Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии - Колосов Леонид Сергеевич - Страница 15

С тайнами Вечного города лучше знакомиться поздним вечером, когда затихает многоголосый шум, когда ласковый весенний ветерок доносит запах цветущего миндаля и когда маленькие римляне, рагацци – так называют на Апеннинах и девочек, и мальчиков, – уже спят в своих кроватях и видят сны, навеянные легендами древнего города. А были им придется создать самим, ибо они – будущее Италии. Что ждет их? Может быть, они спасут Рим от разрушения, которое несет автомобильное нашествие. Впрочем, стоп. К автомобилям в Италии у меня отношение особое. Одна из моих операций, которую потом окрестили «сделкой века», имела, так сказать, автомобильный характер.

Глава 3

«Фиат» лучше «Рено»

«Фиат» я возненавидел всеми фибрами души своей. Нет, не «фиат» вообще, как гордость итальянского автомобилестроения, а вполне конкретный громоздкий темно-синий «фиат-1400», который достался мне от моего предшественника и отдыхал во дворе корпункта «Известий» на тихой римской улочке Лаго ди Лезина.

Его прежний хозяин, сотрудник советской внешней разведки, работавший под «крышей» собственного корреспондента «Известий», не справился с журналистскими обязанностями и к тому же завалился по линии оперативной работы. Посему его быстро отозвали из Италии по взаимному и доброму согласию как Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР, так и самих «Известий». Корпункт пустовал, пока судьба в лице начальника Пятого отдела ПГУ не обратила на меня, только что пришедшего в отдел после окончания разведшколы и опубликовавшего несколько статей по итальянским проблемам в связи с защитой диссертации, своего благосклонного внимания.

– Товарищ Колосов, вы, оказывается, еще и писать умеете? Я читал ваши статьи в «Правде», «Известиях», в журналах «Новое время», «Внешняя торговля» и где-то еще… Очень недурственно, вы понимаете, и вполне по-журналистски.

– Спасибо. Я, в общем, пописывал на экономические темы. А последние статьи опубликовал всеми правдами и неправдами по необходимости. Они были крайне необходимы для защиты диссертации.

– Диссертация – это ваше личное дело, а вот умение писать – это уже полезно для нашей службы. Мы тут посоветовались и решили, что вам лучше ехать в Италию не заместителем торгового представителя, по линии вашей бывшей «чистой» работы во Внешторге, а собственным корреспондентом правительственной газеты «Известия», где главный редактор – мой друг и зять Никиты Сергеевича Хрущева Алеша Аджубей. У нас горит в Италии место собкора, и на данный момент вы единственная подходящая кандидатура на это место. Завтра пойдете на прием к товарищу Аджубею, я с ним договорился.

– А если у меня ничего не получится? Ведь я же никогда не выступал в роли журналиста…

– Вы теперь разведчик, Леонид Сергеевич, и поэтому должны себя чувствовать одинаково вольготно и в роли журналиста, и в роли дворника, если этого потребует наша партия…

…Я не буду рассказывать все перипетии уже известной читателям моей беседы с Алексеем Ивановичем Аджубеем, благодаря которому я стал журналистом. Не буду говорить и о полной всяких неожиданностей, приятностей и неприятностей стажировке в иностранном отделе газеты, где не всем понравился внезапно появившийся «марсианин», претендующий непонятно почему на место собкора в прекрасной Италии. Потом были быстрые сборы и пьяные проводы, ибо закатил я шикарнейший прощальный банкет в ресторане «Арагви», чтобы елико возможно задобрить моих будущих кураторов, редакторов и просто завистников.

