Музыкальный приворот. На крыльях - Джейн Анна - Страница 13

Домой Нина прилетела во вполне удовлетворительном состоянии. Да, с Гектором она потерпела неудачу и до сих пор злилась на него за то, что кумир оказался тем еще банальным козлом с гипертрофированным чувством важности. Однако с другой стороны, она все же понимала, что ее авантюра была не более чем авантюрой, и пусть лучше так, чем если бы она не выдержала мрачное тяжелое обаяние Гектора и проснулась следующим утром в его шикарном номере, а потом бы была послана прочь, выкинута, как одноразовая салфетка.

Салфеткой Ниночке быть не хотелось – она сама привыкла использовать людей. И знала, что такого позора не пережила бы. Нет, пережила бы, конечно, не побежала бы сигать с моста с вытаращенными глазами, но самооценку ее это бы сильно пошатнуло.

Кроме того, в душе девушки действительно что-то изменилось: не кардинально, вмиг, но существенно. И Нинка вдруг как-то точно поняла, что должна не просто прожигать жизнь, тусуясь в клубах, таскаясь на концерты, занимаясь шопингом и сводя с ума парней пачками. Журавль четко решила: ей нужно поставить цель и идти к этой цели, а результатами этой цели должны быть власть и деньги. Только они, по ее мнению, могли поставить на место таких, как Гектор. Что делать, Нина пока еще не знала – только лишь собиралась четко обдумать, в какую область податься и где есть перспективы. При всей своей энергичности и стремительности многие вещи она решала не наобум, а неспешно, с толком и расстановкой, скрупулезно высчитывая плюсы и минусы.

Наверное, поэтому Нинка и говорила Кате, что прощается с детством. Ей хотелось с достоинством вступить во взрослую жизнь и занять в ней высокое положение. Чтобы ни Гекторы, ни Аллы Адольские, ни кто другой не могли бы осложнять ей будущее. Игры закончились. Пришла пора добиваться своих целей.

С такими воинственными мыслями Нинка и прибыла домой в сопровождении Матвея, который молча поглядывал на свою красавицу-спутницу. Он помог донести ей вещи до самой двери и, прежде чем Нина открыла ее ключом, сказал с улыбкой:

– Отрабатывай долг, Журавль. Теперь для всех ты – моя девушка. Завтра наше первое свидание. Где и когда – сообщу утром. Будь готова, рыбка.

– Ненавижу рыбу, – сделала вид, что ее тошнит Нинка.

– Зато я люблю, – ничуть не смутился Матвей.

– А если я тебя кину? – насмешливо взглянула на него блондинка.

– Тогда твой отец узнает в лучшем виде, где ты была и что делала. На какие рок-концерты ходила и каких кабанов кадрила, – улыбнулся широко Матвей, ловя себя на мысли, что ему хочется запустить Ниночке в волосы пальцы. Было в ней что-то манящее, притягивающее его магнитом. И дело было не в ее красоте, а, скорее, в характере. Таких, как она, хотелось покорять. Матвей не зря занимался альпинизмом – покорять он любил не только горы, добираясь до вершин в полном изнеможении, но с четким осознанием, что он смог. Женщин – таких строптивых – ему нравилось покорять не меньше.

Журавль задолжала ему с детства.

И Матвей, вдруг поддавшись странному порыву, притянул ее к себе и даже поцеловал – вернее, коснулся ее губ своими губами, за что тотчас получил кулаком в ухо, а после – и вовсе под дых.

– Ты покойник. Не смей так делать! – разъяренно прошептала Нинка, с отвращением вытирая губы тыльной стороной руки. Теперь ее действительно затошнило. Как будто бы губ коснулась мокрая губка, которой терли грязные жирные тарелки.

Матвей усмехнулся только, подумав, что все равно он своего добьется. Какой бы гордой ни была эта девчонка. Он не отступит.

– Мы ведь так уже делали, – ничуть не обиделся парень. Кажется, такое поведение Нины только заводило еще больше. – Тебе нравилось, помнишь? – в его голове всплыл эпизод в подъезде, когда летом Журавль просила притвориться ее парнем и так упоенно целовала перед синеволосым музыкантом, что у него дыхание перехватывало и хотелось утащить ее с собой в квартиру и долго не отпускать.

