Коффи проходит милю - Кинг Стивен - Страница 15

Алабама.

Я взял последний гренок с подноса, спустился вниз и пошел к полю для крокета. Я сидел там на солнце, наблюдая за несколькими парами и одной бодрой компанией из четырех человек, машущих деревянными молотками, думал о своем, стариковском, и солнце грело мои старые кости.

Примерно в два сорок пять от стоянки автомобилей начали сползаться сотрудники следующей смены, с трех до одиннадцати, а в три уехала дневная смена. Большинство расходились группами, но Брэд Долан, как я заметил, уходил один. Это был своего рода счастливый знак: может быть, весь мир еще не скатился в конце концов, к черту. Из заднего кармана у него торчала книжка анекдотов. Дорожка к стоянке проходила мимо поля для крокета, и он увидел меня, но ни помахал, ни нахмурился в мою сторону. Мне это было на руку. Он сел в свой старый "шевроле" с наклейкой на бампере: "Я видел Бога, и его имя Тритон". Потом уехал восвояси, оставив за собой тонкий след протекшего моторного масла.

К четырем часам пришла Элен, как и обещала. По ее глазам было видно, что она опять плакала. Она обняла меня и крепко прижала к себе.

- Бедный Джон Коффи, - сказала она. - И бедный Пол Эджкум.

А я услышал голос Джен:

- Бедный Пол. Бедный мой парень.

Элен снова заплакала. Я поддержал ее, и мы стояли на поле для крокета под вечерним солнцем. Наши тени словно танцевали под воображаемую музыку вообража-емого радио.

Наконец она взяла себя в руки и отстранилась от меня* Поискав платочек в кармане блузки, она вытерла им слезящиеся глаза.

- А что случилось с женой начальника, Пол? Что случилось с Мелли?

- Ее сочли здоровой, во всяком случае врачи в больнице Индианолы, - сказал я. Я взял ее под руку, и мы пошли к тропинке, ведущей от стоянки в рощу. К сараю у стены, отделяющей Джорджию Пайнз от мира молодых людей. - Она скончалась от сердечного приступа, а не от опухоли мозга спустя десять или одиннадцать лет. Ей было, по-моему, сорок три. Хэл умер от инсульта, кажется, в период бомбежки Перл Харбора, а может, и в тот самый день, не помню точно, - так что она пережила его на два года. Вот такая ирония.

- А Дженис?

- Я не очень готов сегодня, - сказал я. - Расскажу как-нибудь в другой раз.

- Обещаешь?

- Обещаю. - Но это обещание я не сдержал. Через три месяца после того дня, когда мы пошли в рощу вместе (я бы держал ее за руку, если бы не боялся причинить боль ее скрюченным и опухшим пальцам), Элен Коннелли тихо скончалась в своей постели. Как и Мелинда Мурс, она умерла от сердечного приступа. Санитар, обнаруживший ее, сказал, что ее лицо было спокойно, словно смерть наступила вдруг и без боли. Я надеялся, что он прав. Я любил Элен. И мне ее очень не хватает. Ее и Дженис, и Брута и всех моих ребят.

Мы дошли до второго сарая на тропинке, который стоял у стены. Под сенью колючих сосен его просевшая крыша и покосившиеся окна были в кружевных тенях. Я направился к нему, Элен чуть задержалась, глядя с испугом.

- Все нормально, не бойся, - сказал я. - Правда. Пошли.

На двери не было замка, вернее, когда-то был, но потом его оторвали, поэтому я закрывал дверь с помощью свернутой картонки. Я вытащил ее и шагнул в сарай, оставив дверь открытой настежь из-за темени внутри.

- Пол, что это?... Ой. Ой! - Второе "ой" было похоже на вскрик.

Там стоял сдвинутый в одну сторону стол. На нем стояли фонарик и коричневая картонная коробка. На грязном полу лежала коробка из-под сигар "Хав-А-Там-па", которую я взял у агента, пополнявшего автоматы с напитками и конфетами. Поскольку его компания торговала еще и табачными изделиями, ему было нетрудно достать такую коробку. Я предложил ему за нее плату - когда я работал в Холодной Горе, они очень ценились, я вам говорил, наверное, - но он только рассмеялся.

Из-за края коробки на нас смотрела пара блестящих черных глаз-бусинок.

- Мистер Джинглз, - тихо позвал я. - Иди сюда. Иди сюда, старичок, и познакомься с этой леди.

