На росстанях - Колас Якуб Михайлович - Страница 135

- Давай немного обождем, - предложил Лобанович.

- Музыка безголосая, а слышна будет далеко, - с некоторой тревогой и насмешкой проговорил Янка.

Идти сейчас к Мальвине Фидрус было не с руки. Друзья обсудили новый план. И вдруг видят - по дороге мчится кто-то верхом на лошади. Подскакал к тропинке, которую показывал друзьям крестьянин, и повернул на нее.

- Урядник, столбуновский урядник, - тихо проговорил Янка.

- Пускай ловит ветра в поле. Умно сделали, Янка, что переправились через речку.

Только вечером пришли друзья в Панямонь, отмерив десятки лишних верст, чтобы замести свои следы.

Встретиться и поговорить с учительницей Фидрус Янке и Андрею довелось уже в другой раз.

XIV

Есть своя положительная сторона в определенной ограниченности твоего богатства, когда ты можешь упаковать его в сундучок либо в чемодан, закинуть за плечо и идти, взяв палку в руки, куда тебе нужно. Такое положение было сейчас и у Лобановича.

Как только установилась теплая погода и подсохла земля, собрал он свое имущество, а все лишнее и не очень нужное оставил у брата, простился с ним и двинулся в путь. На опушке леса Лобанович остановился и окинул взглядом Смолярню, двор и хату, небольшой садик, где уже собиралась зацвести молодая дикая груша. "Может, не придется мне больше увидеть этот временный приют мой", - подумал он.

Миновав глухие Темные Ляды, Лобанович повернул влево, держа направление на Микутичи. Малоприметными лесными дорожками и тропинками обошел он поселок, где находилось лесничество и где почти все жители знали его. Дорога шла через лес - чистый, высокий, стройный бор, носивший название Сустрэновка. "Почему его назвали так? Видимо, здесь произошла какая-то встреча" [По-белорусски встреча - сустрэча], - размышлял Андрей и вдруг увидел - впереди, немного в стороне от дороги, стоит огромный старый лось с темной Шерстью на спине, с здоровенными ветвистыми рогами. От неожиданности Лобанович остановился. Лось также стоял и смотрел на него.

"Дай-ка напугаю его!" - подумал Лобанович и ринулся на лося. Когда между ними оставалось шагов сорок, лось принял боевую позу, не трогаясь с места. Лобанович испугался и от наступления перешел к обороне, спрятался за толстой сосной и давай стучать по ней палкой. Лось начал проявлять некоторое беспокойство, но достоинства своего не уронил, принял свой обычный вид и не торопясь направился в глубину леса.

"Вот тебе и Сустрэновка", - сказал себе Лобанович, не на шутку напуганный. Он пошел дальше, то и дело поглядывая по сторонам. Но лося нигде не было видно. Лес окончился, и глазам путника предстало песчаное бугристое поле микутичских крестьян.

Мать и дядя Мартин скорее с печалью, чем с радостью, встретили бездомного и безработного скитальца. Но, видя его хорошее настроение, они также повеселели. Дядя Мартин сказал даже, беззаботно махнув рукой:

- Не удалось теперь, может, удастся в четверг. Только не загнали бы куда-нибудь на край света.

Ни мать, ни дядя ни в чем не упрекнули Андрея и даже избегали напоминать о неприятном происшествии на собрании учителей. А Якуб искренне обрадовался приходу брата. Когда же он узнал, что Андрей собирается жить у них все лето, радость Якуба еще увеличилась. За последнее время он заметно подрос и был правой рукой дядьки Мартина.

- Без Якуба я прямо как без рук, - сказал дядька. - Он и на гумне помогает мне, и в поле, и в лесу. То пойдет украдкой вырубит еловый шест для рукоятки граблей либо для косовища, то заскочит в дубняк, и если выберет било для цепа, то только поднимай цеп: било само будет молотить.

Знал дядя Мартин, чем и как угодить племяннику. А Якуб слушал и весь расцветал от удовольствия. Чтобы не выдать своего волнения, счастливый Якуб сказал, обернувшись к брату:

- Я покажу тебе, Андрей, одно местечко на Немане, в Бервянке. Вот где рыбы! Нигде нет столько! Иной раз как плеснет сом или щука - только пузыри пойдут по воде. А язей сколько! А голавлей! Так и ходят вереницами.

- А тебе не приходилось подцепить на удочку язя? - поинтересовался Андрей.

