Древо Жизни - Кей Гай Гэвриел - Страница 52

С застывшим, точно высеченным из камня лицом, он протянул руку, и Ким увидела у него на ладони шахматную фигуру – белого короля, который был сломан. И вдруг отовсюду полилась музыка, которую Ким никак не могла вспомнить, хотя знала, что непременно должна это сделать. Айлиль что-то сказал, но она не расслышала его слов, потому что их заглушала музыка, а потом заговорил Пол, и ей очень, очень нужно было услышать, что именно он говорит, но музыка… Король что-то отвечал Полу, подняв свечу высоко над головой, но она по-прежнему не могла, не могла, не могла…

А потом вдруг все взорвалось и исчезло – и раздался вой собаки, такой громкий, что, казалось, заполнил всю Вселенную.

И Ким проснулась навстречу утру, солнечному свету и запаху готовящейся на очаге еды.

– С добрым утром, – сказала ей Исанна. – Иди скорей, поешь, пока Малка твой завтрак не стащила. А потом я кое-что тебе покажу.

Колл на своем чалом жеребце присоединился к ним, когда они уже ехали по дороге на север. Пол Шафер, придержав коня, поехал с ним рядом.

– Проявляешь бдительность? – спросил он. Глаза Колла над сломанным носом смотрели настороженно.

– Не то чтобы… Но он велел кое-что сделать.

– Что, например?

– Тот человек, конечно, должен был умереть, но его жене и детям можно было немного помочь.

– Значит, ты им заплатил за его смерть? Так вот почему мы столько времени проторчали в этой таверне! Он просто дал тебе время, а вовсе не потому, что вдруг захотел выпить пива, так?

Колл кивнул.

– Хотя ему, конечно, часто хочется и просто выпить, – сухо заметил он. – Но Дьярмуд крайне редко что-либо делает без определенной на то причины. Ты мне лучше вот что скажи, – продолжал он, ибо Шафер не проронил более ни слова, – ты что, считаешь, он неправильно поступил?

Пол с невозмутимым видом продолжал молчать.

– А ведь Горлас непременно повесил бы его! – с упреком сказал Колл. – Мало того, на куски бы велел разорвать. А семью этого несчастного земли бы лишили. Зато теперь его старший сын будет служить у нас, в Южной твердыне, и станет отличным воином! Неужели ты и впрямь так уж осуждаешь Дьярмуда?

– Нет, – задумчиво ответил Пол. – Не осуждаю. Я просто подумал, что в такое голодное страшное время этот крестьянин, возможно, нарочно совершил подобное «предательство», ибо оно казалось ему наилучшим способом как-то обеспечить семью… А у тебя есть семья, Колл?

На все это верный помощник Дьярмуда, у которого семьи, разумеется, не было, ответа так и не нашел, хотя ему очень нравился этот странный человек, гость их страны, и он все старался понять и полюбить его. И они продолжали молча ехать на север под жарким полуденным солнцем, глядя, как по обе стороны дороги исходят знойным маревом поля, а дальние холмы расплываются в туманной дымке, точно мираж или надежда на дождь.

Дверца потайного люка под столом была совершенно незаметна, пока Исанна, опустившись на колени и приложив к полу ладонь, не произнесла слова магического заклинания. За дверцей открылась лестница ступенек в десять, ведущая вниз. Стены подземелья, сложенные из необработанных каменных глыб, были влажны. Из стен торчали металлические рожки для факелов, но ни одного факела видно не было, а откуда-то снизу исходило бледное сияние. Все больше удивляясь, Ким спустилась туда вслед за Исанной и кошкой Малкой.

Помещение внизу оказалось совсем небольшим. Это было даже не подземелье, а нечто вроде погреба, в котором была устроена маленькая комнатка. Здесь, как полагается, имелись кровать, стол и стул, а на каменном полу лежал тканый ковер. На столе были разбросаны какие-то старинные пергаменты и книги, судя по виду, очень ветхие. А у самой дальней стены комнатки стоял шкаф со стеклянными дверцами, и внутри его что-то светилось, точно пойманная звезда.

Голос старой ясновидящей звучал как-то особенно торжественно, когда она наконец заговорила:

– Каждый раз, когда я вижу это… – И она почти перешла на шепот. – Это Венец Лизен! – Она подошла к шкафу. – Его сделали для нее светлые альвы в те времена, когда Пендаранский лес не успел еще стать тем местом, которого все страшатся. И она надела этот Венец, когда был построен Анор, и стояла в нем на той башне над морем, и от нее исходило такое сияние, точно во лбу у нее горела звезда, и благодаря этому сиянию Амаргин легко мог найти путь домой, возвращаясь из Кадер Седат…

– Но он так и не вернулся. – Ким прошептала эти слова, и все же собственный голос показался ей недопустимо громким. – Эйлатин показал мне, как это было. Я видела, как умерла Лизен. – Венец перед ней был из чистейшего золота, но исходивший от него свет казался почти белым, светлее лунного луча.

– Она умерла, и Пендаран так этого и не простил, – сказала Исанна. – Ее смерть – одна из величайших печалей, какие когда-либо знал мир. Столь многое переменилось в нем с тех пор… даже этот свет. Когда-то он был ярче и имел цвет надежды – так говорили те, кто видел его, когда Венец только еще был сделан. А потом Лизен умерла, и лес переменился, и весь мир тоже переменился, и теперь свет Венца скорее напоминает печальный отсвет невосполнимой утраты… И все же для меня это самая прекрасная вещь на свете. Это сам Свет, противостоящий Тьме.

И Ким спросила у седовласой провидицы:

– А почему он здесь? Почему спрятан под землей?

– Его принес мне Радерт за год до своей смерти. Когда он отправился на поиски Венца, я об этом не знала… Ведь Венец исчез, когда Лизен бросилась в море. Исчез на долгие годы, и Радерт никогда не говорил, что собирается отыскать его и привезти назад. Это путешествие отняло у него много сил, состарило его. Что-то во время него случилось такое, о чем он так и не смог мне рассказать. Только попросил меня сохранить Венец, спрятав его здесь, и вместе с ним – еще два предмета, обладающие большой магической силой. И он велел мне хранить их до тех пор, пока я не увижу в вещем сне, кому их следует передать. «Той, что будет носить Венец после Лизен, – сказал мне Радерт, – придется преодолеть самый темный из всех путей, что выпадают на долю детей Земли и звезд». И ничего к этим словам не прибавил. Так что Венец ждет здесь – ждет вещего сна.