Самая темная дорога - Кей Гай Гэвриел - Страница 32

Ким поднялась и вышла на яркий свет дня. Пошла по знакомой тропинке к широкому плоскому камню, нависшему над озером, где она стояла на коленях, когда Исанна бросила цветок банниона в залитые луной воды и вызвала духа озера Эйлатина, чтобы он передал Ким знания о Фьонаваре.

Эйлатин сейчас там, внизу, она это знала, глубоко в своих чертогах из водорослей и камня, освободившийся от власти Исанны, равнодушный ко всему происходящему над поверхностью озера. Она опустилась на колени и умыла лицо прохладной, чистой водой. Потом села на корточки и дала солнечным лучам высушить капли воды, блестящие на щеках. Было очень тихо. Вдали над озером, в погоне за рыбой, спикировала птица и взмыла вверх, вспыхнула в лучах солнца и улетела на юг.

Ким когда-то уже стояла на этом берегу, почти целую жизнь тому назад, как ей казалось, и бросала в воду камешки. Она тогда убежала от слов, произнесенных Исанной в доме. В подвале под домом.

Тогда у нее еще были каштановые волосы. Она была интерном из Торонто, чужой в этом мире. Теперь она стала седой, Ясновидящей из Бреннина, и во сне сегодня, на противоположной стороне пропасти, она видела дорогу, уходящую вдаль, и кто-то стоял перед ней на этой дороге. Из озера выпрыгнула пятнистая рыбка, ярко сверкнув на солнце. Солнце стояло высоко, слишком высоко; пока она теряла время на этом берегу, Станок продолжал ткать Гобелен.

Кимберли встала и пошла обратно к дому. Немного сдвинула в сторону стол. Приложила ладонь к полу и произнесла магическое слово.

Вниз вели десять ступенек. Стены были влажные. Факелы отсутствовали, но снизу ей навстречу засиял хорошо памятный ей жемчужный свет. В ответ загорелся Бальрат у нее на пальце. Затем она спустилась вниз и снова оказалась в комнате с ковром, единственным письменным столом, кроватью, стулом, древними книгами.

И со шкафчиком на дальней стене, где за стеклянными дверцами лежал Венец Лизен, от которого исходило сияние.

Она подошла и открыла дверцы. Долго стояла недвижно, глядя на сверкающие камни Венца: самое прекрасное произведение светлых альвов, созданное Детьми Света с любовью и жалостью к самой прекрасной из всех женщин во всех мирах Ткача.

« Свет против Тьмы », – сказала тогда Исанна. Ким вспомнила ее слова о том, что он изменился: когда его сделали, у него был цвет надежды, а после смерти Лизен он стал сиять более приглушенным светом, светом утраты. Вспомнив об Исанне, Ким почувствовала ее осязаемое присутствие: у нее возникла иллюзия, что если она обхватит себя руками, то обнимет хрупкое тело старой Ясновидящей.

Это была всего лишь иллюзия, но она вспомнила кое-то еще, более призрачное, чем иллюзия: слова Радерта, мага, которого любила Исанна и который любил ее, человека, который снова отыскал Венец, потерянный много лет назад.

«Тому, кто наденет его после Лизен, – сказал Радерт, – предстоит пройти по Самой Темной Дороге из всех, лежащих перед любым из Детей земли и звезд».

Эти слова она услышала во сне. Ким протянула руку и с бесконечной осторожностью взяла Венец с его места.

Она услышала какой-то шум в комнате наверху.

На нее нахлынул страх, еще более острый, чем во сне. То, что было тогда лишь предвидением и поэтому чем-то пока отдаленным, теперь находилось здесь, над ней. И время пришло.

Ким повернулась к лестнице. Стараясь говорить ровным голосом, понимая, как опасно было бы выказать свой страх, она сказала:

– Можешь спуститься, если хочешь. Я тебя ждала.

Молчание. Сердце ее гремело, как гром, как барабан. На мгновение она снова увидела пропасть, мост, дорогу. Потом на лестнице послышались шаги.

И вошел Дариен.

Она его никогда прежде не видела. Ей пришлось пережить мгновение ужасного ощущения несовместимости представлений с действительностью, это было основным впечатлением. Они ничего не знала о том, что произошло на поляне у Древа Жизни. Он должен был быть ребенком, хотя в глубине души она знала, что он не ребенок, не мог им быть. Во сне он предстал перед ней лишь туманной фигурой, с размытыми контурами, именем, которое она узнала в Торонто еще до его рождения. Она знала его через ауру имени и еще по одной примете, которая сильнее всего внушала ей страх: у него были красные глаза.

Теперь глаза его были голубыми, и он казался очень юным, хотя должен был быть еще моложе. Намного моложе. Но ребенок Дженнифер, родившийся меньше года назад, стоял перед ней, и его глаза беспокойно метались по комнате, и выглядел он как обычный пятнадцатилетний мальчик, если только обычный пятнадцатилетний мальчик может быть таким красивым, как этот, и обладать такой скрытой внутренней силой.

– Откуда ты узнала, что я здесь? – внезапно спросил он. Его голос звучал хрипло, словно он давно им не пользовался.

Она попыталась приказать сердцу биться помедленнее; ей необходимо сохранять спокойствие, необходимы все ее умственные способности, чтобы справиться с этим.

– Я тебя услышала, – ответила она.

– Я старался не шуметь.

Ей удалось улыбнуться.

– Ты и не шумел. У меня очень хороший слух. Твоя мать обычно будила меня, когда приходила поздно вечером, как бы она ни старалась не шуметь.

Его взгляд на секунду задержался на ней.

– Ты знаешь мою мать?

– Я знаю ее очень хорошо. И очень ее люблю.

Он сделал пару шагов в глубину комнаты, но остался между ней и лестницей. Она не была уверена, почему: чтобы оставить для себя путь к отступлению или чтобы перекрыть ей выход. Он снова огляделся по сторонам.

– Я не знал, что здесь есть эта комната.

Мышцы на ее спине окаменели от напряжения.

– Она принадлежала женщине, которая жила здесь до тебя, – сказала Ким.

– Почему? – с вызовом спросил он. – Кто она была? Почему эта комната под землей? – Он был одет в свитер, штаны и светло-коричневые сапоги. Свитер был коричневый, слишком теплый для лета и слишком велик для него. Она поняла, что это, наверное, свитер Финна. Как и все остальные вещи. У нее пересохло во рту, и она провела языком по губам.

– Она была очень мудрой женщиной и в этой комнате хранила много любимых вещей, поэтому она держала эту комнату в тайне, чтобы их сберечь. – Венец лежал у Ким в руке, тонкий и изящный, он почти ничего не весил, и все же казалось, что держит она всю тяжесть миров.