Коломбина для Рыжего - Логвин Янина - Страница 3

– Фонарь! Для прояснения сознания! Сам напросился, придурок! Еще раз ко мне подкатишь, и второй глаз так подсвечу, что без фар на свой фуршет поедешь! Понял?! Скажи спасибо, что нос не откусила, лезет он с поцелуями! Вот же коз-зел!

Я развернулась, схватила сумку и гордо потопала по дороге прочь, на прощанье сердито пнув носком сапога тихо урчащую на обочине сытым котом «тойоту». Поскользнувшись на повороте, упала, раскорячившись на четвереньках, вскочила на ноги и побежала, давая деру от сердито взревевшего где-то позади автомобиля.

– Козел?! – раздалось, казалось, у самого затылка, и вместе с визгом тормозов меня окатило снежными брызгами. Крепкая рука поймала воротник полушубка, развернула к парню и потащила по снегу. Бросила на теплый капот. – Клянусь, девочка, – рассердился Бампер, нависая сбоку, – ты у меня на беду напросишься!.. Садись в машину, – рявкнул в ухо, распахивая переднюю дверь, – кому сказал!

– Сейчас! – уперлась я рукой в твердую грудь, другой рукой пытаясь освободить воротник из цепкой хватки. – Разбежалась носом в песок! Только бантики в коски вплету и сяду! Вали на свою немаскарадную вечеринку, гоблин, чего привязался! Не стану я с тобой целоваться!

Должно быть, Бампер подавился, потому что голос парня зазвучал по-новому глухо.

– Размечталась! Нужна ты мне, ненормальная! Ночь на дворе, а мы за городом, потеряешься еще. Альку расстраивать не хочу, а так бы плюнул на тебя, бешеную! Катись, куда хочешь!

– Пошел к черту! Ты пьян!

– Пусть! А ты – дура!

– Металлолом конопатый! И вообще, гад!

– Коломбина!

– Рыжий!

– Отпусти, – я почти взмолилась, сообразив, что из хватки парня так просто не вырваться, оттянутый воротник полушубка сдавил шею, а Бампер дышит неожиданно близко у щеки. – Отпусти, дурак, задушишь.

Отпустил. Отошел, чертыхаясь, но прежде втолкнул в машину. Подобрал с земли сумку, бросил куда-то на заднее сидение и, хлопнув дверью, отвернулся, закурив сигарету, на две долгие минуты уставившись в ночь.

– К Алине не поеду! – упрямо сказала я, когда парень забрался в «тойоту» и завел мотор. – Лучше пешком! Если отвезешь на дачу, всем скажу, что это я подбила тебе глаз! А так соврешь что-нибудь.

– Очень надо, – сцедил Бампер. – Куда? – только и спросил, не глядя в мою сторону, но, услышав адрес, вернул на лицо так и не пропавшую ухмылку. – Общага?.. Надо же, Коломбина, – тихо засмеялся, до того обидно, что сразу захотелось придать его лицу буро-фиолетовую симметрию, – и почему я не удивлен?

И почему я не удивлена, что после двух с половиной счастливых лет душевного покоя судьба так жестоко шутит со мной, подсовывая все новые испытания? Сначала Серебрянский со своими критериями большой и светлой любви, желательно в пастельных тонах, как нравится его маме, потом отец со своей Элечкой, теперь вот Воробышек…

– Жень, скажи, что ты пошутила? Это же глупость какая-то.

– Почему глупость, Тань? Его все так называют – Бампер. Совершенно без шуток.

– Но ты сказала, что свидетель – хороший друг Ильи. И что зовут его Виктор.

– Все правильно. Зовут Виктор, но друзья называют – Бампер. А ты что, с ним знакома? Почему так удивилась?

– Я-то? – Я сижу за кухонным столом напротив подруги, в квартире ее жениха Люкова, уплетаю за щеку десятую конфету с миндалем и усиленно держу на лице маску честного человека. – Нет, конечно! Так, видела когда-то. Издалека. По-моему, ничего особенного. Классификация «Выпендрежник и бабник обыкновенный».

Воробышек звонко смеется, очень легко и счастливо, и я невольно ловлю себя на мысли, что завидую этой легкости. С удовольствием заражаюсь счастьем подруги, улыбаясь в ответ.

– Ясно, – кивает Женька. – Тогда мои страхи напрасны, и ты останешься с трезвой головой, потому что Илья уверен, что перед обаянием Бампера женскому полу трудно устоять, – тянется над столом, чтобы подлить мне чаю. Заботливо подсовывает под нос мясной пирог. – Ешь давай, Тань. Знаю я, как ты готовишь. Без меня, наверно, голодные с Вовкой сидите, да?

