На росстанях - Колас Якуб Михайлович - Страница 28

В лесу царили тишина и покой. Это спокойствие постепенно передавалось и путнику. Он смотрел на знакомые, засыпанные снегом гати и болота и все думал о Ядвисе. Образ ее, словно живой, стоял в его глазах.

Панна Ядвися заметила, что учитель за время разлуки осунулся и похудел. В его глазах она прочитала новые для нее мысли и затаенную печаль. И сама она задумалась, и тень печали легла на ее молодое и свежев лицо.

Об Андрее так много думала она все эти дни, к нему так сильно рвалась душой...

XXVI

- А-а! Вот и вы! Милости просим! - встретил отец Кирилл Лобановича.

Отец Кирилл, как заметил учитель, осунулся, побледнел, только глаза его стали еще более живыми, беспокойными.

- Что же это вы, наставничек, так зарылись в вашей глуши? - спрашивала его веселая румяная матушка. - Ну, как же вам живется?

- Спасибо, матушка, живу полегоньку да потихоньку.

- Ну, рассказывайте: в кого вы там влюбились?

- Почему вы думаете, что влюбился?

- Ну, разве может быть, чтобы молодой парень не был влюблен!.. Ой, вы все хитрите! - погрозила матушка пальцем. - Там где-то, в Тельшине, нашли вы себе милую... Не говорите ничего: по глазам вижу.

- Правда, матушка, вы не ошиблись.

- Ну, что я говорила! - подхватила матушка. - Кто же ваша милая, скажите?

- Старостиха Алена, - проговорил Лобанович.

Отец Кирилл и сама матушка громко засмеялись.

- А я думаю: не дочь ли это пана подловчего?.. Что же вы глаза опустили?

- Ну, матушка, если буду жениться, непременно вас за сваху возьму, сказал Лобанович.

- Возьмите, возьмите! Такую сосватаю вам женку - всю жизнь благодарить будете. Вы не знакомы с дочерью землемера?

- С панной Людмилой? Нет, не знаком.

- Она сейчас здесь, у писаря. Вечером у писаря блины будут, вот вы и подкатитесь к ней. Она девушка симпатичная. Хоть нашему учителю ножку подставьте.

- Э, матушка! У панны Людмилы столько кавалеров, что у меня и смелости не хватит ухаживать за нею.

- Эх, наставничек, ничего вы не понимаете! Она так интересуется вами, что будет очень рада, если обратите на нее внимание.

- Что ж, дай боже нашему гороху в панский горшок попасть, - улыбнулся Лобанович.

- Вас крестьяне хвалят, - сказал отец Кирилл, - вы сумели занять надлежащее положение.

- А за что им хвалить или хаять меня? - спросил Лобанович. - У них свое дело, у меня свое. Наши интересы не сталкиваются, и нам не за что даже поссориться, поругаться.

- Вы скромный человек, и это делает вам честь, - ответил отец Кирилл. Нет, надо сказать правду: Тельшину везет на хороших учителей. Только глушь там, как и вообще все это Полесье.

- Жениться надо, - сказала матушка, - тогда и глушь не такая страшная будет.

- Что жениться! - махнул рукой отец Кирилл. - Жениться каждый сумеет, но что толку из этой женитьбы?

Молодая служанка отца Кирилла, краснощекая полешучка, принесла самовар. Сели пить чай. Матушка все время говорила, сообщала деревенские новости и сплетни, до которых она была большая охотница. Между прочим она начала рассказывать о борьбе за панну Людмилу, разгоревшейся между Соханюком и Дубейкой. Но рассказ не был доведен до конца - в комнату вошел сам Соханюк.

На этот раз Соханюк был необычайно расфранчен, чисто выбрит; манишка, галстук, манжеты - все на нем сияло и сверкало.

- Моему сопернику и коллеге нижайшее почтение, - обратился к Соханюку Лобанович.

- Вот молодец тельшинский учитель! - восхитилась матушка. - Сразу делает вызов нашему учителю!

- Вы меня не так поняли, - заметил Лобанович. - Коллега - мой соперник совсем другого рода, мы боремся с ним за гарнцы.

Отец Кирилл заинтересовался этой историей, и Лобанович рассказал, что за борьба завязалась у них.

Отец Кирилл смеялся, смеялся и сам Соханюк.

- Наш учитель - хозяин, имеет кабанчика и коровку, - заметила матушка.

