Мосад, Аман и все такое… - Блехман Рафаил - Страница 12

Харзль сопротивлялся назначению. Он чуял в Амите конкурента. Но генеральный штаб настоял на своем кандидате.

Амит действительно принес в Аман новые идеи, поддерживаемые почти всем молодым генералитетом. Израильская разведка, говорил он, должна сосредоточить свои усилия на «странах конфронтации», чтобы подготовить страну на случай войны. Поэтому то, что делает Нееман, — это хорошо, а вот то, что делает Харэль — не очень. Конечно, его «особые операции» блестящи, но лучше бы он не гонялся по всему свету за бывшими нацистами и похищенными детьми, а направил усилия своих агентов на сбор информации об арабских армиях.

Атаковать Харэля означало атаковать живую легенду израильской разведки и посягать на авторитарную власть шефа Мосада. Многие считали, что Амиту не сносить головы. Но времена были уже не те. И Бен-Гурион уже не так стоял за «своего» Исера. Раньше, когда ему жаловались на Харэля, он отвечал, что Исер делает свое дело, и не беда, если при этом полетит несколько щепок. Теперь Амит заявлял, что если Исер и делает свое дело, то он делает его не очень хорошо. И щепки летят лишние. Его методы устарели. Он живет от операции к операции — этакий супершпион, гастролирующий на всемирной сцене вместо того, чтобы быть эффективным руководителем современной секретной службы.

В критике Амита было много справедливого. И это вскоре подтвердилось. 6 июля 1961 года Израиль запустил свою первую ракету «Шавит». Официально она называлась «метеорологической», но мало кто сомневался в ее военном назначении. И вот, почти ровно год спустя, 21 июля 1962 года, египтяне запустили сразу четыре своих ракеты — две «Аль-Зафир» с дальностью 250 километров и две «Аль-Кахир» с дальностью 450 километров! И выяснилось, что Мосад ничего не знал о египетской ракетной программе. «На что мы тратим средства, отпущенные на разведку, — язвительно вопрошал Амит, — если нам приходится узнавать о событиях из выступлений Насера по радио. Дешевле было бы купить Харэлю транзистор…»

Взбешенный и уязвленный Харэль обещал Бен-Гуриону выяснить все подробности египетских работ не позднее, чем через три месяца. Он представил свой доклад меньше чем через месяц. В сущности, как оказалось, многие данные давно уже были в его папках — он «просто» не придавал им особого значения.

Теперь же перед ним вырисовалась картина, которая привела его в ужас. Мало того, что на египтян работали многие немецкие ученые, законтрактовавшиеся из ФРГ; мало того, что египтяне планировали (как это следовало из обнаружившегося в папках донесения о заказе руководителя программы профессора Пильца) создать целый арсенал боевых ракет; но в числе специалистов, работавших в Каире, были эксперты по расщепляющимся материалам, химическим отравляющим веществам и бактериологическому оружию. Мысленным взором Харэль уже видел сотни египетских ракет, обрушивающих на Израиль свои атомные, химические, бактериологические боеголовки!

Напротив, Меир Амит был склонен, скорее, преуменьшать значение того, что делали египтяне. Имея отличный исследовательский отдел, унаследованный от Харкави и Герцога, он был способен отличить факты от фантазий. Египтяне, докладывал он, еще весьма и весьма далеки от того, чтобы всерьез угрожать Израилю. А разговоры Харэля о «боеголовках» он просто высмеивал — открыто и язвительно. Харэль пытался убедить Бен-Гуриона. Он хотел уговорить премьера, чтобы тот потребовал от канцлера Адэнауэра отозвать из Египта всех подданных ФРГ — в противном случае он-де рискует испортить отношения с Израилем. Это был дурной совет: Адэнауэр никого «отозвать» не мог, так что угроза могла привести только к порче отношений, ничего не дав взамен.

Две ветви израильской разведки столкнулись в оценке ситуации (как это случилось и позже, перед войной в Ливане) не просто потому, что их руководители по-разному эту ситуацию «прочли». Они еще вдобавок принадлежали к разным политическим лагерям. Амит солидаризовался с «молодыми львами» бен-гурионовского окружения, Пересом и Даяном, которые стремились к сближению Израиля с Европой, в первую очередь — с ФРГ и Францией, готовыми поддержать израильскую атомную программу; Харэль связал свои политические надежды с лагерем ветеранов Мапай, руководимых Голдой Меир, которая выступала за максимальное сближение с Соединенными Штатами и за программу конвенционального вооружения Израиля.

