Рассказы (1973-1977) - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 7

Он вешает трубку, хохочет и на радостях подпрыгивает.

— Улыбайтесь, Режина!

— А что, если они ускользнут от полиции?

— Вы не знаете Ганимара. Но допустим. Так вот, они вас не найдут.

— Почему?

— Потому что вы покинете этот дом, с которым у вас связано слишком много ужасных воспоминаний.

— Но куда же я денусь?

— Нет проблем. На углу улицы вы увидите красный лимузин марки «мерседес-бенц». Передадите эту карточку шоферу… Сядете в машину, и Оскар отвезет вас прямиком в Енервиль.

— Енервиль?

— Да. Это деревенька в сторону Кийбефа. Там живет старушка, которая примет вас как родную дочь. О вашем приезде она предупреждена.

Режина провела по лбу тыльной стороной ладони.

— Я сплю и вижу сон, — пробормотала она. — А вы не поедете со мной?

— Нет… Вы ведь слышали… Я приглашен на бал в Елисейский дворец.

— Значит, это не просто слова? Неужели вы так любите почести?

— Нет.

— Танцевать?

— Нет.

— Хорошеньких женщин?

— Я не могу любить одновременно больше одной.

Режина зарделась:

— Значит?..

— На балу присутствует сеньора Иньес де Карабахос, жена испанского посла.

— Она красивая?

— Страшна как смертный грех. Но на ней будет знаменитое жемчужное ожерелье. Впрочем… если вы будете вести себя хорошо, я вам покажу его завтра, в Енервиле.

Рассказы

(1975–1976)

Убийца с букетиками

Полиция сбилась с ног. Четверо убитых менее чем за три месяца! Четыре женщины — молодые, хорошенькие, серьезного поведения. Невозможно установить между ними хотя бы отдаленную связь. Похоже, садист выбирал свои жертвы наугад, в домах муниципальной застройки по берегу Луары. В них проживали тысячи людей, бок о бок, но незнакомых между собой. Подобно хорьку, забравшемуся в крольчатник, ему оставалось только следовать собственной прихоти. Крови он не проливал; он душил свою жертву с помощью чулка черного цвета. И не насиловал, довольствуясь тем, что складывал их руки на букетике полевых цветов.

Комиссар Шеньо перестал спать. Он допросил соседей, долго изучал места, где были обнаружены трупы: один — в подвале, другой — у подножия лестницы, которая вела на террасу, два последних — в однокомнатных квартирах, которые занимали молодые женщины. Преступления были совершены либо примерно в час дня, либо среди ночи. Комиссар поставил на плане четыре крестика, рассчитал расстояния, подошел к тайне со всех возможных сторон. Случается, психопаты действуют с бредовой логикой, но все же уловимой. Здесь же — ровно никакой. Разве что все жертвы — блондинки, но это могло быть и простым совпадением. Как обеспечить наблюдение за всеми жилыми кварталами с новостройками по берегу реки? У душевнобольного было широкое поле деятельности.

«А что, если мне выдать себя за этого психа?» — думала Мадлен.

Вот уже несколько дней, как она переживает эту идею… С тех самых пор, как заприметила Эдуара с этой Сюзанной. Она сразу же поняла, что не в силах сносить измены. Тем не менее, унимая свой пылкий темперамент, она вела наблюдение за мужем, и мелкие доказательства ее подозрения множились. Конечно же Эдуар находился в выигрышном положении: он разъезжал за счет парфюмерной фирмы, что позволяло ему отсутствовать всякий раз, когда ему это требовалось: немного осторожности, и он легко обезоруживал подозрительность Мадлен. Но, поглощенный своей страстью, не видел, что за ним ведут слежку, что его одежду обыскивают, обнюхивают; что волосок блондинки, прилипший к подкладке, а в особенности рассеянность и неразговорчивость выдавали неверность больше анонимного письма.

Как те больные, у которых в состоянии перенапряжения гудит в ушах, Мадлен испытывала на почве ревности головокружения, в глазах рябило, она дышала часто, внезапно прикладывая руку к сердцу. Единственным успокоением была для нее мысль о грядущей мести.