– Ну, – неопределенно пожимаю плечом, – да. – Как сказать счастливой подруге, что Серебрянский дал мне от ворот поворот, – не представляю. Особенно в минуту приближающегося торжества свадьбы. Не стоим мы с Вовкой того, чтобы переживания за нас сказались на настроении воробышка. Слишком я люблю эту девчонку. – Любовь-морковь, Жень, сама понимаешь, не до готовки. Да и кухню нашу общежитскую терпеть не могу.

– Знаю, Тань, – с серьезным видом поправляет очки Женька, – вот и предлагаю. Сама ешь и Вовке возьми, все равно пирог большой получился. Нам с Ильей никак не съесть. – Смотрит на меня пытливо, склонив голову. – Что-то на тебе, подруга, сегодня лица нет. Все хорошо?.. Если это Серебрянский ворчит по поводу того, что я попросила тебя быть моей свидетельницей, то скажи ему, что я все равно тебя ни на кого не променяю. Пусть не ревнует, Виктор с девушкой придет. Да и приятный он парень, Бампер, должен Вовке понравиться. Ох, – вздыхает грустно, – Тань, надеюсь, у тебя не будет с Серебрянским из-за нас проблем? Хочешь, я ему сама позвоню?

Все-таки прав отец, и я в душе невостребованная актриса. Потому что улыбаюсь подруге все время, пока топаю в прихожую и, собираясь уходить, целую воробышка в щеку.

– Не придумывай, Женька! – бравирую искусственным смехом. Сама знаешь, что Вовка мне не указ! Никуда не денется, нравится, не нравится – перетопчется! Береги себя, – показываю взглядом на уже заметно округлившийся живот. – И Люкову своему скажи, чтобы берег, не то будет иметь дело со мной!

– Беги уже, Крюкова! – отмахивается Женька. Поправляет на мне кофту. – Тоже мне – женщина-терминатор нашлась! Скоро совсем стемнеет, а тебе еще ехать на свидание. Могла бы и Вовку с собой привести. Чего это он упрямится? В следующий раз обязательно вместе приходите, ладно? Илья против не будет.

– Ладно, Жень, обязательно придем. Ну, пока! – сбегаю вниз по лестничному маршу, минуя лифт. – Звони! – нависнув над перилами, кричу вверх в туннель поручней. Спрыгнув с предпоследней ступеньки, поворачиваюсь к входным дверям подъезда… и утыкаюсь взглядом в улыбчивое рыжее лицо. Точно так же, как мое собственное, удивленным лемуром застывшее в янтаре.

– Коломбина?! Ты?

Знаю, глупо было просто сбежать. Но что я могла сказать? Надеюсь, Люкову не слишком важно оказалось мое «здрасьте», иначе быть мне вечной чудачкой, при виде которой здравые люди крутят у виска пальцем.

Женька с Ильей выходят из подъезда семьи Воробышек в Гордеевске самой красивой парой, какую я когда-либо видела в своей жизни. Лиля и Настя вопят в две глотки, подпрыгивая, как чумные, обсыпают молодых пшеницей и розовыми лепестками, и я воплю вместе с ними, локтями расталкивая сгрудившуюся у крыльца толпу гостей и просто любопытных. Командую проходом молодых к белоснежному лимузину, пуская слезу в искренней радости за свою счастливую подругу.

– Знакомься, Бампер, это Таня, подруга моей птички, – улыбается Люков, усаживая в лимузине Женьку к себе на колени. Откидывается в глубоком сидении, отчего пышные юбки невесты почти сразу же скрывают их лица от наших глаз.

– А это Виктор, Тань! Лучший друг Ильи! – добавляет Женька, и тут же пропадает для меня, утонув в объятиях пока еще своего парня.

Они не виделись день и теперь целуются, не в силах оторваться друг от друга, как встретившиеся любовники после двенадцати лет одиночества, и мне приходится самой протянуть руку Виктору. Первой пойти навстречу старому обидчику, не желая дальше оттягивать минуту официального знакомства. Чувствуя на себе внимательный взгляд, торопясь покончить с этой частью наших обязанностей, одним махом облегчив жизнь и себе, и ему.

– Привет! – я растягиваю губы в улыбке и поднимаю на Бампера глаза, усиленно изображая, что вижу высокого крепкого парня, усевшегося напротив меня, впервые. – Я Таня! Как ты слышал, подружка невесты. Приятно познакомиться.