Киров (ЛП) - Шеттлер Джон - Страница 2

Чем больше адмирал Вольский думал об учениях, тем больше он видел в них отражение затруднительного положения всей страны в этот период истории. Он был на борту гордости российского флота, но видел только холодные серые арктические моря. Он никогда не был в теплых оживленных водах Атлантики, ни в спокойных сырых широтах Тихого океана. Нет, российский флот был заперт в этих ледяных водах, как и вся Россия была изолирована политическим холодом, возникшим в последние годы. После конфликта с американцами по поводу ядерной программы Ирана, в ходе которого российский флот был направлен в восточное Средиземноморье, отношения между Москвой и Вашингтоном значительно ухудшились. К сожалению, ухудшился и российский флот. Были уже не те времена, когда Краснознаменный флот держал в стразе силы НАТО в северной Атлантике. Эти учения казались ему жалким подобием советских времен, когда он мог находиться во главе полной надводной ударной группы, сопровождаемой пятью-семью подводными лодками.

Но Мать-Россия сегодня была старой и больной женщиной, и не могла позволить себе флот открытого моря, о котором всегда мечтала. В 2021 году страна представляла собой странную мешанину противоречивых явлений. В больших городах все еще оставались богатство и потребительство, вместе с такими бедами современности как рекламой, финансовыми махинациями, коррупцией в правительстве и политике. Страна открыла для себя западную коммерцию и культуру, но оставалась в том медлительном состоянии ума, которое можно было назвать только параноидальной подозрительностью. Кремль слишком часто находил иностранные отпечатки пальцев в любом кризисе, что в стране, где политическая и историческая реальность состояла больше из слов, чем из дел, было слишком легко перевести вину за провалы власти и общества в целом на недружественные внешние воздействия.

Когда на мир обрушился финансовый кризис 2008–2015 годов, было заявлено, что американцы создали кризис для разрушения России, и Америка виновата во всех бедах, от которых в настоящее время страдало население. Это была почти рефлекторная реакция на невзгоды — склонность винить любого, кроме самих себя, которая пропитывала всю систему до самых верхних эшелонов власти[5].

Когда Ту-134 разбился под Петрозаводском и погибли 47 человек, в произошедшем сначала обвинили чеченских террористов, а затем неисправные узлы, полученные от иностранного производителя. Ничего не было сказано о том, что пилот, Антон Атаев, был пьян[6]. Позже пошли слухи, что он приложился к бутылке только затем, чтобы унять боль от развода и от того, что жена ему изменяла — и опять спихивание проблем на кого-то другого. Слишком многие российские мужчины стали «мертвыми душами» Гоголя, погрузившись в собственную самобытность и самодовольную посредственность, состояние, которое описывалось непереводимым русским словом «пошлость». Они заливали жизненные проблемы водкой, выплескивали нарастающую неудовлетворенность всем на свете на своих жен, которые зачастую становились жертвами насилия. Отговорки было найти легко. Антон был просто жертвой неверной жены, говорили многие. Ее надо было избить и просто указать на свое место.

Такие слова были бальзамом и средством ухода от проблем повседневной жизни, были ли он или нет. Тем не менее, несмотря на многочисленные печали и унижения, русские в глубине души все еще очень гордились своим наследием, подобно тому, как Москва по-прежнему цеплялась за пережитки своей истории в виде стареющей архитектуры прежних времен, золотые купола и минареты Кремля*, все еще сверкающие на солнце в холодные зимние дни. Теперь город находился в мрачном предвоенном настроении, а зимы были все так же холодны и суровы, несмотря на краткую оттепель Гласности с Западом, приведшая капитализм в сердце нации.

* Интересно, в каком месте Московского кремля автор увидел минареты? Нет, в кремле минареты есть, но только в Казанском.