Выследив соперницу, Мадлен выяснила, что та живет в недавно достроенном корпусе на шестом этаже, окнами во двор; на почтовом ящике значилось имя — Сюзанна Фольбер, сотрудница префектуры. Собирая информацию, она при этом внимательно следила за ходом следствия, которое вел комиссар Шеньо. Одна у себя в квартирке, где время, казалось, остановило свой бег, она могла не спеша следить за газетами! Ей случалось завидовать такому ловкому психу, которому, должно быть, как и ей, приходилось долго выслеживать свою очередную жертву, фиксировать ее малейшее передвижение, прежде чем отправиться как любителю природы на берега Луары якобы гулять, попутно собирая васильки или маргаритки для прощального букетика. Она представляла себе его безликую тень, но в перчатках; легкий бессловесный силуэт, скользящий вдоль стен… Быть может, он страдает от надругательства, как она, и тоже жаждет разрушить все, что как-то походило на неверную. Но он-то доводил дело до конца! Тогда как она… Нет, она все еще колебалась.

Мадлен приняла решение внезапно, обнаружив на связке ключей своего мужа лишний ключ — треугольный сейфовый, не иначе как от двери его красотки. Ей потребовалось много времени и изворотливости, чтобы, овладев им, заказать дубликат, а в промежутке убийца объявился еще раз. Он задушил очередную жертву в последнем доме города — невзрачную горничную, которая возвращалась к себе в комнатку под крышей. Как всегда, она была блондинка; как всегда, сжимала застылыми пальцами букетик — маки и маргаритки. Ни одного отпечатка, ничего наводящего на след. Газеты требовали от общественных властей принять экстренные меры. Мадлен жалела этого преступника, выставляемого чудовищем, маньяком, злодеем, тогда как он был так несчастен! Никто не может знать, сколько панических страхов и внутренней борьбы вызывает подготовка к преступлению. Она чуть не упала в обморок, покупая резиновые перчатки, которые… Это было ужасно!

«Вам следовало бы примерить наши перчатки для мытья посуды», — рекомендовала ей продавщица. Тоже блондинка. Бедняжка! Все женщины нынче красились под блондинку. Как будто достаточно стать блондинкой, чтобы соблазнить и удержать мужчину! Разве же это помешало ее Эдуару…

Прежде чем перейти к действию, Мадлен посетила жилье Сюзанны. Та обедала в ресторане неподалеку от префектуры. Мадлен не подвергала себя ни малейшему риску. Спальня находилась в глубине, справа. Дверь открывалась бесшумно. Мебель не стояла на пути. Приходилось только ступать так, чтобы не поскользнуться на медвежьей шкуре, заменявшей прикроватный коврик. Осталось выбрать чулок, который потребуется для удушения. Мадлен практиковалась с чулками различных марок. Некоторые слишком растягивались, другие скользили под пальцами. Мадлен обнаружила, что перед употреблением их следует скручивать. Для своих опытов она использовала один из медных шаров, украшавших ножку ее кровати. По мере того как она душила этот шар, ее страхи постепенно рассеивались, и сочла себя готовой.

Эдуар продолжал жить как во сне и, случалось, бессмысленно улыбался. «Я покажу вам, голубчики вы мои, где раки зимуют», — в бешенстве думала Мадлен, когда муж объявил ей, что отправляется в свое ежемесячное турне и будет отсутствовать дольше недели.

— Ты не очень соскучишься? — лицемерно поинтересовался он.

— О! — без всякой иронии ответила она. — Я найду, чем мне заняться.

И стала почти что с удовольствием собирать свой букет.

Мадлен ушла из дому незадолго до полуночи. Квартал спал. Ни одного освещенного окна на этажах, лишь высокие уличные фонари освещали как бы вымершие дома и машины, выстроившиеся в ряд вдоль тротуаров. Она бесшумно ступала в мягкой обуви. Ей предстояло пересечь только две площади и пройти одну улицу. Ей не повстречался ни один запоздалый прохожий, ни один полицейский. Она не стала подниматься на лифте, который создавал много шуму, и медленно поднялась пешком на шестой, останавливаясь на каждой площадке перевести дыхание. Она так разволновалась, что уже готова была отказаться от своего намерения отпереть дверь, будучи не в состоянии унять дрожь в руках.