– Память отшибло! – крикнула Нинка. Она хотела было открыть дверь, как та сама крайне резко, как будто бы от пинка, распахнулась, едва не ударив ее по носу – изредка благородный Матвей, обладающий хорошей реакцией, успел подхватить девушку за талию и вовремя оттащить в сторону, заключив в свои объятия.

Нинка даже рассердиться на него не успела.

Из квартиры смерчем вылетел ее отец с таким зверским красным лицом, по которому ходили желваки, что у Нинки, мигом забывшей о Матвее, брови поползли на лоб. Судя по всему, дядя Витя находился в крайней степени бешенства. Челюсти плотно сжаты, рот перекошен, а из глаз разве что только искры гнева не сыплются.

– Папа, – пискнула Ниночка, испугавшаяся, что отец видел их поцелуй в глазок, однако отец на нее только рукой махнул.

– Все потом, дочь, – бросил он ей, на ходу названивая кому-то, и поспешил к лифту, где с остервенением принялся тыкать в кнопку вызова.

Следом за главой семейства Журавлей выбежал высокий тощий молодой мужчина в строгом костюме – главный юрист его компании, который одновременно с кем-то разговаривал по телефону, то и дело визгливо упоминая акции, облигации и подлых конкурентов.

Последним из квартиры спешно вышел Нинкин крестный. Дядя Саша казался самым спокойным из всех, хотя и его выражение лица было каменным, и поэтому опешившая Нинка обратилась к нему:

– Что случилось?

– Привет, милая. Все будет в порядке, – сказал крестный зачем-то и, увидев племянника, коротко спросил:

– Свободен?

– Свободен, – кивнул тот, тоже порядком удивленный.

– На машине?

– На машине.

– За мной, – приказал ему дядя. – Отвезешь кое-куда.

– Александр, нет времени! – взревел дядя Витя, который уже вместе с юристом стоял в лифте, и крестный Нинки вместе со своим племянником нырнули в лифт.

– Что за?.. – пробормотала изумленная Нинка, с кряхтением подхватила чемодан и затащила его в открытую квартиру.

Никто из родственников даже не вышел встречать ее. Только Кот, высоко подняв угольный хвост, соизволил появиться в прихожей, боднул Ниночкину щиколотку головой и со вполне определенными намерениями покосился на элегантные ботинки на высоченных каблуках, которые девушка непредусмотрительно оставила на полу, а не поставила на полочку для обуви.

– Что за чертовщина? – вновь сама у себя спросила удивленная Нинка и направилась в гостиную, в которой пахло сердечными каплями.

В большой комнате, обставленной богато и со вкусом, было темно – свет выключен, темные тяжелые портьеры задернуты. На диване, перед овальным столиком, на котором стояла початая бутылка вина, с ногами сидела Ирка с покрасневшим носом и держала пустой бокал. Взлохмаченный Сергей мерил комнату шагами, совсем как отец, заложив руки за спину. Выглядели оба так комично, что в другой ситуации Нинка бы просто-напросто расхохоталась. Но после того, как увидела отца в бешенстве, смеяться было последним, что она хотела.

Что-то произошло.

В сердце заполз ледяной червячок нехорошего предчувствия. В доме застыла терпким смогом атмосфера безысходности.

– Что случилось? – спросила у старшей сестры Нина, встав посредине гостиной и уперев руки в боки.

– Это все. Крах. Конец, – сказала Ирка гнусавым голосом, в котором проскальзывали истерические нотки.

– Что? – не поняла Нинка, но руки у нее ослабли.

– Капут, крышка, – отчего-то неосознанно подбирала синонимичные слова на одну и ту же букву Ирка.

– Яснее, – свела брови к переносице блондинка.

– Папа разорился! – заорал Сережа, на миг останавливаясь. – Ты тупая?! Куда яснее?!

За это он тотчас получил хорошую оплеуху от мигом разозлившейся старшей сестренки, скорой на расправу. Тупой себя она никому не позволяла называть.

– Дура! – завопил Сергей, обидевшись.

– Сейчас еще получишь, – замахнулась на него Нинка, не верящая в происходящее, и брат на всякий случай отскочил подальше. – Еще раз, одаренные вы мои, четко и ясно. Что произошло?

– Тебе яснее некуда было сказано, сестренка, – расхохоталась Ирина, размахивая пустым бокалом. – Пока ты по столицам гуляла, шиковала, транжирила денежки, папа разорился! У нас теперь ни гроша. Теперь мы нищие.