Чем дальше вы уходили от крупных городов, тем больше вы ощущали, что оказываетесь в ловушке старого мира, в старом павшем советском государстве, на месте которого так и не родилось ничего стоящего. Вольский вспоминал свою долгую поездку на поезде из Москвы в Североморск. Маленькие города и деревни все еще изо всех сил пытались отойти от коммунизма и определиться с новым образом жизни. Ржавеющая инфраструктура советского режима все еще была повсюду. Старые промышленные города, когда-то основанные на рабочих коллективах, совхозы, заводы, верфи теперь были не более чем развалившимися городами-призраками. Люди вели борьбу за насущные потребности жизни и просто пытались добыть некоторые вещи, которые могли обеспечить немного комфорта, стабильности и безопасности для своих семей — еду и кров.

К счастью, ему больше не нужно было вести эту борьбу. С должностью Адмирала Флота[7] пришли определенные привилегии, и их было достаточно, чтобы его семья и стареющие родители находились в относительном комфорте в Санкт-Петербурге. Он обеспечил себе этот пост долгими годами напряженной службы и стоически принимал состояние флота, которое было четким отражением ветхого состояния страны в целом.

В политическом отношении Россия оставалась в глубине души фундаментально иррациональной. Она перешла от самодержавия к революции, затем к империи, затем в быстрое падение, настолько темное и мрачное, что страна изо всех сил держалась за любые намеки на былую славу, что заставляло многих с ностальгией вспоминать советские дни порядка и силы. Коррупция в правительстве была очевидна, но никогда реально не оспаривалась никаким компетентным органом[8]. Новая ложь вещалась каждый день, чтобы оправдать все то, что было ранее, и эта ноющую тоску по тем временам, когда Россия была великой и могучей мировой державой, что было способом забыть ложь и закрыть глаза на коррупцию.

Мошенничество и взяточничество были старыми и знакомыми привычками системы. Надзор за соблюдением закона был произвольным и часто опирался на систему сложных взаимоотношений в группах, вне групп, среди знакомы — blat связывал систему воедино. Все, что делалось, обычно делалось poblatu, то есть с использованием блата для смазки себе пути.

Престиж был столь же важен, как власть и гордость, которые стали испорченной спесью в самом центре русской души. Люди терпели, потому что не могли рассчитывать на то, что все могло стать лучше и помнили те времена, когда все было еще хуже. Люди жили в своей изломанной системе, работали изо всех сил, несмотря ни на что, и страх, что все снова может стать намного хуже всегда стоял в душе каждого русского.

Чтобы добиться чего-то в подобной системе, нужно было лукавство, блат и более чем немного babki, сунутые в нужные руки, чтобы заключить сделку и открыть перед собой двери. Водка была второй валютой в стране, люди буквально путешествовали на автомобилях, загруженных ею — те, кому посчастливилось иметь личный автомобиль[9]. К счастью, Вольский смог избежать превращения своей жизни в водочный угар. Он пил, как и практически все русские мужчины, но смог привнести в эту область свое основное правило жизни — умеренность во всем. Тем не менее, водку можно было обменять на бензин, еду, заплатить за ночлег, разрешить некоторые Гордиевы узлы с местными административными органами или обойти некоторые вопросы, слишком интересные властям. Адмирал любил использовать водку, когда это было необходимо. Система давно укоренилась, стала образом жизни, и никто в России не мог избежать потребности в blat и babki, как бы высоко он не поднялся.

Во многом, blat, обеспеченный друзьями и знакомыми, был зачастую важнее наличных денег. Рубли могли обеспечить вам еду сегодня, но друзья и правильные знакомые могли прокормить вас всю жизнь. Как давно было замечено, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Тем не менее, эта система назначения людей на ключевые посты по знакомству имела печальные последствия для флота, так как многие должности вскоре оказались заняты просто напросто некомпетентными людьми. И оказавшись там, они начинали упорно цепляться за свою должность, потому что не знали, получат ли когда-нибудь другую. Их держал в своих креслах blat, а не заслуги и способности.