И.С.Т. (СИ) - "shizandra" - Страница 114

Тимур зашипел, окончательно переместившись под него. Ногами обвил его бедра, и когда поднял на него взгляд, томность, спокойствие и сонная нега уступили место поистине адскому пламени.

— Дай мне три минуты… и никуда не девай свой настрой.

— Хм? — Марек чувствительно прикусил кожу на плече и перекатился на спину, оказавшись под обнимающим его Тимуром. Криво усмехнулся и демонстративно раскинул руки, словно сдаваясь. — Время засекать?

— Не стоит, — Тимур ладонями с силой провел по груди, царапнул дрогнувший живот. О да, Марек тоже возбужден. И это очень, очень, очень здорово.

Тим скатился с постели и исчез в туалете. Об этом ночью он как-то не подумал. Ну да. Не до развлечений было. Но теперь расклад поменялся. И три лихорадочные минуты в очередной раз доказывали, что у Тимура Ширинского вечно все не как у нормальных людей. Даже попытка заняться любовью.

Никаких пошлых поз и кривляний. У него дрожали колени, когда он возвращался к постели. И еще не хватало воздуха. Даже в этой прохладной комнате. Достаточно было только посмотреть в лицо вытянувшегося на кровати мужчины.

Марек сомнениями не мучился. И как только Тимур оказался в доступной близости, потянулся и дернул на себя за руку. Охнув от тяжести, принял в объятия, сильной лаской проходясь по спине и бокам.

— Спрашивать тебя о теории бессмысленно, раз уж ты учишься здесь. Спрошу о другом: ты когда-нибудь был с мужчиной? Своего мальчика можешь не упоминать, я и без того знаю каков уровень вашей близости.

— Только сверху. С теорией знаком. — Он открыт. Чуть более чем полностью. Вот так сидя на бедрах еще не любовника. Совершенно обнаженный. Возбужденный и взвинченный. — Подушки под бедра ненавижу. Нежность люблю. До и после. И еще люблю тебя. По любому. Не принципиально и не важно, как, где, почему и зачем тоже.

— Основательный мальчик, — хмыкнул Марек, поглаживая внутренние стороны его бедер. — Но вот без подушки, увы, не обойтись. Особенно если в первый раз. Разве что захочешь полностью контролировать процесс. Но этого я тебе не позволю. Не сейчас, — он гибко поднялся, садясь на кровати и удерживая Тимура за талию. Теперь они были очень близко, лицом к лицу. — Есть возражения?

— Не вижу смысла, — Тим накрыл его губы своими, целуя жадно, голодно, до ярких вспышек под зажмуренными веками.

Словами Марек отвечать не стал. Вместо этого подался вперед, вламываясь в рот, и опрокидывая Тимура на спину, наваливаясь сверху. Так плотно и сильно, что напряженный член оказался зажат между животами, едва соприкасаясь с плотью Марека. Они оба были возбуждены, и дополнительной стимуляции не требовалось, но от трения, от каждого неторопливого движения срывалось дыхание.

Если бы можно было влиться всем телом в другого — Тим бы это сделал. Даже сейчас, телом к телу, лицом к лицу, когда ничего, никаких преград между ними не было, даже этой близости ему было мало. До слез мало.

— Возьми меня. Пожалуйста.

И на этот раз Марек отвечать не стал. Только терзал губы поцелуями. Странная нежность, порывистая, почти болезненная. Марек не знал его чувствительные точки, поэтому экспериментировал с размахом, ища и находя местечки на его теле, от касания к которым выгибало дугой. И да, подушка под бедрами, открывшая его еще больше, все-таки оказалась.

Кот на раскаленной крыше. Тим извивался под его руками, под его поцелуями, укусами, под его ласками болезненно-нужными. Тим кусал уголок подушки, заглушая собственные стоны и вскрики. Тим зарывался пальцами в его волосы и тут же отдергивал руки, боясь слишком сильно сжать кулаки. Он с ума сходил. Слишком долго и слишком отчаянно он хотел этого. Подготовка была долгой, выматывающей. Словно Марек боялся причинить ему боль и двигал пальцами внутри него медленно, размеренно, не жалея смазки. Чутко следил за выражением лица, за тем, как каменеют мышцы. И долго колебался прежде, чем войти, жестко зафиксировав бедра.

