Властелин Руси - Посняков Андрей - Страница 27

Проследить бы за вражьими мордами, да, видно, уплыли давно морды те, не догонишь. К тому же его-то челнок старенький, у деда Нехряя-перевозчика выпрошенный, на дно пустили. Ух, собаки!

Осторожно оглядевшись – похоже, змей уже не было, – Дивьян медленно подтянул к животу ноги и продел их сквозь связанные за спиной руки, так чтобы те оказались впереди. Скосил глаза – нет, вроде никто рядом не ползал. Перебирая связанными ногатой, подобрался к нависающим корням, уцепился… И еле успел отдернуть руки от метнувшейся черной тени. Ишь ты, не разглядел змейку! Едва ведь не цапнула… Ну, что шипишь? Давай, ползи, ползи отсюда…

Дождавшись, когда змея уползет, юноша уцепился-таки за корень, подтянулся, выбрался на поверхность… и замер. Рядом с ним, напротив черных замшелых идолов, висело на корявой ветке сосны обезглавленное тело. Светловолосая голова была насажена на свежевкопанный кол прямо перед идолами. Папоротники кругом были забрызганы кровью. Дивьян передернул плечами – а ведь и он мог бы закончить так свои дни. Хорошо – толкнули в яму. Он огляделся и вздрогнул – на стволе сосны, обращенном в сторону идолом, на освобожденном от коры сколе кровавились две зигзагообразные руны – благодаря Ладе-чиже отрок даже знал, как они называются, – «Сиг»! Но кто их тут вырезал? Снова варяги? Что-то не очень-то походили на них схватившие Дивьяна парни. А может, они из той же компании, что и схваченный Олисей-Онгуз? Надо поспешать и поскорее рассказать все князю, он умный, сообразит… Юноша бросился вниз по тропе… и вдруг, схватившись за голову, тяжело осел на землю. В глазах потемнело, на затылке снова выступила запекшаяся было кровь. Теряя сознание, Дивьян привалился к поваленному стволу ели…

– Я бы не очень-то доверял его словам, – поднялся с лавки Конхобар Ирландец. Узкое сухое лицо его выражало озабоченность. – Слишком уж легко он согласился сотрудничать с нами.

– А куда ему было деться? – усмехнулся ладожский ярл. – Я думаю, ожидая смерти, он просто-напросто выбрал жизнь.

– Вот это-то меня и беспокоит, – Ирландец почесал подбородок. – Слишком уж быстро.

– Никто нас не заставляет полностью доверяться ему, – пожал плечами Хельги. – Нужно лишь использовать его… лишь использовать… Он ведь неплохо знает новгородских кудесников и вполне может быть связующим звеном между ними и нами. Эти волхвы… Они вовсе не так глупы, как показались на тризне. Сделать так, чтоб меня поразил кто-то из дружины, посеять недоверие и рознь – совсем неплохо придумано.

– Этот Олисей-Онгуз может оказаться не единственным, – хмуро заметил Конхобар.

– Может, – ярл согласно кивнул. – Поэтому я и хочу оставить тебя в Ладоге. Проследишь.

Поклонившись, Ирландец покинул покои ярла.

Спустившись немного погодя во двор, Хельги велел седлать коня. Вот-вот должен был явиться Акинфий – ославянившийся ромей-архитектор, с коим нужно было завершить все прикидки насчет новой надвратной башни и новой, возможно даже каменной, крепости. Ага, вот он, в воротах – белолицый, мускулистый, подтянутый, в нарядной зеленой тунике и легком плаще тусклого багрянца. Завидев спустившегося с крыльца ярла, зодчий поклонился, приложив руку к груди:

– Рад приветствовать тебя, князь!

– И я рад тебя видеть, Акинфий. Велю, чтобы подали тебе лошадь.

Зодчий снова поклонился.

Прихватив с собою несколько человек из дружины – не столько для охраны, сколько для солидности, – оба вскочили на коней и поехали к пристани, именно оттуда следовало начинать все прикидки, тянувшиеся, по мнению ярла, уже недопустимо долго.

– Лучше заранее все хорошо просчитать, – словно услыхав мысли князя, повернулся к нему ромей, – чем потом перестраивать.

– Да уж, это так… – согласился ярл. – Только все равно хотелось бы побыстрее.

