Дорога ветров - Ефремов Иван Антонович - Страница 13

Дорога дальше пошла по узким долинам среди мелкосопочника. Пестрые конические холмы с темными вершинками были испятнаны серым, зеленоватым и бурым, и горы производили впечатление заплесневевшей, разрушенной и обветшавшей земли. Ничего не росло на этой рыхлой бесплодной почве, только у самого водостока долинок возвышались круглые кочки, плотно поросшие гобийским миндалем — кустами с необыкновенно темной зеленью и адскими шипами.

Грядки голого камня, глин с солевыми выцветами и песком чередовались на дороге. Машины шли медленно и тяжело. Зной и духота, едкая пыль царили в этих заплесневелых горах.

Перегревшийся мотор тянул плохо, наполнял жаром кабину, палимую сверху беспощадным солнцем. Пот тек по лицу, заливая глаза. В середине дня, когда солнце высоко, мелкие ямки и ухабы, как и вообще все неровности в Гоби, становятся плохо видимыми. И сейчас пыльная дорога не различалась среди занесенных пылью и песком подножий холмов, между которыми она причудливо извивалась, то огибая их по склонам, то пересекая прямо через вершинки, то спускаясь по дну мелких русел.

По мере приближения к Ноян сомону местность становилась все более примечательной. Большие сухие русла врезывались в ущелья среди совершенно голых гор, не прикрытых даже дресвой разрушения. Камень был обдут ветрами и сглажен, конусы и купола толпились беспорядочно и тесно, желтые шлейфы надутых песков всползали на склоны из большой равнины к северу от горного массива. Автомобильный накат с удивительной отвагой проникал через узкие щели в сплошном камне. Машины бросало и кренило на торчащих ребрах гранитных плит и скатах глыб. Взобравшись на один из таких перевалов, мы увидели крутой спуск в промоину, сплошь заваленную остроугольными глыбами. Тут даже наши видавшие виды экспедиционные шоферы стали качать головами. Но шедший впереди Пронин вновь уселся в кабину, и его полуторка буквально сползла в страшную щель. Андросов смешно вытаращился и озорно поглядывал сбоку на меня с видом преувеличенного испуга. Колеса поползли, упираясь в борта промоины. острые камни скрежетали, оседая под тяжестью машины, но резина с честью выдержала это испытание.

Еще один перевал, и мы опять очутились на голом камне. Удивительный массив плотных кварц-порфиров густого красного цвета находился налево от нас. на уровне перевального гребня. Поверхность красного порфира выступала особенно резко на ярко-голубом небе. Прямо на гребне обрисовалась наша громадная трехоска. Дверцы кабины были распахнуты и казались широкими крыльями, раскинутыми для взлета. Массивная стальная балка буфера сильно выдавалась вперед, ее грани и углы блестели, отполированные ветром и песком. С приклепанных к балке круто загнутых крючьев свисала тяжелая цепь… Дикий хаос голых красных скал. а над ним — поднятая в самое небо могучая машина показалась мне символом человеческой мощи.

Внизу, в окаймлявшем массив сухом русле, толстые черные жилы основных пород рассекали красный порфир. По ущелью вскрывались породы палеозойского возраста — темные, почти черные песчаники и углистые сланцы, рассеченные висячими долинками и превращенные в крутые куполовидные холмы. На вершинах этих холмов была отчетливо видна желто-красная кора выветривания, достигавшая до пятидесяти метров толщины, или, как говорят геологи, мощности. Это означало. что темные породы палеозоя долгое время находились на поверхности древней азиатской суши. Атмосферные процессы, солнце и температурные воздействия проникли глубоко в скалистую толщу, изменив прежний вид пород. Лишь два года спустя мы узнали, что это выветривание происходило в нижнемеловую эпоху, то есть около семидесяти пяти миллионов лет назад.

Едва только мы выехали из ущелья и повернули направо. впереди внезапно открылся Ноян сомон — немного юрт, склады, клуб и большая школа. Сомон оказался в это время полон народу. Немедленно машины окружила плотная толпа. Дети выскочили из школы и также подбежали к нам.

Ноян сомон стоит в необычайно живописной местности на небольшой плоскости, окруженной, словно часовыми, скалистыми черными вершинами. Пирамидальные останцы. необыкновенные гребнистые своды, пильчато-иззубренные вершины торчали над сомоном, а поодаль виднелись столь правильной формы конусы, что мы сразу же заподозрили в них потухшие вулканы. Мы были приглашены в юрту к сомонному начальнику дарге, которому объяснили цель нашей экспедиции. Здесь собралась группа местной интеллигенции, среди которой оказался московский студент-юрист (конечно, тоже монгол). присланный для практики в качестве помощника прокурора.

В ту пору, в первую экспедицию, Ноян сомон — самый южный и удаленный из сомонов Южногобийского аймака, показался нам краем Монголии и чуть ли не краем света.

Сошлись старики. Данзан и Цедендамба долго совещались с ними, но проводника, хорошо знающего Нэмэгэту не нашлось. Цедендамба предложил найти его непосредственно в Нэмэгэтинской котловине, для того чтобы вернее и скорее разыскать наиболее богатое «костями дракона» место.

В сомоне было тесно, и мы решили проехать дальше, чтобы заночевать на свободе и в покое от любопытных, которых, конечно, было множество, в том числе и девушек отпускавших какие-то непонятные нам шутки и смущавших этим скромного Данзана. Еще тридцать километров автомобильного наката оставалось нам проехать — дальше шло неведомое бездорожье.

Погода резко изменилась еще перед въездом в сомон. Хмурые тучи повисли над черными конусами гор. засвистел холодный ветер. Мы обогнули продолговатую черную гору, гребнистую, как спина чудовища, и пошли на запад под вихрем неожиданно налетевшего снега. Этот внезапный переход от дневной жары к вечернему снегу поразил меня, и я с недоумением всматривался в летящие навстречу машине и крутящиеся повсюду снежинки. Вызывающе мрачным и темным стало все кругом, густой черный цвет гор еще более усиливал ощущение одиночества и угрюмости.

Но не успели мы проехать нескольких километров, как снег перестал идти и на безоблачном небе снова засияло солнце, а снежная белизна на земле просуществовала не более четверти часа. бесследно испарившись.