На росстанях - Колас Якуб Михайлович - Страница 32

Сторожиха вначале притворилась, что ничего не знает, а чтобы убедить в этом и учителя, взяла цветы и стала разглядывать их. Но как ни хитрила бабка, учитель прочитал на ее лице, что она притворяется.

- Ой, бабка! Грех тебе, старенькой, обманывать! Не любишь ты меня, не жалеешь. Я уж по одному тому не поверю тебе, что ты знахарка. Ты должна знать.

- Ой, паничок! Ну кто же вам может принести цветочков, как не паненка!

- Какая паненка? И почему паненка, а не какая-нибудь молодица?

- Кто же их, паничок, знает, кто к вам сильнее льнет, паненки или молодицы, - все еще хитрила бабка. Но ей самой не терпелось сказать, и она начала смеяться. - Паненка сама сюда заходила и положила их вам. Только она, паничок, просила, чтобы я вам не говорила.

- Поймаю ее когда-нибудь.

- Поймайте, паничок, поймайте! - проговорила бабка, готовая даже помогать своему паничу ловить паненку.

- Почему ты, бабка, не идешь на улицу песни петь?

Старушка посмотрела на учителя, серьезно он говорит или шутит.

- Кончено, паничок! Отпела я уже свое.

- А жаль тебе своей молодости?

- Что ее, паничок, жалеть? Жалей не жалей - не вернется назад.

- А ты хотела бы вернуть ее?

- Э, паничок! Я об этом и не думаю. Ни к кому она не возвращается.

- Значит, нужно, бабка, пользоваться ею и взять от нее все, чем она мила и люба!

- Да, паничок, что теперь потеряешь, того потом не найдешь.

Этот разговор совсем не интересовал бабку, и она несколько раз зевнула. Наконец сказала:

- Поздно уже, паничок. Оставайтесь здоровы!

Сторожиха медленно побрела в кухню на свою печь, откуда послышалось какое-то бормотание - не то она разговаривала сама с собой, не то молилась.

На улице еще долго звучали песни, да где-то со двора доносился лай потревоженной собаки. Запоздалый месяц загорелся золотым пожаром за угрюмым лесом, черневшим невдалеке от железной дороги, и медленно поднимался над притихшей землей. Ночь становилась молчаливее и глуше и все тяжелее опускалась на землю. Учитель долго сидел возле окна, погруженный в раздумье. Спать не хотелось, и он долго ворочался, пока сон не смежил глаза. На столике возле кровати лежал букетик увядших цветов.

...Весна вступала в силу. Снег уже совсем сошел с полей. Ожили болота. Жалобно застонали чибисы, тяжело летая над водой. Высоко в небе звенели жаворонки. Подсохшая земля начинала искриться зеленым бархатом нежной, пахучей травки. То один, то другой из учеников переставали ходить в, школу.

- Вот что, дети, - сказал однажды учитель, - сегодня после обеда приходите с лопатами. Будем копать ямки, а завтра все пойдем в лес, принесем молодых деревец и посадим их вокруг школы.

Дети друг перед другом спешили заверить учителя, что они принесут лопаты, и с веселым гомоном, как пчелки из улья, высыпали на улицу, наполняя ее звонкими, счастливыми голосами.

После обеда дети весело спешили с лопатами в школу, прибегали к учителю на квартиру, с удовольствием сообщая ему, что его наказ выполнен. Даже маленький Павлик Рылка, самый младший в школе, гордо нес лопату, сгибаясь под ее тяжестью.

Учитель пришел в школу и повел детей во двор. Вместе с учениками наметил места для ямок, потом дал задание ученикам, разделив их на группы, и сам выкопал первую ямку, чтоб показать детям, как надо это делать.

- Что это вы делаете?

Ядвися незаметно подошла к Лобановичу. Так хорошо знакомый ему голос привел его в какой-то трепет. Сердце забилось сильнее.

- Хочу после себя вам память оставить.

- А разве вы умирать собираетесь? - засмеялась Ядвися.

- Я уже умер, - трагически проговорил Лобанович.

- Так это вас хоронить здесь будут? - шутила она. - Может, побежать позвать баб, чтобы поплакали по вас?

- А вы разве не заплачете обо мне?

- Так вы же все равно слышать не будете.

- Ах, простите! - спохватился Лобанович. - Очень благодарю вас за букетик и за те цветочки, что через форточку влетели.

