Забытая часовня (СИ) - Матвеенко Майя - Страница 19

— Он такой красивый! — закатила глаза Надя.

— Вот здорово, что ты влюбилась! Вот узнаем класс, можно будет на него хоть каждую перемену бегать смотреть — по расписанию посмотрим, в каком он кабинете.

— Ух! — восхитилась девочка. — А ещё неплохо было бы его сфотографировать…

И только тут Вера с ужасом поняла, что она наделала.

Глава 7. Между двух огней

Январь подходил к концу, на улице свирепствовала метель, жуткий холод заставлял всех надевать на себя по пять свитеров и с головой укутываться шарфом, но Надин пыл всё это нисколько не охладило. Каждый день она исправно бегала вместе с Любой от кабинета к кабинету в поисках парня с жёлтым галстуком. Его класс и имя они узнать так и не смогли, так как Оля умотала в санаторий и должна была вернуться только через неделю.

Как-то, выходя с урока физики, где Мороз Ольга Игоревна чуть не сделала всему классу «секир-башка», Надя вздохнула:

— Быстрей бы Оля возвращалась из своего санатория. Я так хочу видеть Пашу как можно чаще!

— Как! — завопила Люба. — Ты уже узнала, как его зовут?! И мне ничего не сказала?!!!

Ответить Наде помешали Андрей с Игнатом, которые от радости, что физика кончилась и Мороз сегодня они больше не увидят, затянули песню, которую посвятили учительнице физики:

Ой, Мороз, Мороз,

Не морозь меня,

Не морозь меня,

Моего коня…

Обогнав их, Надя ответила:

— Нет, но у меня предчувствие, что его будут звать именно так. Ах, как сердце сильно бьется!

Вере стало смешно. Ей довольно долго было смешно глядеть на подруг и их поиски. Потом её это начало раздражать. А потом ей стало грустно. Не так давно Вера удивлялась, как такие разные люди как Люба и Надя могли подружиться, несмотря на их бесконечные перепалки. А вот теперь Надя всё больше становится похожей на подругу. Единственная разница заключалась в том, что Люба бегала за кучей парней, а Надя — за одним. Но сил она на него тратила не меньше, чем Люба на всех вместе взятых, а то и больше, и то и дело начинала рассуждать о возвышенных чувствах и философствовать — это дело она очень любила, — доводя Веру до тихого бешенства.

И вот сейчас, сидя одна на перемене за партой и тупо глядя в учебник по биологии, пока подруги отправились на поиски возлюбленных — Любе купили серебряный кулон в форме японского дракона, и она хотела показать его Вовочке, — она думала о том, как резко всё может измениться. Сзади сидел Прохор Коля и обиженно сопел. Вот уже вторую неделю его заставляли дежурить за весь класс, а учителям, кажется, не было до этого дела.

И Любе с Надей, похоже, тоже не было дела до того, что Вера сидит здесь одна.

*

В пятницу утром настроение у Веры не улучшилось. Она вышла раньше обычного, поэтому оставила Любе на снегу знак — два перекрещенных следа правой ноги, — чтобы та её не ждала, и побрела в гимназию.

Тут Вера заметила, что из-за угла выходит девочка, года на два младше её. Это была Рамина, Верина знакомая. Они жили в одном доме. У Рамины не было отца, но её мать владела салоном красоты «У Рамины». Рамина им очень гордилась, но всегда была веселой и дружелюбной. А сейчас она, похоже, чувствовала себя немногим лучше Веры.

— Привет! — радостно воскликнула Вера, подходя к Рамине.

Девочка вздрогнула и остановилась:

— А-а-а, привет.

— Что-то случилось? Как жизнь? Давно тебя не видела.

Рамина вздохнула:

— А это потому, что я здесь больше не живу.

— Как?! А… А где же тогда?

— Моя мама вышла замуж, и мы теперь живём в Москве. А сюда приехали, что бы мама все дела с салоном уладила.

— Вышла замуж?! Здорово! И в Москве теперь живешь? И отец теперь у тебя есть. Ты рада?

— Да… — Не очень уверенно произнесла Рамина.

Вера подумала, что, может, Рамина совсем не рада маминому замужеству, и нерешительно спросила:

— А твой отец, он тебя любит?

— Да, — на этот раз уже более уверенно сказала Рамина.

— Тогда чего ты такая… грустная?