…Короче говоря, рано утром 5 августа 1962 года электровоз плавно замедлил свой бег у платформы римского вокзала Термини, белокаменного сооружения с огромным железобетонным козырьком над центральным входом, где даже при большом количестве приезжающих и отъезжающих никогда не бывает вавилонского столпотворения. На перроне стояла группа моих новых коллег – корреспондентов «Правды», ТАСС, АПН, Радио и Телевидения. Из всех журналистов я был знаком лишь с правдинским корреспондентом Володей Ермаковым, с которым очень дружил и даже пытался писать совместные статьи в мой «чистый» внешторговский период работы в Италии и который предсказал в один из наших загулов мое «журналистское» будущее. Он уже по второму заходу трудился несколько месяцев в Риме от своей родной «Правды». Володя стоял на перроне в желтой рубахе с короткими рукавами, холщовых голубых штанах, в сандалиях на босу ногу, с неизменными черными очками на носу. Он первым заграбастал меня в свои объятия, расцеловал и, сказав: «Ведь я же говорил тебе, старик, что вернешься в Рим журналистом», начал представлять будущим коллегам, с которыми предстояло работать в Вечном городе…

Редко случается так, что журналист остается верным одной стране, в которой побывал однажды, а потом неоднократно возвращался туда вопреки объективным закономерностям и субъективным частностям. Володя проработал на Апеннинах собственным корреспондентом «Правды» десяток лет, а когда оказался в других странах, в его очерках и корреспонденциях продолжала звучать «итальянская нотка» – то древнеримской пословицей, то сопоставлением с событием, происшедшим на апеннинской земле. Он знал большие и маленькие «секреты» жизни в Италии, большие и маленькие «сфуматуры», то бишь частности языка этой страны. Потому-то и не были редкостью его пяти- и шестиколонные подвалы с очерками и репортажами из Италии.

Владимир Ермаков был журналистом-международником в самом широком смысле слова, и его последняя должность – политического обозревателя АПН – как нельзя лучше соответствовала его возможностям и способностям, его знаниям политических аспектов европейских проблем.

Наверное, самое тяжелое для журналиста – писать о безвременно ушедшем друге, с которым делил горести и радости, удачи и неудачи. С другой стороны, кто же напишет, как не ты, знавший его как журналиста и как человека лучше, чем другие?

Дружба наша была сложной. Мы ссорились и мирились, расходились и сходились, любили и не любили друг друга, чего только не случалось на длинной дороге жизни, в которую вошел и «итальянский» период, и «московский»… В Италии, правда, мы встречались чаще, в Москве – реже. И только по нашим детям да новым клочкам седых волос замечали, до чего же быстро бегут годы. Мне и сейчас кажется, что вот-вот зазвонит телефон и в трубке раздастся его голос, всегда очень бодрый и самонадеянный, несмотря ни на что.

– Привет, Леонида (это на итальянский манер), привет, каро мио (то бишь дорогой мой)! Как твое ничего?

– Ничего. А ты где прыгаешь?

– На кровати…

– ?..

– В больнице лежу, сердечко прихватило что-то…

– Серьезное что-нибудь? Я приеду завтра.

– Да ерунда. Свидимся, когда выпишусь…

Это был наш последний разговор по телефону. Тогда, много уже лет назад, у нас не прихватывало сердец, седина не лезла в бороду. Почему-то наши знаменательные встречи приходились на август.

То был август 1954 года. Я сидел в маленькой комнатушке на последнем этаже Торгпредства и, мучаясь от нестерпимой жары, сочинял под свист двух вентиляторов обзор для глубокоуважаемого управления торговли с западными странами Министерства внешней торговли. Если бы я знал тогда, что мои творческие муки, воплощенные после руководящих замечаний товарища торгпреда в восьми десятках страниц тонкой «папирусной» бумаги, попадут на стол еще более юному, чем я, экономисту управления, который будет читать их лишь на предмет составления подробных замечаний по обзору, я бы, конечно же, так не старался. Оказавшись после загранкомандировки на работе в управлении, я, как и мой предшественник на этом месте, выуживал из восьмидесяти страниц очередного обзора несколько основных абзацев и цифр, которые, как правило, умещались на полутора страничках машинописного текста…

Но это было потом, а в тот августовский день я старался вовсю и, конечно же, не очень обрадовался неожиданному визиту римского корреспондента «Правды» Владимира Ермакова. Вот как напишет он об этой встрече много лет спустя: