Дело первое: Кьята (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 15

Бандит описал заказчика с такой поразительной точностью и обилием деталей, что Бельк, без сомнений, узнал бы его при встрече, хотя никого похожего по описанию он в памяти не нашел. А еще северянин в очередной раз поразился, хотя, конечно, виду не подал, тому, какое количество разнообразных талантов гниет, и сгниет без следа и пользы, на этом городском дне.

- Спасибо тебе, Ломаный, - сказал он, когда бандит закончил живописать заказчика. - Ты очень мне помог. За мной услуга. У нас еще остались какие-то дела?

- Да какие у нас дела, синьор Бельк! - удивился Ломаный. - Встретились люди, поговорили, да и разошлись по своим надобностям. Синьору Лику наше почтение передавайте.

- Конечно. А если господин тот рыжебородый в плаще и берете встретится...

- Сразу мальчонку в остерию к вам пошлю! А второго за ним отправлю!

- Хорошо. Доброго вечера, Ломаный.

Двигаясь прочь от места встречи с пыльниками, Бельк поймал себя на мысли, что стал копировать манеру говорить у Праведника. Эта его вежливость, неспешная речь. В конце разговора не хватало кивнуть головорезам Ломаного с прощальным аристократическим «Господа».

«Мы уже, как старые супруги, - усмехнулся про себя северянин. - Знаем друг друга так давно, что даже стали похожи».

Информация Рыжего стоила десяти ори и времени, проведенного на Пыльной улице. Как ему удается постоянно быть в курсе таких дел? Узнать, что в охране прибывшего недавно в Сольфик Хун скафильского купца состоит известный в узких кругах вор, сопоставить это с необычным волнением в среде пыльников, причем не простых, а авторитетных. Затем услышать про обнос дома корабела, узнать про несколько распоряжений все того же авторитетного пыльника и, вместе с информацией о всплывшем в доках трупе с обезображенным лицом, свести все это в понятную картину. Талант, определенно. Но все же пары моментов слова Рыжего не проясняли. Ну да ночь только начинается, есть время уточнить.

- Дэниз, - в общении между собой человек и гикот не нуждались в словах, но Бельку было комфортнее говорить со своим четвероногим другом, - давай посмотрим, что там собрался делать господин Ломаный.

Гикот ткнулся головой в ногу своего человека, и того окатила волна радостного предвкушения и азарта. Дэниз любил охотится, но в городе это удавалось сделать нечасто. Несколько мгновений зверь крутил головой, наконец, определившись с направлением, мягко потрусил в ту сторону, периодически оглядываясь на Белька.

- Не хами! - усмехнулся тот. - Беги нормально, не такой уж я старый! Поспею.

И гикот неуловимо ускорился, пропадая из виду в подступающей темноте ночного города.

[1] Золотая монета весом 25 граммов.

Retrospectare-4

21 октября 771 года от п.п.

Праведник, дознаватель 1 ранга.

Тракт Февер Фесте - Вейр

Чувствовать на губах пепел поражения, когда уже готовился выпить вина за победу - неприятно. Раньше этот оборот - «пепел поражения», - который частенько мелькал в приключенческих бульварных романах и в речи салонных вояк, Мерино считал вычурным и неестественным. И вот поди ж ты! Во рту сухо, как с перепою или когда очень долго и много говоришь, и в душе так же - выжженная солнцем пустыня, по поверхности которой ветер несет пепел и запах гари. Нет ни гнева, ни ярости, ни обиды. Только усталость. Смертельная усталость человека, который не понимает, как цепь всех этих событий, такая ясная, выверенная и просчитанная на десять раз, привела к такому неожиданному финалу. Дознаватель первого ранга Тайной стражи, (да-да, барон да Гора выписал-таки ему повышение прямо перед отъездом из Февер Фесте), распутавший заговор против императора, едет под чужим именем в домашнее поместье своего шефа, чтобы стать воспитателем его сына.

Пепел поражения. Скрипит на зубах.

