Хроника Акаши (ЛП) - Лёвенштейн Карола - Страница 59

Я распахнула глаза и увидела, что свет исходит от свечи. Пламя стало больше. Оно доставало до самого потолка. Испуганно я отпрянула. Огонь сразу исчез, а комната снова погрузилась в темноту. Адам почувствовал моё движение и ослабил объятия.

Он нежно поцеловал меня и отодвинулся. Потом открыл глаза. Прежде чем я смогла сказать, что здесь что-то не так, я уже потерялась в его взгляде. Он весело смотрел на меня. Что с ним такое? Его обычная реакция после того, как сблизится, было сожаление из-за потери самоконтроля. Но в этот раз он выглядел так, будто вовсе не сожалеет о том, что только что случилось. Совсем наоборот, он выглядел так, будто наслаждается ситуацией. Он спокойно улыбался, оставаясь рядом со мной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Я хотел у тебя кое-что спросить, - сказал он, рассеяно гладя мою ногу. Мозг быстро заработал. Неужели он? Нет, это невозможно. Прежде чем я напридумывала себе самых диких фантазий, Адам сказал. - Ты уже запланировала что-нибудь на Новый год?

- Ничего особенного, - ответила я как можно спокойнее. Его глаза были тёмными, и он излучал такое успокаивающее тепло, что я не могла по-другому, отдалась этому приятному чувству.

- Это хорошо. Может быть, ты хочешь провести Новый год со мной? - спросил он осторожно, смотря на меня с надеждой. Он что, думал, я скажу нет или надеялся, что я буду более здравомыслящей из нас двоих?

- Да, - ответила я решительно. Я ещё хотела сказать, что в восторге от его приглашения, но моя широкая улыбка говорила сама за себя. Что стало с его сомнениями?

Но вместо того, чтобы начать подробно объяснять, он довольно улыбнулся, нежно поцеловал меня в щёку и исчез, прежде чем я смогла задать ещё один вопрос.

Ошарашено я упала на подушку, лёгкое, как пёрышко прикосновение губ ещё гудело на коже. Неужели весы наконец-то склонились в мою пользу? Может быть, мои слова в Провансе всё же подействовали на Адама? Я попыталась снова уснуть, но у меня не получилось. Я чувствовала радость и лёгкость. Несмотря на то, что была глубокая ночь, я была совершенно бодрой, а мысли в голове мчались, обгоняя друг друга.

- Ты проглотила на завтрак бараний нут1 или почему всё время ухмыляешься? - спросил Лоренц. Мы сидели в открытом амфитеатре профессора Хенгстенберг и ждали, когда начнётся лекция.

- Нет, - ответила я как можно спокойнее, но у меня просто не получалось избавиться от этой блаженной улыбки на губах. Моя полная смена настроения, конечно не ускользнула от Лоренца, и её нельзя было объяснить просто тем, что я прекрасно спала ночью.

Однако я не осмеливалась проинформировать Лоренца о моих изменившихся планах на Новый год. Была вероятность того, что вечер всё же будет полным провалом. Это конечно знала только моя здравомыслящая сторона, потому что в животе предвкушение выполняло восьмикратные сальто.

Это были не бабочки, а скорее групповой полёт драконов, вышедший из-под контроля. Я посмотрела в сторону Лианы, которая с недавних пор садилась вместе с Дульсой на другой стороне. На самом деле эта картина всегда причиняла боль, но сегодня эту боль отражал мягкий буфер. Адам не ночевал в Тенненбоде, утром его комната оказалась пустой, что означало, что сегодня ночью он пришёл сюда только ради меня.

- Радуйся, что у Сельмы хоть раз хорошее настроение, - сказала Ширли рядом. Сегодня на ней были одеты простые джинсы и синяя футболка, несущественные предметы одежды по сравнению с дизайнерскими шмотками, которые она носила ещё год назад. - Это в любом случае лучше, чем её апатичное настроение.

- В этом ты права, - согласился Лоренц. - Хотя я и не знаю, почему она такая счастливая, но точно ещё выясню.

Нужно быстро что-нибудь придумать, прежде чем оба начнут распространяться о моей душевной жизни. Куда пропала профессор Хегстенберг? В поисках, я огляделась, но не обнаружила даже следа ни от её каштановых волос, ни от прозрачных крыльев.