Харэлю нужны были доказательства, чтобы убедить — и победить — оппонентов. Неудивительно, что он буквально уцепился за сообщение симпатизировавшего Израилю австрийского ученого Йоклика, который именно в этот момент вошел в контакт с агентами Мосада в Европе. Йоклик сообщил им, что Египет разрабатывает «атомную бомбу для бедняков» — из смеси стронция и кобальта; достаточно взорвать одну такую бомбу над Израилем, и атмосфера над страной будет отравлена на многие поколения. Харэль решил, что интуиция и на сей раз его не подвела — египтяне действительно готовят Израилю ядерный Армаггедон. Ну, что ж, если правительство ФРГ ни на что не способно, придется прибегнуть к другим методам. «Мы должны намекнуть этим господам, — сказал Харэль, имея в виду немецких ученых, — что поездка в Каир — все равно, что визит на линию фронта…»

Этими словами он начал инструктаж участников новой «особой» операции — «Дамоклов меч». Она была рассчитана на то, чтобы побудить немецких специалистов убраться из Египта и тем самым остановить всю египетскую ракетную программу. На первом этапе каждому из специалистов было направлено анонимное предостерегающее письмо. Когда это не помогло, Харэль перешел к «прямым методам» — разрешение на них он выбил у правительства вопреки возражениям Амита. В течение нескольких месяцев, с сентября 1962 по февраль 1963 года, в канцеляриях немецких фирм и кабинетах немецких ученых, работавших на Каир, взорвались несколько пакетов, присланных обычной почтой, но содержавших не совсем обычное послание. Были жертвы среди персонала фирм и самих ученых. А затем Йоклик вместе с агентом Харэля в Швейцарии Бен-Галем сделали попытку шантажировать дочь ведущего специалиста каирской программы профессора Герке. И тут операция Харэля потерпела провал. Дочь Герке обратилась в полицию, Йоклик и Бен-Галь были арестованы и предстали перед швейцарским судом. Запахло международным скандалом. Бен-Гурион потребовал от Харэля мобилизовать израильскую и западную печать для освобождения арестованных, а шум вокруг египетских ракет приглушить. Харэль, однако, поступил Прямо противоположным образом. Теперь он был уверен, что правительство ФРГ вступило в сговор со швейцарцами и что вокруг евреев опять создается чуть ли не всемирный заговор. Собрав израильских журналистов, он представил им дело в такой сенсационной форме, что в печати началась подлинная истерика — некоторые газеты договорились даже до «лучей смерти», которые, якобы, разрабатываются в Египте. Меир Амит, спокойно наблюдавший за тем, как Харэль топит себя, отреагировал в своем обычном язвительном духе: «Я-то думал, что Египет всего-навсего хочет уничтожить Израиль, а он, оказывается, намерен завоевать весь мир…» Но дело становилось серьезным. Голда Меир, тоже склонная видеть мир в черно-белом свете, торжественно заявила с трибуны кнессета, что немецкий народ и немецкое правительство будут нести всю ответственность за производство Египтом «оружия для уничтожения Израиля». Это была последняя капля. 24 марта 1963 года Бен-Гурион вызвал к себе Харэля и заявил, что не доверяет его оценке ситуации и его оперативным методам. 25 марта Харэль позвонил в канцелярию премьера и попросил, чтобы кто-нибудь пришел взять у него ключи — он не намерен работать «без доверия», поэтому он покидает Мосад. Навсегда. В одиннадцать утра он очистил свой стол, упаковал немногие личные вещи и вышел из своего кабинета. Вместе с ним вышла за дверь целая эпоха.

Усмирять поднятую бурю довелось Амиту. Именно он, в конце концов, был назначен преемником Харэля на посту шефа Мосада; руководителем Амана стал Аарон Ярив. Как ни странно, «дело с ракетами» закончилось неожиданно благополучно и даже с прибылью для Израиля. Швейцарский суд отнесся к Йоклику и Бен-Галю необычно мягко, приняв во внимание, что они действовали в интересах защиты своего государства от возможной смертельной опасности; симпатии западной прессы тоже оказались на их стороне; большинство немецких специалистов, встревоженных начавшейся вокруг них шумихой, покинули Каир; и в конце концов выяснилось, что египетская программа была «обычной» ракетной программой, как и предполагал Амит.