Из столицы они выехали втроем: сам Мерино, в подорожной грамоте значившийся теперь как Федерико Козино; неунывающий и, видимо, так и не понявший, что произошло, дознаватель третьего ранга Горото по прозвищу Шустрый; и новичок в его отряде, хотя уже и прошедший боевое крещение Гильдией воров, Джул. Остальные члены отряда Праведника нанялись в охрану торгового судна, уходящего в Димаут, где перезимуют и вернуться в Империю только весной следующего года. Все, кроме Белька. Тот сказал, что догонит Мерино по дороге, дела у него какие-то незавершенные в Февер Фесте остались. Что за дела, он, разумеется, не сообщил, а Мерино не особенно и интересовался. За Белька он не волновался.

Каждый человек в его отряде умел убивать, но только Бельк был убийцей. Немногословный, невысокий, незапоминающийся человек среднего роста и с лицом туповатого работника с фермы, мог зайти один в дом с десятком противников, имея при себе парочку ножей, а через пять минут выйти и коротко сообщить о том, что противников в доме больше нет. За это Белька в отряде уважали и боялись. Боялись все же больше, поскольку было совершенно непонятно, что движет этим человеком. Но он был верен лично Мерино, даже не верен, а предан, как волк в стае предан вожаку, и ему было этого достаточно. И Мерино этого было достаточно. И он никогда не спрашивал, что согнало Белька с островов морского народа и заставило стать дознавателем в Тайной имперской страже.

Тусклое осеннее солнце уже клонилось к закату, и пора было уже подумать о ночлеге. К счастью, местность между столицей и Вейром была достаточно обжита, а Мерино ее изъездил уже достаточно, чтобы знать о стоящей в получасе езды корчме «Ретивый жеребец», которую сам хозяин с каким-то непонятным упрямством называл остерией. Кормили там совсем недурно, комнаты для ночлега были чистыми и стоили недорого, да и хозяин остерии был мужчиной разговорчивым, так что вечер обещал быть вполне приятным. За минусом отвратительного настроения, конечно.

Оставшееся до остерии время Мерино провел, покачиваясь в седле и споря с существующим только в его воображении бароном Сантьягой да Гора, - ведь позволяющий с собой спорить дознавателю какого угодно ранга шеф Тайной стражи мог существовать только в воображении. Мерино приводил аргументы, неоспоримо доказывающие необходимость брать верхушку заговора именно сейчас, по горячим следам, и тащить их всех, виноватых и невиновных, в допросный подвал, - там-то у них языки развяжутся! Но барон с необычной даже для воображаемого оппонента терпеливостью объяснял недалекому дознавателю, к чему может привести такая поспешность. Он говорил про интересы высшего дворянства, про кланы и партии, которые сложились при дворе императора Патрика, о самом Патрике, который в последнее время стал вести себя куда менее предсказуемо, чем раньше.

«Ну, положим, сунем мы всю карфенакскую знать под замок - и чего мы этим добьемся? - вопрошал невидимый для остальных спутников Мерино барон да Гора. - Ведь, по крайней мере на словах, именно карфенакцы являются одной из самых надежных опор трона! Именно они сдерживают алчность Оутембрийской лиги вольных городов. А представим на минутку, что мы разрываем союз со святошами, казним каждого второго - и с кем мы остаемся против лавочников? С Товизироном, герцог которого спать не ложится, если кого-нибудь не обманет? С Арендалем и его придворными ведьмами?»

«А зачем нам кто-то для союза против лавочников? - удивлялся Мерино. -После бунта шестьдесят девятого[1] у них ни армии, ни стен. Армия Императора может парадным маршем пройти по всем их городам, если они только осмелятся голову поднять!»

«Конечно, тут ты прав! - барон усмехался покровительственно, как при разговоре с ребенком. - Но из кого, позволь спросить, состоит армия Императора?»

«Бриллиантовая гвардия, фрейские войска и войска Императорского домена! - без малейшей паузы отвечал Мерино. Он прекрасно знал диспозицию сил и средств на случай вооруженного мятежа какого-нибудь владетеля. - И все расквартированы под столицей!»

«То есть около десяти тысяч конных и пеших воинов?» - продолжал улыбаться да Гора.