Двое из двадцати миллионов - Каплер Алексей Яковлевич - Страница 8

- Ставлю на голосование...

- Подожди,- сказала Маша,- у меня вопрос.

- Давай.

- Кто украл у Ивана тетрадку?

- Это не имеет никакого отношения к делу.

- Имеет, и самое прямое. Раньше, чем решать судьбу Пастухова, мы должны выгнать из организации вора и доносчика.

Поднялся шум. Маша встала.

- Я требую. Ты не имеешь права скрывать. Никто таких прав тебе не давал.

- Ну, хорошо. Пусть только Пастухов выйдет.

- Зачем же ему выходить? Оставайся, Иван. Его это больше всех касается!

- Я взял тетрадь,- встал с места красивый паренек.

- Ты?..- привстал потрясенный Пастухов.- Ты?.. Быть не может...

- Хорош дружок,- сказала Маша. Пастухов продолжал с недоумением смотреть на своего друга.

- Да, я, Савельев, это сделал. Это мой долг. И твой, между прочим, тоже...

- Вот что, ребята,- вмешался декан,- так у вас бюро кувырком пойдет. Решайте вопрос, который стоит в повестке дня,- о Пастухове. А потом можете заниматься чем угодно.

- Хорошо,- сказала Маша,- только я хочу вслух сказать этому Савельеву, что я о нем думаю: подонок ты, Савельев, дерьмо ты, Савельев. И я буду категорически требовать, чтобы очистили комсомол от вора и доносчика. А теперь голосуйте Пастухова. А может быть, вы ему тоже дадите слово?

- Будешь говорить, Пастухов? - спросила Орлова. Пастухов встал.

- Ты с какого года, между прочим? - Орлова заглянула в бумаги.двадцать восьмого?

- Ага, с двадцать восьмого.

- Не из кулаков?

- Точно. Угадала. Из этих. Идиотка ты, я вижу...

- Но, но... язык придержи.

- Почитала бы хоть личное дело... Батю кулаки убили и мать сожгли.. мне три года было. Родных ни души. Сдох бы, если б не общество, не чужие люди.

- Ладно, ты нас не жалоби. Речь идет о твоих идеалистических взглядах.

- Слушай, Нинка, что ты из себя тут строишь?..

- Я тебе, Пастухов, не Нинка.

- Я в эту тетрадочку все пишу, что думаю. И вопросы и мысли пишу. Мне скрывать нечего. А вот в чем признаю вину - не наловчился отличать змею от человека. Это я про тебя, Савельев.

- Ладно, вопрос ясен,- сказала Орлова,- садись, Пастухов. Переходим к голосованию. Кто за то, чтобы исключить из рядов комсомола за идеологические искривления и субъективное мировоззрение Пастухова Ивана, прошу поднять руки.

Маша демонстративно подложила руки под себя и села на них. Поднял руку декан, подняла Нина, затем еще два члена бюро. Митя Шаров сидел прямо против Маши, опустив голову, и не поднимал руки.

Декан посмотрел на него.

- А ты, Шаров, что - против? Или тебе особое приглашение требуется?

И все еще не поднимая головы, не глядя на Машу, Шаров поднял руку.

- Кто против?

Поднялись две руки - Машина и еще парнишки, молча сидевшего в конце стола.

- Кто воздержался? Итак, за исключение Пастухова пять, против - два. Воздержавшихся нет, заседание бюро объявляю закрытым.

- Бумажные души,- сказала Маша.

- Много себе позволяешь,- ответила Орлова.

- Да...- Маша собирала со стола свои вещички:

авторучку, блокнот.- Насчет совести у вас тут, братцы...

- Поучи, поучи нас...

- Нет, я просто говорю, что думаю. В жизни ведь, знаешь, как, сделал подлость - и все. Это тебе... ну, не шахматы - сбросил фигурки и давай по новой... по-другому сыграю...

- Тут, Ковалева, подлостей никто не делал,- сказал декан,- и ты не очень...

- Это кто как считает,- отрезала Маша,- что подлость, а что достижение. И вышла в коридор. Ее догнал Шаров.

- Знаешь, Маша, декан меня вызывал... Не останавливаясь, Маша сказала:

- В разведку с тобой не пошла бы, Шаров. Прощай, герой.- И ушла.

Подняв воротник своей железнодорожной шинели, поеживаясь от холода, Шаров топтался против общежития, поглядывал на освещенные окна второго этажа и не решался зайти. Даже сквозь закрытые рамы доносился на улицу веселый шум свадьбы.

Она справлялась все в той же комнатке общежития. По этому случаю мебель была вынесена, а вместо нее из столов и гладильных досок составлен один общий праздничный стол. Катю вместе с бельевой корзиной на этот вечер взяла к себе комендантша.