Встречающиеся на пути прохожие, большей частью мелкие торговцы, рыбаки и смерды, узнавая правителя, поспешно снимали шапки и кланялись. Хельги рассеянно посматривал вокруг – ему не давала покоя недавняя беседа с Ирландцем. И в самом деле, может, не следовало доверять Онгузу? Хитрый он был какой-то, себе на уме, скользкий…

Остановились у пристани. Спешились. Седой Волхов мерно нес свои воды, покачивались у причалов пузатые купеческие суда, клонились к самой воде ивы, в ольховых зарослях кричали сойки. Повсюду уже зеленела трава, яркими солнышками светились мохнатые одуванчики, летали прозрачнокрылые стрекозы и разноцветные бабочки. Не верилось, что где-то совсем рядом, как рассказывал Онгуз, таилось среди лесов старое заброшенное капище с идолами-столбами и костями многочисленных жертв, зарытыми в землю. А еще там была змеиная яма – для особо утонченной жертвы. О капище этом Онгуз слыхал лишь мельком, как-то в разговоре с кем-то упомянул его волхв Малибор, вот, дескать, в старину было танков… Хельги пожал плечами – ну, капище и капище, и что с того? Мало ли кругом капищ? В конце концов, жертвы богам нужно же приносить где-то. Правда, вот змеиная яма… как-то не вяжется она с местными поверьями. Хотя почему нет? Местные люди с уважением относятся к разного рода ползучим гадам – впрочем, их тут только два – уж да гадюка. Велес-бог – это в Киеве он скотий бог, а тут больше змеиный. Покровитель подземного царства. Хотя человеческих жертв он никогда и не требовал, довольствовался петухами и – раз в год – белой кобылой. В Ладоге была пара святилищ с вполне лояльными к новой власти волхвами. Змеиная яма… Чушь какая. Хельги подошел к Акинфию, деловито измерявшему площадь ворот большой деревянной линейкой. Зодчий что-то шептал про себя, прикидывая, какое потребуется количество камней и леса. Ярл не стал ему мешать, спустился к Волхову, встал у самой воды, глядя вдаль, на серо-голубые волны. Где-то далеко, на излучине, возникла темная точка. Ладья? Нет, скорее, рыбацкий челнок. Или вообще – села на воду чайка…

Хельги отвернулся, посмотрел в другую сторону, на пузатые корабли. Кажется, вон тот, крайний кнорр принадлежит Торольву Ногате, прижимистому ладожскому купцу, а вот этот, ближний, с высокими надстройками на носу и корме, украшенными круглыми синими щитами, – судно Ульфа Бондар-сена, гостя из Скирингссал. Опять приплыл купец, привез фризские ткани, франкские мечи, английскую медь. Нужное дело. Ярл с удовольствием оглянулся на Ладогу. После случившегося четыре года назад пожара снова расцвел город, ощетинился высокой стеной, крепостными башнями, разросся мастерскими и кузницами, трехэтажными хоромами, усадьбами, торговыми площадями. Вон даже здесь слышно, как клокочет на торгу людское море. Богат град, красив, могуч! А сунься какой враг? Не только стенами да башнями силен – людьми. Всяк уважал молодого князя за порядок, за силу, за справедливость. И каждый – от богатого боярина до самого распоследнего смерда – чувствовал княжью защиту. Уже больше года, как не рыскали по дальним и ближним лесам разбойничьи шайки – все покорились князю, а кто не покорился… Что ж, приходилось применять силу. Все знали – для-ради Ладоги много чего сделал князь Хельги, и делает, и, дадут боги, будет делать и дальше.

Ярл улыбнулся, прошелся от пристаней вдоль реки. Темная точка, появившаяся на излучине, между тем выросла, переместилась ближе, превратившись в быстро приближающийся челнок. Хельги присмотрелся: в челноке сидели двое – пассажир на носу – лохматый, с перевязанной тряпицею головой, парень, и на корме… сноровисто орудующая веслом златовласая дева в мужской короткой тунике… Ладислава!

Не удержавшись, ярл замахал руками. Увидев его, помахали с челна и девушка… и лохматый парень, в котором по мере приближения челна Хельги, к удивлению своему, признал младшего гридя Дивьяна. Это ж где его так угораздило?

Приподнятый нос челнока с разгона ткнулся в берег.

– На бережку отыскала, – положив весло на дно, кивнула на юношу Ладислава. – Валялся ни жив ни мертв у старого капища… Хотела к себе утащить, на усадьбу, куда там! Едва оклемался: вези, говорит, в город.

– И что ж ты там делал, у капища? – с любопытством поинтересовался ярл.