- Трудно взять его там, - безнадежно признался Якуб. - Коряги, корни... Не один крючок мой остался там.

- А может, мы с тобой вдвоем справились бы? - спросил Андрей.

Якуб заверил, что и вдвоем ничего не сделают. Дядя Мартин слушал и усмехался в усы.

- Уж если Якуб сказал, значит так оно и есть, - поддержал он маленького племянника. Дядя Мартин и Якуб были большими приятелями.

- Вот когда потеплеет, они с дядей сетками, топтухами наловят с пуд рыбы, - заметила мать и пошла к печке: ведь Андрей с дороги, должно быть, голоден.

Дядя Мартин, Андрей, Якуб вышли во двор осмотреть хозяйство.

Чем-то близким, родным повеяло на Лобановича, когда он осматривал двор, постройки, убогий скарб несложного крестьянского хозяйства, где все напоминало далекое, беззаботное детство. И вместе с тем еще с большей силой поднимался в груди протест против несправедливого устройства жизни, при котором бедному человеку достается такой жалкий, тесный уголок. Одно только радовало сердце: народ не хочет примириться с такими порядками, и в этом залог победы.

Андрей никогда не чурался крестьянской работы и при случае охотно помогал дяде Мартину. Когда он был учителем, часто посылал своим домашним деньги. А теперь он такой помощи оказать не может, хотя она очень нужна. Промелькнула неведомо откуда возникшая мысль о том, как много разных мест приходится переменить человеку на своем веку. Не более четверти века прожил на свете Лобанович, а побывать ему пришлось во многих местах. И сколько еще новых мест ждет его впереди! Но сейчас не было возможности долго предаваться таким размышлениям - живой, разговорчивый Якуб звенел, словно звоночек, стараясь как можно больше рассказать брату о разных вещах и событиях. На гумне он подвел Андрея к толстому дубовому столбу. В столбе торчал большой гвоздь, на котором важно отдыхали цепы. Якубу хотелось показать цеп с тем крепким билом, о котором рассказывал дядя Мартин: било вырублено в дубняке самим Якубом!

- Действительно било ладное, - похвалил Андрей, снял с гвоздя цеп и два-три раза взмахнул им.

Из хаты вышла мать, хлопотливая, трудолюбивая, вечно озабоченная, позвала Андрея завтракать. Дядя Мартин и Якуб в хату не пошли, сославшись на то, что они недавно здорово наелись.

Мать положила на стол деревянный кружок и поставила на него сковороду с яичницей и жирными, сочными шкварками.

- Знаешь, мама, - обратился к ней Андрей, - и дым из кадила, который пускает поп в церкви, не пахнет так приятно, как эта сковорода со шкварками.

- Не надо, сынок, говорить лишнего, - грустно улыбнулась мать.

Отведав яичницы, Андрей продолжал:

- Такой яичницы не только губернатор, но и наш дурень-царь Николка Второй не ел.

- Ешь, сынок, и глупостей говорить не нужно, - запротестовала мать. Вот вы пошли против начальства, оскорбили царя, а сейчас сидите без места. Забыли вы поговорку: "Не трогай дерьма, не то смердеть будет!"

Лобанович громко захохотал.

- Вот это, мама, правда! Но если это навоз, что совершенно справедливо, то нужно его в землю закопать, чтобы удобрял ее.

Андрей подошел к матери, поцеловал ей руку.

- Спасибо, мама, за угощение. Прости меня за неприятности, за огорчения, которые я причинял вам. Горевать же и плакать нечего. Вот если бы я совершил преступление против людей, простых людей, тогда нужно было бы отвернуться от меня и в хату не пустить, хотя я и родной ваш сын. Я же хочу и многие, многие сотни тысяч таких, как я, хотят, чтобы простым людям жилось хорошо, чтобы сами они были хозяевами своей судьбы и чтобы не издевались над ними паны, чиновники, начиная от урядника и губернатора и кончая царем. Ведь во имя царя и от имени царя творятся все эти несправедливости, от которых приходится страдать мужикам на земле, рабочим на фабриках и заводах. Имеем ли мы право сидеть сложа руки и спокойно смотреть на всю эту мерзость? Если бы лучи солнца не уничтожали весной снега и льда, земля не избавилась бы от холода и не было бы весны. Пусть меня выгнали, пусть я сижу без работы, хотя, правда, работу кое-какую нахожу, - пусть меня судят и засудят, я никогда не сдамся, так как знаю, во имя чего борюсь.