Девятый Будда - Истерман Дэниел - Страница 11

Глава 8

Казалось, что кабинет Джона Карпентера, как и его жена, его вера и его собственная персона, был доставлен по воздуху из Шотландии и помещен в неизменном виде в самом сердце язычества. Вход в это маленькое, не знающее запаха благовоний святилище мужчины-христианина был закрыт для всего индийского, темнокожего, бестактно иностранного. Развешанные на стенах головы и рога оленей с севера Шотландии храбро бросали вызов моли и прочим насекомым северо-востока Индии, а изображенные на картинах люди в традиционных шотландских юбках и с колючими бородами яростно отвергали язычников и их богов.

Если бы сюда вошел Иисус Христос собственной персоной — смуглокожий еврей, похожий на человека, а не на бога, — преподобный Карпентер постарался бы как можно скорее окрестить его и дать ему имя Ангус или Дункан. Говорящий по-арамейски еврей-учитель из Назарета был для Джона и Мойры Карпентер абсолютно никем, если не сказать хуже. Их Иисус был бледным галилеянином, безбородым блондином с голубыми глазами, чудесным образом парившим над дикими цветами и вереском Северной Шотландии.

Джон Карпентер стоял, соединив руки за спиной, и смотрел на Кристофера сквозь выпуклые стекла очков с золотым ободком. Ему перевалило за сорок, он был худ, чуть сутул и начинал лысеть, а один только вид его зубов заставил бы дантиста уйти в запой и броситься в объятия падших женщин. В целом он выглядел так, словно знавал лучшие времена. Кристоферу показалось, что он нервничает.

— Мистер Уайлэм? — спросил он с тем же акцентом, что и его жена. — Присаживайтесь. Мы не имели чести встречаться ранее? Это ваш первый визит в Калимпонг?

Эту тему Кристофер предпочитал не обсуждать.

— Я бывал здесь раньше, — сообщил он. — Раз или два. Просто краткосрочные поездки, не оставляющие времени для знакомства с местным обществом.

Карпентер окинул его пронзительным взглядом, словно желая подтвердить свое предположение, что люди типа Кристофера вряд ли знакомятся с местным обществом, где бы они ни находились.

— ...Или для посещения церкви? — Маленькие глазки блеснули за толстыми линзами очков.

— О, да. Боюсь... дело в том, что я не отношусь к пресвитерианской церкви, доктор Карпентер.

— О, это прискорбно, прискорбно. Очевидно, англиканская церковь?

Начало беседы складывалось неудачно.

— Ну нет, не совсем. На деле я в некоторой степени отношусь к римской католической церкви.

Кристофер мог поклясться, что портреты на стенах замерли, вдохнув призрачный воздух.

— Извините, мистер Уайлэм, — настойчиво продолжал Карпентер, — но я не совсем понимаю вас. Вполне очевидно, что вы не можете быть «в некоторой степени» католиком. Римская церковь не признает компромиссов, не так ли?

— Да, полагаю, что это так.

— Как я понимаю, вы выросли в вере?

— Да. О, доктор Карпентер, я...

— Конечно. Так оно обычно и бывает. Некоторые приходят к культу святых. Наверняка могу сказать, что такой путь характерен для некоторых приверженцев англиканской церкви. Но беда в том, что англиканская церковь и так очень близка к римской.

— Не сомневаюсь. А теперь, если вы не возражаете, я...

— Знаете ли вы, — продолжал Карпентер, совершенно не слыша того, о чем говорил Кристофер, — что я часто думал о том, что ваша вера — я никоим образом не выказываю неуважение — имеет много общего с верой, господствующей в этой темной глуши. Я думаю об индуистах с их экстравагантными богами, священнослужителями и приношениями. Или о буддистах Тибета с их иерархией святых и свечами, всегда зажигаемыми на алтарях из золота и серебра. Конечно, я никогда не был в их дикарских храмах, но я...

— Доктор Карпентер, — прервал его Кристофер, — извините, но я пришел сюда не для того, чтобы беседовать о теологии. Возможно, мы поговорим об этом в другой раз. А пока есть другие вопросы, требующие, чтобы им уделили внимание.

