Монстр - Кинг Стивен - Страница 57

Он попытался крикнуть: "Папа!", но сжавшееся горло не пропустило ни слова. Он был один. Звук за спкной делался громче - по сухому ворсу ковра с шелестом, извиваясь, скользила змея. Она гналась за ним по пятам, а может, стала на хвост и по латунному наконечнику стекал чистый яд.

Дэнни достиг лестницы и, чтоб сохранить равновесие, ему пришлось бешено замахать руками. На миг он уверился, что опрокинется и кубарем скатится вниз.

Он быстро оглянулся через плечо.

Шланг не шелохнулся. Он лежал, как лежал, один виток отмотался с рамы, на полу коридора - латунный наконечник, равнодушно отвернутый от него. "Видишь, глупый? - укорил он себя. - Все это ты выдумал, бояка. Это все твое воображение.

Бояка, бояка".

Он прижимался к перилам - ноги от пережитого дрожали.

(Вовсе он за тобой не гнался)

подсказал рассудок, и, ухватившись за эту мысль, мальчик снова и снова возвращался к ней.

(вовсе не гнался за тобой, вовсе не гнался за тобой, вовсе нет, вовсе нет)

Бояться было нечего. Да что там, вздумай Дэнни, он мог вернуться и повесить шланг на место. Мог - но не считал, что пойдет на такое. Ведь что, если шланг гнался за ним, а на место вернулся, когда понял, что действительно... не может... догнать его?

Шланг лежал на ковре и, казалось, спрашивал: может, вернешься, попробуешь ещё разок?

Дэнни с топотом побежал вниз.

20. БЕСЕДА С МИСТЕРОМ УЛЛМАНОМ

Сайдвиндерская публичная библиотека оказалась небольшим ветшающим строением в одном квартале от деловых районов города. К дверям скромного, увитого виноградом дома вела широкая бетонная дорожка, обсаженная цветами, с лета превратившимися в сухие остовы. На газоне расположился большой бронзовый памятник генералу Гражданской войны, про которого Джек никогда не слышал, хотя подростком здорово увлекался Гражданской войной.

Подшивки газет хранились в подвале. Их составляли сайдвиндерская "Газетт", обанкротившаяся в шестьдесят третьем году, "Эстес Парк Дейли" и боулдерская "Камера". Денверских газет не было вообще.

бздохнув, Джек остановился на "Камере".

Когда подшивка дошла до 65 года, настоящие газеты сменились катушками микрофильмов. ("Пожертвование федеральных властей, - радостно сообщил библиотекарь. - Когда до нас дойдет следующий чек, мы надеемся переснять материалы с 1958 по 64 годы, но это все делается так медленно, правда? Вы ведь будете осторожны, да? Знаю, знаю. Будет нужно - позовите")

У единственного аппарата для чтения линзы почему-то оказались повреждены, так что, когда Венди положила ему руку на плечо (минут через сорок пять после того, как Джек закончил листать оригиналы газет), у него изрядно болела голова.

- Дэнни в парке, - сказала она, - но не хочется, чтоб он слишком долго болтался по улице. Как думаешь, сколько тебе еще?

- Десять минут, - сказал он. Честно говоря, он уже напал на след последнего этапа захватывающей истории "Оверлука" - лет, прошедших между бандитской перестрелкой и переворотом, учиненным Стюартом Уллманом с компанией. Но ему по-прежнему хотелось скрыть это от Венди.

- Кстати, зачем тебе это? - спросила она. Выговорив это, она взъерошила Джеку волосы, но тон поддразнивал только наполовину.

- Решил покопаться в истории старика "Оверлука", - ответил Джек.

- Есть особые причины?

- Нет,

(ДА ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ЧТО ЭТО ТЫ ТАК ЗАИНТЕРЕСОВАЛАСЬ?)

просто любопытно.

- Нашел что-нибудь интересное?

- Не слишком много, - сказал он, и на сей раз ему пришлось приложить усилия, чтоб сохранить приятный тон. Она лезла не в свое дело - так же, как вечно совала нос в его дела, ещё когда они жили в Стовингтоне и Дэнни был грудным.

Куда ты собрался, Джек? Когда вернешься? Сколько берешь с собой денег? Поедешь на машине? А Эл с тобой едет? Хоть один из вас не напьется? И так далее, и так далее. Она, извините за выражение, и довела его. Он стал пьяницей. Может статься, причина была не только в этом, но, ради Бога, посмотрим правде в глаза и признаем: и в этом тоже. Она пилила, пилила, пилила его, пока не возникло желание дать ей затрещину - просто, чтоб она заткнулась и бесконечный поток вопросов (Куда? Когда? Как? Будешь ты? Ты что?)

прекратился. Вот уж, действительно.

(Головная боль? Похмелье?)

головная боль. Аппарат для чтения. Проклятая машина искажает текст. Оттого-то у него эта долбаная головная боль.

- Джек, ты в норме? Ты такой бледный...

Он резко отдернул голову от пальцев Венди.

- ВСЕ НОРМАЛЬНО!

Под его жгучим взглядом она отпрянула, примеряя улыбку, но та оказалась на размер меньше.

- Ну... если ты... пойду, подожду в парке вместе с Дэнни.

Вот она пошла прочь, улыбка растаяла, уступив место недоуменному, болезненному выражению. Он позвал:

- Венди?

Она оглянулась от подножия лестницы.

- Что, Джек?

Он поднялся и подошел к ней.

- Извини, детка. По-моему, со мной и правда что-то не так. Эта машина... линзы искажают. Жутко болит голова. Аспирин есть?

- Конечно. - Венди запустила руку в сумочку и вытащила жестянку анацина. - Пусть будет у тебя.

Джек взял жестянку.

- Экседрина нет? - Он заметил на лице жены слабое отвращение и понял. Когда-то, пока он ещё не запил так сильно, что стало не до шуток, она поначалу горько подсмеивалась на этот счет. Джек тогда объявил: из всех лекарств, какие только изобрели для отпуска без рецепта, один лишь экседрин способен намертво остановить похмелье ещё на подступах. Решительно, это средство - единственное. Он начал мысленно называть свои утренние страдания Экседриновыми головными болями, партия N 69.

- Экседрина нет, - сказала она. - Извини.

- Да ладно, - отозвался Джек, - твои отлично подойдут.

Конечно, не подойдут, Венди тоже могла бы догадаться.

Иногда она способна быть тупейшей стервой...

- Водички дать? - бодро спросила она.

(Нет, я просто хочу, чтобы ты выкатилась отсюда к ЕДРЕНОИ МАТЕРИ!)

- Попью из фонтанчика, когда буду подниматься. Спасибо.

- Ладно. - Она пошла вверх по лестнице; под короткой желто-коричневой шерстяной юбкой грациозно двигались красивые ноги. - Мы будем в парке.

- Договорились.

Он рассеянно сунул жестянку анацина в карман, вернулся к машине для чтения и включил её. Уверившись, что жена ушла, Джек и сам отправился наверх. Господи, какая мерзкая головная боль. Раз человеку пришлось иметь дело с такой вот глазоломкой, тате ему должны разрешить законное удовольствие пропустить несколько стаканчиков - чтоб восстановить равновесие.