— Ну… Просто всё так изменилось. Я же здесь всю жизнь прожила, всех с детства знаю… А тут вдруг раз — и в Москве. Это тяжело… Для меня. Но жизнь, она такая… изменчивая. Вот и в моей жизни всё поменялось. Но сдаваться нельзя — это только сначала трудно, а потом всё будет в порядке. Надо только иметь терпение — и всё утрясется. Ну ладно, пока, мне пора… — Рамина улыбнулась напоследок и пошла.

— Пока… — тихо сказала Вера. К глазам ни с того ни с сего подступили слезы.

И всё же разговор с Раминой помог ей. «Да, — подумала Вера, — в жизни многое меняется, но потом все будет ОК. Главное — не бросать всё на произвол судьбы, не ложиться в позу «лапки кверху», а продолжать бороться… За всё».

*

На следующий день, в субботу, пришла Оля. На трудах, где, по идее, все должны были шить себе топики или майки, шёл увлечённый разговор. Естественно, Оля не носила на труды ни ткань, ни нитки, и вовсе не собиралась заниматься такой ерундой, как шитьё, поэтому, усевшись на парту, с интересом слушала Надю, которая от волнения чуть не удушилась перекинутым через шею сантиметром.

Вера Надин рассказ пропустила, так как сообразила, что взяла ткани раз в пять больше, чем надо было, и в данный момент пыталась из неё выпутаться.

— В жёлтом галстуке, говоришь? — Оля задумалась. — Знаю такого. Он в 10 «Б» классе. А вот как зовут — не помню.

— Я знаю, как можно выяснить, — задумчиво произнесла Люба.

— Как? — с надеждой взглянула на неё Надя.

Вера наконец выбралась из ткани и, кинув её на стул Скуратовой Марго, с интересом посмотрела на Любу.

— Мы в этой четверти дежурим. В марте. В столовой, на входе, на цветах и в учительской. А в учительской все журналы. И журнал его класса тоже есть.

— На кой чёрт нам журнал его класса, если мы не знаем, как его зовут?

Люба улыбнулась:

— Вчера мы с Надюшей слышали, как он говорил, что ему поставили десятку по химии. Вот и посмотрим, у кого из 10 «Б» стоит десятка за двадцать восьмое число.

— А если у нескольких?

— Ну… По крайней мере будем знать, из чего выбирать. Девчонки сразу отметаются, а я сомневаюсь, что несколько парней умудрились в один день получить десятки по одному и тому же предмету!

На физкультуру не пошли. Сидя в раздевалке, Оля, Аня и Люба ожесточенно играли в карты на… ну конечно же, на парней. Хотя послушай их со стороны, это было трудно понять:

— Да ну, кому такая рухлядь нужна…

— А мне нравится, глаза у него голубые…

— УРА!!! Я светленького выиграла!

— Хм… А что я теперь буду делать с его ногами?

В качестве зрителей выступали Полина, Наташа, Вера и Надя. Последняя фраза, принадлежавшая Любе, вызвала у девчонок истерический взрыв хохота, такой громкий, что учитель физкультуры по фамилии Котиков (и по кличке Котик или Киса) их услышал и выгнал из раздевалки.

*

На музыке опять было весело. Былина Валентина Васильевна вопила на Скуратову Марго — та, передавая Юрику кусок шоколадки, чуть не задела ей за ненаглядные Былинины ручники.

А потом Былина нарядила свою излюбленную жертву — Зеленко Машку — в народный белорусский костюм, поставила посреди этнографического музея и заставила распевать «Во поли берёза стояла». Пухленькая Маша приобрела прямо-таки сверхъестественное сходство со спелым помидором с ножками — и по форме, и по цвету, так как во время пения несчастная девочка покраснела до корней волос. И как раз в тот момент, когда она закончила голосить (голос у неё, кстати, был чистый и сильный, как раз народные песни петь), кокошник, который с таким трудом надели на кудрявую Машкину голову слетел и, подпрыгнув, упал на пол. Короткие кудряшки, высвободившись из плена, распушись в разные стороны и встали дыбом. Глядя на всё это, класс просто рыдал от хохота.

Вере жить стало гораздо легче. Надин ажиотаж по отношению к Паше постепенно снизился и теперь появлялся вспышками, и всё стало как раньше, хотя бегать за парнями вместе с подругами Вере приходилось довольно часто — чаще, чем до Надиной «вечной любви».