- Только хозяйки не хватает, - добавил Лобанович. - Так и быть, коллега, женитесь - сделаю вам такой подарок к свадьбе, отдам свою ссыпку.

- И хорошо сделаете, - смеялся Соханюк. - Я человек практичный и отказываться от того, что идет на пользу человеку, считаю неразумным. Если жить, то жить со вкусом, а разбрасывать рубли ради того, чтобы помирить двух буянов мужиков, не вижу смысла.

Соханюк кивнул в сторону Лобановича и засмеялся. История с вьюшкой была здесь уже известна. Лобанович не нашелся что сказать, он немного смутился.

- Да, - подтвердил и отец Кирилл, - наш учитель умеет жить. - Но его симпатия и сочувствие были явно на стороне тельшинского учителя.

- Вот что, коллега, - обратился Соханюк к Лобановичу, - вас приглашают на вечер к писарю, и мне выпала честь сообщить вам об этом. Даже и записку вам передали.

- Кто же это оказал мне такое внимание? - спросил Лобанович, беря записку.

- А дочка землемера там будет? - спросила матушка.

- Н-не знаю, - не сразу ответил Соханюк.

- Идите, идите, наставничек! - уговаривала матушка. - Там панечки будут и в том числе, вероятно, панна Людмила.

- Не хочется мне туда идти, - проговорил Лобанович. - Не люблю бывать в большой компании.

- Больше любите быть в компании одной-единственной, - пошутила матушка.

...Гостиная в доме писаря была ярко освещена двумя лампами. Переступив порог и окинув взглядом гостей, Лобанович в замешательстве остановился: к кому прежде подойти и с кем поздороваться? Он не знал, куда деваться, - так много здесь собралось гостей. Надо бы начать с хозяина, но хозяин сидел за столиком, держал полную горсть карт и внимательно в них вглядывался. Напротив блестел воротник урядника. Сбоку сидел фельдшер Горошка. Он подгонял писаря:

- Ходи, ходи, кум! Под туза! Под туза ему!

Но писарь не торопился. Он долго вглядывался в свои козыри, и казалось, вот-вот чихнет.

Сиделец по фамилии Кляп выказывал все признаки нетерпения, раздраженный такой медлительностью писаря.

- Не пори горячки, ведь и так останешься без одной, а будешь горячку пороть, без двух останешься.

Максим, сын фельдшера Горошки, порхал, как мотылек, от одной паненки к другой. Как видно, в этой деятельности он имел большой опыт. Лобанович был порядочно удивлен, увидев здесь пана подловчего: ведь тот немного брезговал компанией писаря. Дубейка, зажав шею в накрахмаленный тесный воротничок, очень мило и очень красиво, как ему казалось, кивал своей птичьей головой то одной, то другой барышне.

В глубине комнаты в мягком кресле сидела Людмила. Рядом с нею примостился Суховаров. Теперь Лобанович догадался, что пан подловчий вынужден был уступить Суховарову и поехать с ним, чтобы познакомить его с Людмилой, которой также заинтересовался и Суховаров.

- А-а, паночку! - проговорил подловчий. - Смотри, какой он прыткий! Я заходил к нему, чтобы вместе с паном Суховаровым поехать, а он уже здесь!

Подловчий весело поздоровался со своим соседом, взял его под руку и подвел к Людмиле.

- Будьте знакомы: пан Лобанович, профессор больших букв.

Людмила улыбнулась своей приветливой улыбкой и игриво проговорила:

- Мы уже почти знакомы, - и подала свою мягкую ручку.

- Значит, наш профессор гораздо ловчее, чем я думал, - проговорил подловчий.

- В тихом омуте черти водятся, - добавил Суховаров, и на его влажных губах застыла кривая, слегка пренебрежительная улыбка.

Суховаров был одет в парадный мундир с блестящими пуговицами и свысока смотрел на всех местных кавалеров.

Поздоровавшись со всеми, Лобанович выбрал себе наиболее спокойное местечко и начал присматриваться к гостям. Старшая дочь писаря, как хозяйка, часто отлучалась. Молодые люди из вежливости уделяли ей много внимания, чем она была очень польщена.

- Ну, как живете? - спросил Лобановича Дубейка. - У нас, видите, не то, что у вас, - публики много, барышни... Как вам нравится наша Людмила?

- А почему она ваша, а не наша? - спросил Лобанович. - Ну что ж, девушка как девушка.