Поединок в «Приюте отшельника» - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 6

— А зимой?

— Зимой? Не стоит загодя пугаться времени, что тянется бесконечно долго, мы сумеем вас развлечь. Развлечения — главная забота здешних обитателей. Моя сестра немедленно вас «мобилизует».

Он понял намек и поднялся, не зная, как проститься со старой дамой — чинно поклониться или позволить себе более фамильярный жест. Жюли избавила его от сомнений.

— Обойдемся без рукопожатия, если не возражаете, но я рада знакомству.

— Мы ведь увидимся снова? У меня? В «Тюльпанах»?

— Буду рада.

Жюли дождалась, когда за посетителем закроется дверь, и закурила, но тут же вспомнила о сеансе массажа, встала и взяла трость.

Административный корпус стоял в центре небольшой круглой поляны, на пересечении главных аллей. Архитектор, проектировавший здание, сделал все, чтобы сохранить красоту окружающей природы, поэтому, чтобы добраться до него, нужно было несколько раз подняться и спуститься по ступеням. Жюли шла медленно, отдыхая под зонтиком каждой сосны. В воздухе разносился треск цикад, вдалеке за оградой кричали дети, на усыпанной иголками земле колыхалась тень воздушного змея. В памяти Жюли всплыли ноты «Детского уголка» Дебюсси, и она слабым движением махнула рукой перед лицом, как будто хотела отогнать надоедливую осу.

Жюли опустилась на скамейку перед установленной на лафете подзорной трубой, через которую можно было увидеть все побережье до мыса Камара с одной стороны и мыса Сисье с другой. По морской глади плавали яхты, самолеты заходили на посадку к Антибу и Ницце, на горизонте синели горы. Жюли могла с закрытыми глазами представить себе этот пейзаж, который обитательницы «Приюта отшельника» находили «восхитительным, чудесным, незабываемым». Жюли было не до красот природы: она сидела неподвижно, положив ладонь на больной бок, и размышляла о том, сколько ей осталось жить. Если повезет, все случится достаточно быстро и не придется присутствовать на церемонии… Награду наверняка будет вручать бывший министр Поль Ланглуа: «От имени и по поручению президента Республики…» — что-то в этом роде. Все будет весьма торжественно, даже помпезно; Глория в ответ сыграет Паганини, поразив окружающих виртуозной игрой. Нет, ни за что, лучше мгновенная смерть…

Жюли поднялась и, тяжело ступая, добралась наконец до приемной массажного кабинета, где благодаря кондиционеру царила восхитительная прохлада.

Рауль приоткрыл дверь и сказал: «Я немедленно вами займусь…» Вот и славно, ей торопиться некуда. Жюли взяла газету и рассеянно прочла несколько заголовков. По большому счету, политика, спорт и прочая дребедень мало ее интересовали. Она жила в своем мире и на жизнь других людей смотрела «со стороны», как пассажир роскошного лимузина. Ее внимание привлек абзац в колонке криминальной хроники.

Джина Монтано? Знакомое имя… Кажется, она играла главную роль в «Вероломстве»… Если это та самая Джина, ей должно быть… о боже, ей сейчас…

Жюли попыталась подсчитать, сколько же лет может быть Джине Монтано. Они встречались… да, незадолго до флорентийской аварии, в Риме, у одного итальянского продюсера, в его роскошном, хоть и слегка обветшалом палаццо. Джина тогда была бойкой на язык и весьма амбициозной молодой актрисой.

— Прошу вас, мадемуазель, проходите.

Рауль помог Жюли подняться и провел в кабинет.

— Выглядите устало… Давайте-ка займемся вашими бедными лапками.

Он начал осторожно снимать с нее перчатки, сокрушенно покачивая головой.

— Так-так, посмотрим… напряжение, ригидность… Попробуйте сжать левый кулак. Хорошо. Теперь пошевелите пальцами — по очереди, один за другим. Вижу, упражнений моих вы не делали. Как же с вами тяжело, мадемуазель! Устраивайтесь поудобней. Расслабьте правую руку. Согните указательный палец и представьте, что нажимаете на спусковой крючок пистолета. Еще раз. Еще… Отдохните.

Рауль подкатил поближе столик с пузырьками, баночками и флаконами разных форм и размеров.

