Американская трагедия. (Часть 1) - Драйзер Теодор - Страница 104

Надо сегодня же послать письмо Ретереру. Но сначала он должен, как обещал, зайти к Роберте и узнать, не лучше ли ей. А завтра утром непременно надо съездить в Скенэктеди и поговорить с тем аптекарем. Необходимо что-то предпринять, если только Роберте не стало лучше сегодня вечером.

И вот, еще чувствуя на губах поцелуи Сондры, он отправился к Роберте; бледное лицо и страдальческий взгляд Роберты ясно сказали ему, едва он переступил порог, что в ее положении не произошло никакой перемены. Она чувствовала себя даже хуже, чем прежде: от слишком больших доз лекарства она совсем расхворалась. Но это было ничего, – сказала она, – если бы только лекарство подействовало… Лучше смерть, чем то, что ее ожидает! Клайд понимал, что она хочет сказать, и, всерьез опасаясь за себя, заодно, по-видимому, огорчался и за нее. Однако равнодушие, которое она замечала в нем в последнее время, и то, как он сегодня ушел и оставил ее одну, было для Роберты знаком, что на сколько-нибудь прочное сочувствие с его стороны рассчитывать не приходится. И это было ей очень горько: она понимала, что он больше не любит ее, хоть и уговаривает не беспокоиться и обещает, если лекарство не подействует, достать другое, более верное, и для этого завтра же утром еще раз съездит к аптекарю в Скенэктеди.

Но у Гилпинов не было телефона, а Клайд никогда не рисковал заходить днем в комнату Роберты и не позволял ей звонить к миссис Пейтон; поэтому было решено, что он пройдет мимо ее дома завтра утром, по дороге на работу. Если все уладится, штора на ее окне будет поднята до самого верха, если же нет, то только до половины. В этом случае он немедленно отправится в Скенэктеди, предупредив по телефону мистера Лигета, что его задержали неотложные дела.

Оба они были безмерно угнетены и напуганы нависшей над ними бедой. Клайд далеко не был уверен, что, если положение Роберты не изменится, ему удастся ускользнуть, не позаботившись о ней; она может потребовать не просто временной помощи, а чего-нибудь большего, – может быть, женитьбы. Ведь она уже напоминала, что он обещал не оставлять ее. Но что, собственно, он имел тогда в виду, обещая это, спрашивал он себя теперь. Конечно, не брак: он никогда не думал жениться теперь на Роберте, а хотел только веселой любовной игры, хотя, как он прекрасно знал, Роберта совсем по-другому понимала его пылкое чувство. Он должен был признаться себе, что она считала его намерения серьезными, иначе бы ни в коем случае ему не уступила.

Вернувшись домой, Клайд написал и отправил письмо Ретереру; он провел тревожную ночь, а на следующее утро отправился к аптекарю в Скенэктеди, так как, когда он проходил мимо дома Роберты, штора на окне была поднята) лишь до половины. Но аптекарь не мог предложить никаких новых средств, только посоветовал сделать горячую ванну, – об этом он забыл упомянуть в первый раз. Полезна также утомительная гимнастика. Заметив беспокойство на лице Клайда и поняв, что он чрезвычайно встревожен создавшимся положением, аптекарь прибавил:

– А знаете, ведь если у вашей жены произошла задержка на один месяц, это еще ничего не значит. У женщин это иногда бывает. Во всяком случае, вы не можете быть уверены раньше, чем кончится второй месяц. Каждый доктор вам это скажет. Если она нервничает, пусть продолжает принимать пилюли. Но даже если они не подействуют, пока ничего нельзя утверждать: все-таки через месяц все может окончиться благополучно.

Слегка ободренный этими утешениями, Клайд уже готов был уйти. Возможно, что Роберта ошиблась, и оба они тревожатся понапрасну. Но тут же он подумал, что, может быть, она и права, им грозит несчастье, и ждать еще целый месяц, ничего не предпринимая, значит только терять время. Он похолодел от этой мысли и сказал аптекарю:

– А на случай, если все это не сойдет благополучно, вы не знаете такого доктора, к которому она могла бы пойти? Для нас это очень серьезно, и я хотел бы помочь ей, если можно.