Получив отпор, давно страдающий великомученик из Калимпонга улыбнулся, обнажив щербатые десны, и кивнул:

— Да, конечно. Мистер Фрэйзер говорил мне о вашем приезде, и что вы, возможно, захотите задать мне некоторые вопросы. Он не сказал, что будет темой нашего разговора, но отметил, что он будет строго конфиденциальным. Я уверяю вас, что сделаю все возможное, чтобы найти ответы на ваши вопросы, хотя и не могу представить, какое отношение ваши дела могут иметь ко мне, мистер Уайлэм. Я не разбираюсь в торговле и коммерции. Здесь я преследую одну цель — я приобретаю души, спасая их от ада, хотя цена, которую я плачу за них, выражается не медными монетами. И, уж если на то пошло, не серебряными или золотыми. Она...

— Извините, если мистер Фрэйзер в разговоре с вами выражался несколько загадочно. Я приехал в Калимпонг по важному делу, которое вполне может и не иметь к вам никакого отношения. Тем не менее вероятно, что вы в состоянии кое-чем помочь мне. Я понял, что именно вы ухаживали за тибетским монахом, умершим здесь несколько недель назад. Монаха звали Цевонг. Мне нужна любая информация о нем.

Миссионер с интересом посмотрел на Кристофера, словно ждал совсем другого вопроса. Казалось, однако, что вопрос вывел его из равновесия. Улыбка сползла с его лица, на смену ей пришел пронизывающий, испытующий взгляд. Он потер кончиком пальца переносицу, сдвинув на лоб очки. Он явно взвешивал свой ответ. И когда наконец ответил, то сделал это очень осторожно:

— Я не могу понять, какое отношение к вам или мистеру Фрэйзеру может иметь этот монах. Он не торговец. Просто несчастный поклонник сатаны, у которого ни гроша не было за душой. Могу я спросить, почему он вас интересует?

Кристофер покачал головой.

— Это моя личная проблема. Уверяю вас, что она не имеет никакого отношения к торговле. Я просто хочу знать, не сказал ли он что-нибудь важное во время своего пребывания здесь или, может быть, вы заметили что-то необычное.

Миссионер пронзительно взглянул на Кристофера.

— А что, на ваш взгляд, является важным? Как я могу определить это? Я уже представил отчет мистеру Фрэйзеру и тибетскому агенту Норбху Дзаса.

— Но, возможно, было что-то, что показалось вам тривиальным и не было включено в доклад и, тем не менее, представляет для меня интерес. Я пытаюсь узнать, как он добрался до Калимпонга, откуда он шел, к кому он шел. Вы можете дать мне ключ к разгадке.

Карпентер поднял руку, снял очки и аккуратно сложил их — так жук-богомол аккуратно держит в своих тонких суставчатых лапках более мелкую жертву. На мгновение миссионер с мягкими манерами куда-то исчез, на смену ему пришел абсолютно другой человек.

Но это длилось какое-то мгновение, пока Карпентер не овладел собой и не вернул на место сползшую маску. С прежней аккуратностью и насекомоподобной неторопливостью он взял очки и водрузил их на обычное место.

— Когда этого человека принесли сюда, он умирал, — произнес Карпентер. — Он умер на следующий день. Все это есть в моем докладе. Я бы с радостью сказал, что он отправился прямо в объятия всепрощающего Спасителя, но не могу. В забытьи он говорил о каких-то вещах, но я не мог его понять. Я немного говорю по-тибетски, но моего запаса хватает лишь для разговора с дзонг-пенг и шапе, когда они приходят сюда.

Кристофер прервал его:

— Кто-нибудь вроде них навещал вас, когда здесь был монах? Здесь был тибетский агент. Я забыл, как его зовут.

— Норбху Дзаса. Нет, мистер Уайлэм, здесь не было посетителей, если не считать доктора Кормака. С сожалением должен отметить, что этот Цевонг умер среди чужих ему людей.

— Вы сказали, что он бредил, что бормотал что-то, чего вы не поняли. Говорил ли он что-нибудь о послании? Упоминал ли он фамилию Замятин? Или мою, Уайлэм?

Кристофер был уверен, что вопросы задели высушенного шотландца за живое. Казалось, он побледнел, а затем вновь покраснел. На секунду маска вновь сползла с его лица, но Карпентер быстро овладел собой.

— Совершенно точно могу сказать, что этого он не говорил. Не сомневайтесь — такие вещи я бы отметил. Нет, он нес какую-то чепуху о богах и демонах, которых он оставил позади, в горах. Вы понимаете, о чем я говорю.