Роковой выстрел - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 8

- Пропустите меня! - крикнула я, бросаясь к двери.

- Нет, вы не уйдете, - прошипел он, отталкивая меня назад.

Я яростно отбивалась от его объятий.

Его длинные руки охватили меня, словно стальной лентой.

Я чувствовала уже, что меня покидают последние силы, и только что хотела сделать последнее отчаянное усилие освободиться, как вдруг какая-то неодолимая сила оторвала от меня нападающего и швырнула его далеко на песок аллеи.

Я подняла глаза.

Я увидела в дверях высокую фигуру и широкие плечи Чарли.

- Бедняжка моя, - проговорил он, сжимая меня в объятиях, - сядьте сюда... вот в этот угол. Опасность миновала. Еще одну минуту и я вернусь к вам.

- О, не покидайте, не покидайте меня, Чарли, - прошептала я, когда он повернулся уходить.

Но он не стал слушать мои мольбы и большими шагами вышел из беседки.

Мне из моего угла не было видно ни того, ни другого, но я ясно слышала их разговор.

- Животное, - говорил голос, который я едва могла признать за голос моего жениха, - так вот зачем вы отправили меня по ложному пути?

- Да, именно затем, - небрежным тоном сказал иностранец.

- И вот как вы платите нам за гостеприимство, негодяй.

- Да мы немножко... позабавились в вашей восхитительной беседке.

- Мы!.. Вы еще находитесь на моей земле, и мне не хотелось бы подымать на вас руку, но, клянусь небом...

Чарли говорил теперь тихим прерывающимся голосом.

- Зачем вы клянетесь? В чем, собственно, дело? - медленно произнес Октавий Гастер.

- Если вы осмелитесь примешивать к этой истории имя мисс Ундервуд и инсинуировать...

- Инсинуировать? Я ничего не инсинуирую. Я говорю прямо и открыто, во всеуслышание, что эта барышня, кажущаяся такой невинной, сама попросила...

Я услыхала глухой удар и шорох гравия аллеи.

Я была слишком слаба, чтобы тронуться с места. Я только всплеснула руками и издала легкий крик.

- Собака, - сказал голос Чарли, - повторите это еще раз, и я заткну вашу пасть навеки.

После короткого молчания послышался странный, хриплый голос Гастера.

- Вы ударили меня, - пробормотал он. - Вы пролили мою кровь!

- Да, и я снова ударю вас, как только вы снова покажете свой клюв в наши места, да не смотрите на меня так. Вы думаете, я испугаюсь ваших гримас?

При последних словах Чарли мною овладело какое-то неописуемое ощущение, заставившее меня встать с места и взглянуть на них, прислонившись к косяку двери.

Чарли стоял в оборонительной позе, откинув назад свою юную голову, с видом человека, гордящегося причиной боя.

Против него стоял Октавий Гастер; он смотрел ему прямо в лицо, кусая себе губы со странным выражением в жестоких глазах.

Из его губы сильно текла кровь, пачкавшая его зеленую манишку и белый жилет.

Он сразу заметил меня, лишь только я показалась в дверях беседки.

- А! А! Вот и она сама, - вскричал он, разражаясь демоническим смехом. Вот и ваша невеста. Честь и место невесте! Да здравствует счастливая парочка! Честь и место счастливой парочке!

Снова расхохотавшись, он повернулся и прежде чем мы успели догадаться, что он намерен делать, он в один момент перескочил через забор, окружавший сад.

- О, Чарли, - сказала я, когда мой жених подошел ко мне, - вы сделали ему больно.

- Больно! Надеюсь, что да. Идемте. Дорогая моя, вы сильно испугались и выглядите совсем разбитой. Он не ранил вас?

- Нет, но я вот-вот упаду в обморок.

- Пойдемте потихоньку домой. Экий негодяй! План у него был недурен. Он сказал мне, что видел вас на берегу реки; на пути туда я встретил молодого Стокса, сына сторожа, возвращавшегося домой с рыбной ловли. Он сказал мне, что там нет ни души. Я моментально вспомнил тысячу мелочей, убедился во лжи Гастера и во всю мочь полетел в беседку.

- Чарли, - сказала я, прильнув к жениху, - я боюсь его - боюсь, как бы он тем или иным способом не отомстил нам. Помните выражение его глаз, когда он перескочил через забор?

- Фью! - присвистнул Чарли, - эти иностранцы всегда принимают грозный вид, когда злятся, но обыкновенно им только и ограничиваются.

- Я все-таки боюсь его, - с болью в голосе произнесла я, подымаясь по ступенькам лестницы, - и дорого дала бы за то, чтобы вы не ударили его.

- Я и сам охотно взял бы назад удар, так как он был, несмотря на все свое нахальство, нашим гостем. Но дело сделано, а кроме того, такую дерзость трудно перенести человеку, у которого в жилах течет кровь, а не водица.

Мне приходится упомянуть лишь вскользь про события нескольких последующих дней.

Для меня лично эти дни были периодом ничем не возмутимого счастья.

С отъездом Гастера у меня точно сняли тяжесть с сердца; то же чувство испытывали и прочие обитатели Тойнби-Холла.

Я снова стала легкомысленной девушкой, какой была до приезда иностранца.

Сам полковник и тот перестал горевать об его отъезде, благодаря тому интересу, который возбуждало во всех нас грядущее состязание, одним из участников которого должен был быть его сын.

Это состязание было главенствующей темой всех наших разговоров.

За успех команды из Роборо составлялась масса пари.

Джек Дэзби съездил в Плимут и собрал там среди моряков несколько сторонников моему брату.

Он устроил это таким своеобразным манером, что в случае победы Роборо он проигрывал семнадцать шиллингов, в противном же случае... Но тут он не давал никаких объяснений.

Мы с Чарли согласились никогда не вспоминать имени Гастера и хранить в тайне все происшедшее.

На следующий день после сцены в саду Чарли послал в комнату Гастера слугу с приказом забрать и доставить в ближайшую харчевню все ее содержимое.

Но вещи шведа оказались уже исчезнувшими, хотя никто из прислуги не мог сказать, когда или как это произошло.

Глава VII

Мне мало известно таких очаровательных мест, каким является стрелковое поле в Роборо.

Длина его достигает полумили.

На нем произведена весьма тщательная нивелировка, так что мишени можно ставить на дистанцию от 200 до 700 ярдов; самые отдаленные из них кажутся небольшими белыми квадратиками, ярко рисующимися на зелени лесистых холмов.

Само поле составляет часть обширной равнины; его края, помаленьку подымаясь, переходят в небольшую возвышенность. Благодаря этой симметричности очертаний эта равнина может представиться человеку с воображением в виде результатов работы какого-то гиганта, вогнавшего в землю свою огромную лопату, но по первой же порции земли угадавшего, что почва тут никуда не годится.