Что-то в поведении и тоне Клайда – его чрезвычайная нервозность, его желание пойти на незаконную операцию (по какой-то своей особой логике фармацевт полагал, что это совсем другое дело, нежели просто проглотить пилюлю, которая должна вызвать тот же самый результат) – показалось аптекарю подозрительным. У него мелькнула мысль, что Клайд, вероятно, вовсе не женат; наверно, тут обычная история: распущенный юнец вовлек в беду какую-нибудь неопытную девушку. Поэтому настроение аптекаря изменилось, доброжелательность и готовность помочь исчезли, и он холодно сказал:

– Видите ли, здесь, может быть, и найдется подходящий доктор, но я такого не знаю. И не могу посылать кого-либо к таким докторам. Это дело противозаконное. Плохо придется врачу, которого уличат в таких вещах. Но это, конечно, ваше дело, можете поискать кого-нибудь, если хотите, – угрюмо прибавил он, испытующе и подозрительно глядя на Клайда и решая про себя, что лучше держаться подальше от такого субъекта.

Итак, Клайд вернулся к Роберте с тем же самым лекарством, хотя она решительно запротестовала, говоря, что если не помогла первая коробка, то бесполезно было брать вторую. Но так как он настаивал, она согласилась попробовать новый способ приема. Однако его доводы, что, может быть, во всем виноваты простуды или нервы, убедили ее только в одном: Клайд не в силах ничего сделать для нее или же просто не понимает, как это важно для них обоих. А если и новый способ лечения не поможет, что тогда? Неужели Клайд больше ничего не намерен предпринять?

Однако у Клайда был своеобразный характер: хоть его и преследовал страх за будущее, но так неприятны были все эти волнения, они оказались такой помехой другим его интересам, что он с радостью поверил, будто через месяц все может кончиться благополучно, и готов был преспокойно ждать. Роберта могла ошибиться. Может быть, она подняла тревогу понапрасну. Надо посмотреть, не подействует ли на этот раз лекарство.

Но лечение не помогло. И хотя Роберта с отчаяния вернулась на фабрику, надеясь работой изнурить себя и, может быть, этим добиться желанного результата (все девушки в отделении уверяли ее, что у нее совершенно больной вид и что ей не следует работать, раз она чувствует себя так плохо), все было напрасно. А Клайд, полагаясь на слова аптекаря, продолжал успокаивать себя тем, что задержка на месяц не имеет значения, – и это еще больше угнетало и пугало ее…

Дело в том, что в этих критических обстоятельствах Клайд представлял собою интереснейший пример того, как невежество, молодость, бедность и страх непомерно осложняют жизнь. Он не знал даже точного значения слова «акушерка», ни характера тех услуг, которые она может оказать женщине. Между тем в иммигрантском квартале Ликурга было в то время три акушерки. Притом он жил в Ликурге слишком недавно и никого здесь не знал, кроме светской молодежи, Дилларда, знакомство с которым он прекратил, и кое-кого из начальников цехов на фабрике; что до случайных знакомых, вроде парикмахера, галантерейщика, продавца сигар и прочих, все они, казалось ему, слишком тупы или слишком невежественны, чтобы помочь.

Но главное, из-за чего он в нерешительности медлил, не принимаясь за поиски доктора, это вопрос: как и кто к нему пойдет? О том, чтобы пойти самому, Клайд и помыслить не мог. Во-первых, он слишком похож на Гилберта Грифитса, которого все здесь великолепно знают и за которого могут его принять. Во-вторых, безусловно, он слишком хорошо одет, и на этом основании доктор, пожалуй, потребует с него больше, чем он может заплатить, да еще станет задавать всякие затруднительные вопросы… А вот если бы все это устроил кто-нибудь другой… объяснил бы все подробно еще до прихода Роберты… Но почему бы Роберте не пойти самой? Почему? Она с виду такая простая, невинная, такая скромная и трогательная. И особенно теперь, когда она так удручена и подавлена, право же… В конце концов, хитроумно рассуждал он сам с собой, ведь именно перед нею, а не перед ним непосредственно стоит эта требующая неотложного разрешения задача.

И, кроме того, подумал он еще, если она пойдет одна, наверно, она сумеет устроить это дешевле. У нее теперь такой несчастный вид… Если бы еще уговорить ее сказать, что она брошена каким-нибудь молодым человеком, имя которого она, конечно, откажется назвать… неужели доктор, увидя несчастную, покинутую, совсем одинокую девушку, откажет ей? Может быть, он даже поможет ей даром, как знать? И тогда со всей этой ужасной историей будет покончено навсегда.