Тимур замер, закаменел просто, обеими руками вцепившись в его плечи. Замер на судорожном вздохе, захлебываясь холодным воздухом, широко распахнув незрячие глаза. В груди истерично билась, силясь вырваться из плена тела, алая нить. И вырвалась, с едва слышным в звенящей тишине всхлипом:

— Ма…рек…

Марек охнул сдавленно, зажмурился, замирая сам, словно прислушиваясь к фантомному шелесту невидимой нити. Улыбнулся болезненно, погладил скулу:

— Что же ты делаешь, маленький… Нельзя оператору без своего оракула.

— Жаль, что корректоры не работают с операторами, — выстонал Тимур, только сильнее обнимая его. Нить больше не дрожала. Она наливалась тяжелым мерцанием, пульсируя в такт безумному биению сердца.

— Жаль, что я не оракул, — выдохнул Марек и кинул себя вперед. Резко, глубоко, болезненно, но властно. Почти втираясь, вдавливая в матрас. — Ты будешь моим, Тимур? До самого конца.

Болезненно искаженное лицо, припухшие губы с четкой яркой кромкой. Дрожащие ресницы, слезинка в уголке глаза.

— Три года тебя ждал. — Боль плавит тело, но по ниточке, по яркой алой ниточке капля за каплей вливается удовольствие. Такое, которого он не знал. Никогда не знал. — Ты моим будешь?

— Буду, Тим, буду, — Марек на миг замер, целуя его глубоко, неторопливо, с настоящей страстью.

А в следующий момент Тимур сам подался ему навстречу. Толкнулся бедрами, обнял ногами, позволяя проникнуть еще глубже. И быстрее. Резче. И еще быстрее. И резче. До хриплого крика, рвущегося из напряженного горла. Почти звериного крика. До освобождения, выплеснувшегося каплями на живот. До судороги и сорванного дыхания. И тягучего болезненно-сладкого удовольствия, разлившегося по телу, когда изнутри словно обожгло чужим наслаждением.

Несколько секунд в спальне стояла только тишина, томная и ленивая, почти сонная, а потом Марек пошевелился и вытянулся рядом, обнимая и прижимая к себе, поглаживая с нежностью по плечам и спине.

— Я сделал тебе не слишком больно, маленький?

— Мне хорошо, — выдохнул ему в шею Тимур. — И ты обещал. Никуда ты от меня не сбежишь, Марек Арестов.

— Осталось только уговорить страшную комиссию меня не арестовывать. Или арестовать вместе с тобой, — фыркнул Марек.

Тимур напрягся.

— Все так серьезно? Просто… я не специально, так само вышло. Я же не могу приказать себе самому не запечатляться. Но без тебя я пропаду. Они же не могут… они… черт, нет, я не отдам тебя им.

— Тш-ш- ш, не дергайся, — Марек на секунду стиснул руки. — Я знаю, как это бывает и что над запечатлением мы не властны. Я рад, что это ты, но ответить тебе этим же не смогу, прости, маленький. Я корректор, а это значит, что принадлежу всем и никому. Но я просто твой. А комиссия… Пусть она тебя не волнует. Рано или поздно, но она должна была здесь появиться.

— Что с нами будет? С нами всеми. — Тим смотрел в его глаза и больше всего боялся, что это в первый и последний раз вот так. Так близко. Так интимно. И так тепло.

— Я не знаю, Тим. Такой ночи, как эта, не помнит история всего института. Все слишком серьезно и, боюсь, последствия для планаров предсказать не смогут даже оракулы Совета. А мы связаны с ними слишком сильно, чтобы нас обошло это стороной. Так что не смей лезть туда. И другим не давай. А то голову откручу. Если выбраться сумеешь, — очень странно, насмешливо и серьезно, бросил Марек.

— Хорошо, — кивнул Ширинский, губами мазнул по колючей скуле. — Тебе бы побриться. Хоть должен признаться, небритость тебе к лицу, но мне ты все-таки больше нравишься чисто выбритым. И после поцелуев лицо не чешется.

— Неженка, — фыркнул Марек, но вывернулся и встал с постели. — Вот так всегда — сначала «устрой себе выходной», а потом «тебе бы побриться» и вот ты уже бредешь в душ, потому что тебя ненавязчиво выставили из кровати.

— Если ты не станешь возражать, я с удовольствием составлю тебе компанию, — улыбнулся Тимур, выбираясь из постели. Боль лизнула бедра и отступила. Горячий душ и еще несколько минут вдумчивых ласк. И можно пережить еще один день в институте. А о комиссии можно будет подумать позже. В блоке например. И обязательно позвать Матея и его парней. Да, пожалуй, именно так он и поступит.