Во всю мощь хрипел патефон. Объединенными усилиями хозяев и гостей стол уставлялся тарелками с капустой, свеклой, турнепсом, который в те времена перешел из кормушек животных на столы москвичей. Народу набилось видимо-невидимо. Кому не хватило места за столом, уселись на подоконнике, на фанерных ящиках, на сложенных стопками книгах.

- Одни, правда, гарниры, но зато от пуза! - кричал летчик Андрей, разливал по кружкам и стаканам разбавленный спирт.

- А где же Маша? Что за свадьба без невесты?

- Одевается у комендантши.

- Э, нет, нет,- говорил Сергей, пересаживая гостей,- так не пойдет. Что ж это получится - мединститут с одной стороны, а наши ребята отдельно. А ну, давайте, давайте, пересаживайтесь.

Шло веселое переселение однокурсников Сергея студентов-автодорожников - к студентам-медикам, а более всего - к медичкам.

- Интеграция, интеграция!- кричал кто-то.- Девушки, сюда!

Кончилась очередная пластинка, и тут как раз появилась Маша с двумя подружками.

Вместо старой гимнастерки, защитной юбочки и кирзовых сапог - платьице в горошек, туфли на высоких каблуках и прическа - самая настоящая парикмахерская прическа: светлые волосы, уложенные крупными волнами.

- Братцы!- крикнул Ваня Пастухов.- Вы смотрите, Маша, оказывается, почти красавица!

- Спасибо, Ваня, за "почти". Видно, у тебя остатки совести сохранились.

Смеялись, шумно рассаживались за столом.

- За вас, ребята; Маша, Сережа...

- Нет,- сказал Сергей,- за тех, кто не вернулся. Все поднялись, молча выпили. Постояли.

- Ну, а теперь за молодоженов!

- Горько!

- Горь-ко! Горь-ко!

Обняв Машу, Сергей шепнул ей на ухо:

- Подумай, мы живы...

Шумела свадьба, наперебой выкрикивались тосты, пытались петь, сыпались анекдоты.

- Да это что - детский сад? - кричал прежде всех захмелевший студент по прозвищу Тихоня.- Я вам сейчас потрясающий анекдот расскажу. Где у вас тут отдушина?

Смеялись.

Затаскивали на свадьбу всякого, кто проходил по лестнице общежития.

- Можно к вам?

В проеме дверей показался декан мединститута Проскуряков.

- Вы?..- Маша с удивлением смотрела на него.

- Простите, что без приглашения...

- Заходите, Михаил Степанович. Вслед за деканом вошла его жена. Оба были нагружены свертками, тяжелыми авоськами.

- Не обессудьте, мы тут с некоторым харчем, так сказать... Это жена Валентина Алексеевна. Проще - Валя.

- Знакомьтесь, ребята, кто не знаком. Это наш мединовский декан Михаил Степанович и его жена...

- Валя... Валя,- говорила жена декана, протягивая студентам пухлую руку в кольцах,- просто Валя...

- Еще раз простите, что ворвались без приглашения...- говорил декан,- примите в компанию.

- А вы извините, что так тесно. Садитесь, пожалуйста. Только вот продукты зачем же?..

- Ну, это ты, Серега, брось,- усаживал Сергея на место Толкунов.Продукты как раз очень уместны... Э... да тут и вино и водочка... братцы, тут и колбаска и сыр - живем! Ну, товарищ декан, это очень симпатично с вашей стороны. А то у нас тут, -честно говоря, одни только гарниры, гарниры, гарниры...

- Позвольте мне тост,- поднялся декан.

- Тихо, ребята, дайте послушать...

- Сегодня у нас с Машей произошло на комсомольском бюро нечто вроде столкновения. Принципиальное расхождение, если хотите... И тем не менее вернее, тем более - мне захотелось зайти, поздравить ее...

Декан говорил гладко, как человек, часто выступающий и привыкший к тому, что его внимательно слушают. За толстыми стеклами очков в черной роговой оправе его глаза смотрели строго и умно,

Он говорил хорошо поставленным низким голосом:

- ... удивительный процесс происходит ныне в вузах: свежий ветер ворвался в наши аудитории. Вместо мальчиков и девочек со школьной парты, вместо детей, не нюхавших еще жизни, пришли вы, люди, опаленные войной, знающие о жизни такое, о чем иной старый мудрец не подозревает... Хочу выразить вам, товарищи, свое глубокое уважение, особенно же вам. Маша, и таким, как вы, девушкам, прошедшим дорогами войны, дорогами крови и страданий,- нашим дорогим сестрам. Земной вам поклон. Простите за некоторую высокопарность, но, поверьте, она от переполненного сердца. Декан сел на место, и все шумно зааплодировали.