Я присел на корточки - было больно, но я стерпел, - и вытянул руку. Сначала я подумал, что он не сможет перелезть через край коробки, но он вылез одним сильным толчком. Мистер Джинглз упал сначала на бок, потом встал на ноги и подошел ко мне. Он бежал, явно хромая на одну заднюю ногу, - увечье, нанесенное еще Перси, давало себя знать в пожилом возрасте Мистера Джинглза. В его очень пожилом, просто невероятно пожилом возрасте. Его шкурка стала совсем седой, кроме макушки и кончика хвоста.

Он запрыгнул мне на ладонь. Я поднял его, а он вытянул голову и принюхивался к моему дыханию, прижав уши и закатив глазки. Я протянул ладонь Элен, которая глядела на мышь удивленными глазами, полуоткрыв рот.

- Не может быть, - сказала она и посмотрела на меня. - О Пол, этого не может... не может быть!

- Смотри, а потом скажешь.

Из пакета на столе я достал катушку, которую рас-красил сам, но не восковыми карандашами, а маркерами, о которых в 1932-м даже и не слыхивали. Но результат оказался тем же. Катушка была такой же яркой, как и у Дэла, может быть даже ярче. "Медам и месье! - по-думал я. Добро пожаловать в мышиный цирк!"

Я снова присел на корточки, и Мистер Джинглз сбежал с моей ладони. Он был стар, но азартен, как и раньше. Как только я достал катушку из пакета, он не сводил с нее глаз. Я покатил ее по неровному выщербленному полу сарая, и он тут же погнался за ней. Конечно, скорость уже не та, и на хромоту было больно смотреть, но почему он должен бегать быстро и не хромать? Как я сказал, он был очень стар, просто Мафусаил среди мышей. Как минимум лет шестидесяти четырех.

Мистер Джинглз догнал катушку, которая ударилась в дальнюю стенку и покатилась обратно. Он обежал ее вокруг и лег на бок. Элен рванулась вперед, но я удержал ее. Через секунду Мистер Джинглз снова оказался на ногах. Очень медленно он покатил носом катушку обратно ко мне. Когда я впервые нашел его, он лежал на ступеньках, ведущих в кухню, так, словно преодолел большое расстояние и очень устал, - тогда он еще мог катить катушку лапками, как много-много лет назад на Зеленой Миле. Теперь это уже выше его сил, задняя часть туловища плохо подчиняется ему. Но нос по-прежнему в силе. Когда он дошел до меня, я взял его, как перышко, в одну руку, а катушку - в другую. Его глаза-бусинки не отрывались от катушки.

- Не надо больше, Пол, - сказала Элен срываю-щимся голосом. - Я не могу на это смотреть.

Я понял, что она чувствует, хотя она была не права. Мистеру Джинглзу нравилось гоняться и приносить катушку, и через столько лет, ему это нравилось не меньше. Всем бы нам иметь такое постоянство пристрастий.

- Там в пакете еще мятные конфеты. "Канада Минтс". По-моему, он все еще любит их, он все время их обнюхивает, когда я даю ему, но его пищеварение уже не позволяет есть их. Вместо них я принес ему гренок.

Я опять сел на корточки, отломил маленький кусочек от гренка, который принес с собой из солярия, и положил на пол. Мистер Джинглз понюхал его, потом взял в лапки и стал есть, аккуратно обкрутив вокруг себя хвостик. Закончив, он выжидающе посмотрел вверх.

- Иногда мы, старики, просто удивляем своим аппетитом, - заметил я Элен и протянул ей гренок. - Попробуй ты.

Она отломила еще кусочек и бросила на пол. Мистер Джинглз подошел, понюхал, посмотрел на Элен... потом поднял и стал есть.

- Видишь? - сказал я. - Он знает, что ты - не временная.

- Откуда он взялся. Пол?

- Понятия не имею. Однажды, когда я рано утром вышел на прогулку, он просто лежал на ступенях возле кухни. Я понял, кто это, сразу, но, чтобы убедиться, взял из корзинки в прачечной катушку. А потом достал коробку из-под сигар. Устелил ее самым мягким, что нашлось. Он - как мы, Элли, в конце жизни попал в это печальное место. И тем не менее не потерял вкуса к жизни. Он все так же любит свою катушку и по-прежнему любит, когда его навещает старый товарищ по блоку. Шестьдесят лет я хранил в себе историю о Джоне Коффи, шестьдесят с лишним, а теперь рассказал, Думаю, что именно поэтому он и вернулся. Чтобы сказать мне, что надо спешить, пока еще есть время. Потому что я - как он, я уже почти там.