- Что собственно вы собираетесь делать на Рождество? - спросила я, потому что больше не придумала ничего лучшего, чтобы отвести разговор в сторону. Лоренц замолчал и посмотрел на Ширли. Я сказала что-то не то? Что в Рождестве может быть не правильным?

- Я поеду к Лоренцу, - в конце концов сказала Ширли спокойно и собрано. Я не стала мучить её и себя вопросами. У её родителей снова нет времени.

- Рождество у моих родителей нельзя пропустить, - ликовал Лоренц, который выбрал как раз правильный тон, чтобы разрядить обстановку.

- Почему? - спросила я. Рождество — это Рождество.

- Мои родители любят Рождество. Они отмечают этот праздник со всеми его прекрасными гранями, конечно если смотреть на это с чисто коммерческой стороны.

- Вы утопаете в безвкусице? - Я рассмеялась.

- Да, именно так, нам нравится, и мы делаем это с полной убеждённостью. - Лоренц приложил руку к груди, и Ширли прыснула со смеху. Это действительно выглядело смешно. Я попыталась представить его под сверкающей, мигающей ёлкой, на которой последние зелёные иголки нужно ещё поискать под помпезными украшениями. Да это похоже на него.

Профессор Хенгстенберг вошла в зал, и внезапно воцарилась гипнотическая тишина. Я глубоко вдохнула и выдохнула, взяла беруши и вставила их на место.

Хотя у меня и была эта небольшая помощь, но также требовалась вся моя концентрация, чтобы я могла следовать за содержанием лекций профессора Хенгстенберг. Её голос действительно был исключительным, и мне всё ещё не удавалось устоять перед ним. Даже если было очень заманчиво, погрузиться в захватывающие видения, я оставалась в сознании, потому что через пару недель нужно будет сдавать экзамены первого семестра.

Профессор Хегстенберг какое-то время уже говорила об истории Объединённого Магического Союза в третьем и четвёртом столетии, как меня вдруг затошнило. Это случилось так внезапно, и приступ был таким сильным, что я вскочила и вдруг поняла, что со мной происходит.

Из-за приглашения Адама, я совершенно забыла о лжеколокольчиках. Внезапно и без предупреждения волна воспоминаний накрыла меня.

Я увидела маму, рассказывающую мне истории о драконах, которые я считала невинными сказками. Увидела день, когда моя семья попрощалась со мной. У меня не было воспаления легких, нет, они просто не хотели брать меня с собой. Я лежала на полу в коридоре, ревела и билась головой о камни. Но они ушли, и никогда больше не вернутся. Никогда.

Я увидела Адама, моего лучшего друга, которого я любила детской любовью. Каждая секунда без него была для меня мучительна. Мы всегда были вместе, потому что принадлежали друг другу. Он был человеком, за которого я цеплялась, после того как пропала моя семья. Он был для меня всем, а я для него.

Потом появились новые картинки. Морлемы, которые хотели забрать меня. Серебряный взгляд, черные платки, огромные, пугающие фигуры. Они нагоняли на меня такой жуткий страх, что я перестала разговаривать и подпускала к себе только Адама. Они появлялись не один раз, нет, снова и снова я видела, как они стояли на обочине и манили меня к себе своим неподвижным взглядом. Сладкий голос звучал в моей голове:

- Иди ко мне, Сельма!

Мои глаза наполнились слезами. Я выбежала из амфитеатра в вестибюль, где рухнула на пол.

Сила воспоминаний лишила меня сознания.

 

Рождество

Празднично украшенная кухня бабушки была погружена в тёплый свет свечей, в воздухе висел запах апельсинов и свежей хвои. В тёмном саду в свете луны серебром переливались покрытые толстым слоем снега грядки и луга. Было очень холодно, температура упала по меньшей мере до минус 20 градусов. Но чем холоднее становилось снаружи, тем уютнее я чувствовала себя здесь, возле камина, в котором мерцал небольшой костёр. Из полного термоса поднимался ароматный пар, распространяя запах мяты по всей комнате.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Я проснулась дома в моей кровати в Каменном переулке уставшая, измученная, а голова, полная причиняющих боль воспоминаний. Даже сейчас, несколько дней спустя, позади лба всё ещё гудела противная головная боль, как будто все эти образы, как лезвия, порезали извилины моего мозга, а раны заживали медленно. Бабушка не знала, что со мной произошло. Она полагала, что я переутомилась, а я не стала разуверять её. Я ещё не собралась с мужеством, чтобы призвать её к ответу, потому что кто ещё мог бы стереть все эти воспоминания.