляном ковре была решающей, судьбоносной, значимость дара увеличивалась соразмерно и не имела привычного понятия цены. Победитель мог одарить самым дорогим — вторым или третьим по счёту сыном, отдав его вотчиннику на воспитание и обучение, если у того нет сыновей и некому наследовать Рощу, или дочь в жены, если хозяин Урочища недавно вступил в сборный возраст и холост.

Когда-то таким образом деду Ерофею привели жену — бабку Ражного, красавицу невиданную, из-за которой, собственно, и таскали деда, пытаясь засадить в лагерь.

Теперь не то что дочерей, но и жеребят, а тем более, ловчих птиц, не давали в дар, и приношение вотчиннику напоминало примитивную взятку, ибо из однолетнего жеребчика ещё нужно было вырастить коня, кормить его, ухаживать, обучать — одним словом, душу вкладывать. И с соколом не возьмёшь большую добычу, разве что утку или перепела…

Нынче считалось достойным даром, если вотчиннику пригоняли машину, как Колеватый…

Ражный вёз волка…

Хозяин Вятскополянского Урочища Николай Голован был сельским священником, и отыскать его оказалось совсем не трудно, как, впрочем, и саму Рощу. Дабы побороть «чародейские» обычаи, ещё при Алексее Михайловиче в дубраве поставили деревянный храм, а служить в нем поставили аракса, вотчинника Голована, таким образом примирив доселе непримиримое. Спустя шестьдесят лет воздвигли каменный, двухэтажный, с колокольней, видимой на много километров. И тут же, при храме, сделали приходское кладбище, так что жители из близлежащих деревень не одну сотню лет свозили сюда покойников и хоронили между огромных деревьев. Но с них каждый год слетало столько желудей и листвы, что могилы сами скоро оказывались похороненными и исчезали бесследно.

В последние лет десять сюда вообще не привозили мёртвых, поскольку дееспособное население прихода давно разъехалось, оставшиеся немощные старики доели последний колхозный комбикорм и поумирали, и дома в деревнях раскупили дачники. Храм долгое время служил складом фуража, потом вообще стоял в запустении, пока власти не дали команду на возрождение веры и церквей.

И потому как вотчинники Голованы издавна наследовали не только Урочище, но и сан приходского священника, то Николай в одиночку взялся восстанавливать храм, после чего, увидев его старания, подключились дачники — люди в основном интелллектуального труда, изголодавшиеся по вере. Так снова и возник приход, на самом деле существующий лишь в летний период, а все остальное время отец Николай служил в совершенно пустом, гулком храме.

По этой причине боярин Пересвет назначил поединок на начало октября, когда в Урочище на высоком холме нет ни единого постороннего человека и вотчинник-батюшка, молясь за своих прихожан, откочевавших большей частью на зимние квартиры в Москву, исполняет обязанности дачного сторожа.

Конечно, араксу Головану полезнее было бы пригнать в качестве дара джип-внедорожник: Ражный за последний десяток километров дважды засаживал «Ниву» так, что приходилось вытаскивать ручной лебёдкой. С началом дождей Урочище превращалось в остров.

Он привёз волка…

Каждый вотчинник стремился не выдавать месторасположение Рощи и, тем более, ристалища; тут же все было на виду, открыто, и в этом была сложность предстоящей схватки. Единоборцы могли спокойно разгуливать по Урочищу, воздавать жертвы деревьям, прикасаться руками к земляному ковру и получать от него силу, оставленную здесь араксами за многие сотни лет. И кроме того, некоторое время до начала поединка жить на этой территории и даже ежедневно и подолгу видеть своего противника.

Ражный приехал первым, на день раньше Скифа. И не было нужды демонстрировать вотчиннику опознавательные знаки — обряжаться в рубаху и надевать пояс. Голован издали заметил буксующую машину на склоне холма и пошёл навстречу, ещё и вытолкнуть помог из грязи.

— Здравствуй, Ражный, — сказал он, подавая руку сквозь опущенное стекло. — Добро пожаловать… Давай-ка, подсоблю.

На вид ему было лет семьдесят, но это только на вид — скорее всего, многим больше, однако вотчинный араке был в самом расцвете сил и буквально вкатил «Ниву» под прикрытие древней дубравы. Он не видел волка в машине — Молчун за последние часы ослаб и лежал на полу, не поднимая головы, и когда Ражный остановился и открыл дверцу, тяжело вышел и сразу же лёг на траву.

— Боже ты мой! — всплеснул ручищами отец Николай. — Да ведь ему же нездоровится!

— По дороге подстрелили, — объяснил Ражный. — Рана не опасная, выходится… Зато теперь не простой зверь — стреляный. Так что прими в дар, вотчинник.

Молчун вскинул голову — взгляд был печальный, но Ражный посчитал, что это от слабости и боли.

— Благодарствую, — скрывая радость, произнёс Голован и пощупал волчий нос. — Горячий… Ну, температуру мы сейчас снимем, и рану бы обработать… Ты сам или мне?

— Сам, — сказал он, и пока вотчинник ходил за питьём для волка, Ражный промыл мочой оба отверстия, и особенно входное, куда забило пулей шерсть. Молчун терпел и лишь прикусывал руку, когда она касалась пораненного ребра. Отец Николай принёс плошку с отваром, подставил к морде.

— Похлебай-ка, братец серый волк… Как ему имя?

— Молчун.

— Хорошее имя для такого существа, — одобрил он, глядя, как зверь лакает. — Хоть и не принято судить о даре, но это не просто дикий волк, Ражный. И душа у него не волчья…

— Тебе виднее, вотчинник, — уклонился тот, исподволь озирая Урочище: где-то здесь близко должен быть Поклонный дуб. — Говорю же, стреляный…

Двухэтажный, недавно отремонтированный дом Голована стоял поодаль от храма и был огорожен дощатым забором, а храм, закованный в железные леса, походил на птичью клетку. Крестов в Роще почти уже не было, маячило в просветах несколько за церковной оградой и возле неё, но зато чуть выше, пожалуй, на самом пике холма, на почётном месте, где наверняка когда-то было ристалище, вздымался высоченный железобетонный обелиск с красной звездой и бесконечными столбиками фамилий.