Ядвися притворилась весьма удивленной, будто ничего не понимала.

- Какой букетик?

- Тот самый, который вы на стол положили.

- Ваша бабка лгунья, и сами вы лгун, - запротестовала Ядвися. - Больше никогда к ней не пойду, и в вашу кухню не ступит моя нога...

- И в мою форточку не полетит ни один цветок?

Ядвися повернулась и бегом бросилась в свой двор, потом остановилась и снова подошла к Лобановичу.

- Слушайте, вы брали книгу, что лежала раскрытой у вас на столе?

- Нет, не брал.

- Вы не обманываете?

- Я, кажется, никому еще в форточку не бросал цветов, чтобы мне обманывать.

Ядвися почему-то засмеялась, ни капельки не обидевшись.

- Хотите, пойдем сегодня гулять?

- Пойдем, пойдем! - подхватил учитель. - Вы, может, не поверите, но у меня, честное слово, была та же самая мысль, только я не отважился предложить вам.

- Тогда заходите к нам.

- Обязательно! С великим удовольствием!

Она снова помчалась в свой двор. Дети шумели, гомонили, спорили, хвалили свои и хаяли чужие ямки.

Лобанович стоял счастливый, о чем-то думал, и едва приметная веселая улыбка блуждала у него в глазах и на губах.

"Почему она спросила про книгу? - подумал Лобанович. - Не положила ли она что-нибудь в нее?"

А тем временем Ядвися, крадучись, с другого хода, пробиралась в квартиру учителя, чтобы тайком вынуть из книги бумажку, на которой она написала вчера: "Милый-дурень", - чего Лобанович не заметил,

XXX

Заперев дверь кухни со двора, Лобанович быстро побежал в свою квартиру другим ходом - через классную комнату. Тихонько ступая, подошел он к двери и только прикоснулся к ней рукой, как в то же мгновение панна Ядвися пулей метнулась в кухню, чтобы выскочить во двор. Но дверь не открывалась. Оглянулась - на пороге стоял учитель.

Ах, попалась пташка, стой,

Не уйдешь из сети!

Не расстанемся с тобой

Ни за что на свете!

спокойно декламировал Лобанович, не сводя с Ядвиси глаз, любуясь ею, радостно улыбаясь.

Она и в самом деле выглядела как пойманная пташка. Удивление, испуг, какая-то виноватая улыбка мелькнули на ее лице. Круглые темные глаза смотрели то на дверь, то на учителя. Одна рука ее была сжата, - верно, там была та записочка с двумя словами.

- Зачем вы заперли эту дверь? - с невинным видом спросила она.

- Для того чтобы те самые ножки, которые пришли сюда через школу, не вышли через кухню.

Лобанович подошел к ней совсем близко. Она беспокойно задвигалась.

- Пустите меня!

- Вы моя гостья и пленница. Ни одному охотнику на свете не случалось поймать такую славную дикую козочку, как мне сегодня. Дайте же мне хоть наглядеться на нее!

- Ну, в следующий раз вы не поймаете меня.

- А зачем мне ловить, если я уже поймал?

Она вдруг бросилась ему под руку, чтобы убежать. Но он крепко схватил ее под мышки и не пускал.

- Что вы делаете? - гневно проговорила она. - Не смейте прикасаться ко мне!..

- Вы же сами бросились мне на руки, - сказал учитель и почувствовал, как взбунтовалась в нем кровь.

Он держал ее теперь только за руку. Она снова стала вырываться. Темно-русые волосы рассыпались по ее плечам пышными, волнистыми прядями.

- Нет, милая пленница, ничего не выйдет, не пущу!

С распущенными волосами, с пылающими щечками, она была необычайно красива, и учитель не мог оторвать от нее глаз.

- Ну, послушайте, - просительным тоном проговорила она, - я никак не ожидала, что вы будете меня мучить!

- А вы меня не мучите? - спросил он и глянул ей в глаза. - Выкуп дайте, тогда я отпущу вас.

- Мне нечем платить, - сказала она, одной рукой стараясь поправить свои волосы.

Учитель нарочно снова разбросал их.

- Ах, отстаньте вы!

- Нет, не отстану. Если бы вы знали, какая вы красивая с распущенными волосами, вы всегда ходили бы так.

- У моей мамы тоже были роскошные волосы, но доля ее была несчастливая, - печально проговорила она.