— Вам что-нибудь говорит имя Джина Монтано? — спросила Жюли.

— Ну еще бы. Недавно по телевизору повторяли сериал «Братья с побережья» с ее участием. Не смотрели? О нем много говорили. Джина играла Франческу, старую графиню.

— Неужели она до сих пор снимается?

— До недавних пор снималась. Что тут удивительного? Взять хоть вашу сестру — думаю, если ее очень попросить, она сумеет сыграть что-нибудь на скрипке. Все знают, что кино и сцена держат артистов в форме лучше любых гормонов. Вытяните пальцы… Да вы и сами, не будь этой чудовищной травмы, оставались бы крепкой и… проворной.

— Что за выражения, Рауль!

— Ну извините… Я просто хочу убедить мою непослушную пациентку, что она вовсе не калека. Так, теперь другая рука… Знаете, что вам нужно сделать? Купить пишущую машинку и тренироваться. Никаких фальшивых нот. Берите любой текст и упражняйтесь два раза в день по пятнадцать минут… Вы меня слушаете?

— Простите, я отвлеклась — думала о Джине Монтано.

— Прочли заметку в газете? Таким знаменитостям нужно жить в безопасном месте — наш «Приют отшельника» очень бы ей подошел. Джина чертовски богата. Она много снималась, даже больше Шарля Ванеля… Я наложу повязку — снимете ее перед сном, на пятнадцать минут опу́стите руки в теплую воду и будете шевелить пальцами, как краб. Увидимся через сорок восемь часов.

В кабинет администратора можно было пройти коротким коридором, и Жюли поспешила туда, чтобы проверить забрезжившую в голове идею. Зверь, обустраивающий себе нору, вряд ли понимает, что именно делает, им руководит вековой инстинкт. Жюли открыла справочник Боттена[9] и прочла: «Монтано, Джина — драматическая актриса, Вилла Карубье, бульвар Монфлёри, тел. 59-97-08».

Она достала из сумки блокнот и шариковую ручку — держала их на всякий случай, хотя всегда находился добрый самаритянин, спешивший ей на помощь. На сей раз свои услуги предложил консьерж, прервавший ради этого беседу с соседом из «Гладиолусов», бравым молодящимся полковником. Он писал, Жюли диктовала и думала: «Стоит или нет?.. Имею ли я право?.. Что, если…»

— Держите, мадемуазель. Место симпатичное, вид великолепный, но… на стариков нападают и там. Как и повсюду.

— Спасибо, — коротко поблагодарила Жюли; она была слишком взволнована, чтобы слушать его разглагольствования.

Сомнения одолевали ее до самого вечера. Она несколько раз бралась за трубку, но номер так и не набрала. У нее не было уверенности, что их с Джиной встреча произошла в 1924 году. Итальянского продюсера звали Умберто Стоппа. Он тогда закончил съемки большой исторической картины со львами, христианами и оргиями патрициев (Монтано играла куртизанку Элизу) и закатил роскошный ужин. По правую руку от него за столом сидела Джина, по левую — Глория, а Жюли отвели место рядом с Амброзио Бертини, самым знаменитым тенором того времени. Жюли прекрасно помнила длинный стол в зале, освещенной на старинный манер факелами. Нет, Джина Монтано не могла забыть тот день. После несчастного случая она прислала в клинику цветы. Жюли подмывало позвонить сестре — память Глории была предметом зависти и восхищения окружающих, — но она не преминет поинтересоваться: «А что тебе от нее нужно?»

Жюли предпочитала держать все при себе, не зная, стоит ли ввязываться. Стоит… Не стоит… Почему бы и нет?

Она закурила, уронила спичку на платье, вскочила, задохнулась и вынуждена была ухватиться за спинку кресла. А ведь врач настоятельно рекомендовал избегать резких движений… Жюли прислушалась к себе, потом сделала несколько осторожных шажков, как хоронящаяся от охотников лиса, прижала ладонь к больному месту и поплелась в кухоньку. За едой ей всегда помогала Кларисса — нарезала мясо, вынимала кости из рыбы, наливала чай или кофе, — ухитряясь быть такой незаметной, что у Жюли создавалась иллюзия, будто она сама себя обслуживает. Стоило ей уронить вилку, как рядом с тарелкой тут же появлялась другая.