Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Поединок в «Приюте отшельника» - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 27


27
Изменить размер шрифта:

Она рассказывала, они записывали… Так, понятно, пианистка… Можно взглянуть на ваши руки?.. Великолепно… Жюли Майёль, через «ё».

Жюли увлеклась. После шестидесяти лет молчания наступил час ее славы.

— Давайте отправимся к вам, проведем съемку, запишем звук. Вы еще раз опишете обстоятельства той ужасной аварии. Возможно, вы согласитесь снять перчатки — для крупного плана. Сто лет — чепуха, а вот такая жизнь, как ваша… Это впечатляет.

Он был простодушен, как ребенок-сладкоежка, дорвавшийся до именинного торта, но Жюли не была шокирована. У нее в душе расцветало давно забытое, сладкое, восхитительное чувство: «Я жива!» Президентша согласно кивала и семенила рядом с Жюли.

— Спасибо, дорогая. Стервятники жаждали интервью — они его получили. Пусть ваша сестра и Джина пеняют на себя. Вы так замечательно все им рассказали. Сколько же страданий выпало на вашу долю!.. «Франс 3» получит свою сенсацию, и репутация «Приюта» не пострадает.

Они устроились в гостиной, и Жюли начала скорбное повествование, избавляясь от подавленных воспоминаний и невысказанных упреков и жалоб. Она совсем лишилась сил, но чувствовала себя отомщенной, а Глория и Джина в это время яростно переругивались по телефону, не стесняясь в выражениях.

Когда Монтано перешла на неаполитанское наречие, Глория швырнула трубку и лишилась чувств. В таком состоянии ее и обнаружила Кларисса. Когда мучители-телевизионщики наконец ушли, Жюли впервые ощутила «ту самую боль».

Глава 13

Статья и фотография Жюли появились в местной газете под броским заголовком «Пианистка с мертвыми руками». У берегов острова курсировали лодки с туристами. Люди фотографировали, снимали на камеру. Серфингисты и водные лыжники мчались наперерез катеру, вскидывая руки в приветственном жесте, чем ужасно нервировали Марселя. Обитатели «Приюта» были в ярости.

— Мы поселились здесь, потому что хотели покоя, а теперь…

— Как и обе наши старушки! — огрызалась мадам Жансон. — Все было бы в порядке, не реши кто-то — да-да, кто-то из нас! — позвонить на телевидение.

— Сделайте же что-нибудь! Положите конец этим нетерпимым навязчивым приставаниям. В конце концов, есть другие пансионы и дома престарелых!

— Вы забываете, что они больны.

— Да неужели?! Вчера вечером мадам Монтано сидела в своем садике.

— Не она. Мадам Бернстайн и ее сестра.

— Что-то серьезное?

— В их возрасте все серьезно.

Доктор Приёр был уклончив. Он каждый день навещал Глорию, осматривал ее, не находил никаких признаков недомогания и не мог объяснить, почему пациентка слабеет на глазах. У Глории ничего не болело, но она совершенно потеряла аппетит, и ее мучила бессонница. Куда подевалась полная сил женщина, которая совсем недавно с молодым пылом делилась воспоминаниями о пережитом? Глаза Глории потускнели. Руки высохли и словно бы лишились плоти.

— Она держится на одной злости, — констатировал доктор. — Главное — ни в коем случае не упоминать при ней о мадам Монтано. И о мадемуазель Жюли. По непонятной причине мадам Бернстайн убедила себя, что во всем виновата ее сестра. Та якобы решила оттеснить ее «с первых ролей». А между тем бедняжка…

Жюли сидела у себя в комнате и предавалась размышлениям. Она собиралась посетить доктора Муана, но, поскольку боль неожиданно отступила, ограничилась звонком. Он прочел интервью и высказался очень жестко и определенно.

— Я настаиваю на том, чтобы вы больше ничего подобного не делали, ни с кем не встречались, даже с сестрой, и уж тем более с мадам Монтано. Могу я говорить откровенно? Не обижайтесь, мадемуазель, но я не возьмусь сказать, кто из вас безумней! Будь вы десятилетними девчонками, заслужили бы по паре оплеух. Одна из вас — не знаю которая — в результате лишится жизни.

— Полноте, доктор, вы преувеличиваете…

— Ничуть, моя дорогая. Вы очень умны и чрезвычайно рассудительны, не то что мадам Бернстайн и мадам Монтано, и я не понимаю, зачем вы назвали свою жизнь чередой нескончаемых мучений, о чем окружающие даже не догадывались. Я уверен, ваша ссора с сестрой скоро забудется и вы поможете ей помириться с соперницей. Да-да, именно так, женщины соперничают даже в таком преклонном возрасте. Обещаете последовать моему совету?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Да, доктор.

— Если боль вернется, мы обсудим, как поступить. Возможно, вам придется лечь в клинику… Но не будем торопить события.

Они простились, и Жюли принялась обдумывать, как превратить мнимое примирение в эффектный финал. Осознание близости конца обострило ее ум, подсказав изощреннейшее решение. Оставалось определиться с деталями, чем она и занялась, покуривая «Кэмел». Кларисса держала Жюли в курсе всех слухов и сплетен. Она сообщила своей хозяйке о письме председательши мадам Глории Бернстайн и мадам Джине Монтано.

— Сможешь его достать?

— Попробую.

На следующий день Кларисса принесла скомканный листок.

— Ваша сестра ужасно рассердилась…

Чтение доставило Жюли удовольствие:

Дорогая Мадам,

Обитатели «Приюта отшельника» крайне огорчены шумным визитом команды репортеров канала «Франс 3» из Марселя, которых вызвала неизвестная нам личность. По внутреннему уставу заведения никто не может без согласования с администрацией приглашать к себе лиц (журналистов или телевизионщиков), могущих потревожить покой совладельцев нашего пансионата. Странно, что нам приходится напоминать содержание пунктов 14 и 15 мадам Бернстайн и мадам Монтано, чье артистическое прошлое безусловно заслуживает особого уважения, но не дает им права тайно поощрять мероприятия рекламного характера. Надеемся быть правильно понятыми и услышанными.

Примите заверения…

— Резковато, — прокомментировала Жюли. — Обвинять нас в… Поверить не могу. Тон просто возмутительный. Как это восприняла Глория?

— О ней-то я и хотела поговорить. Письмо доконало вашу сестру. Председательша перешла границы…

— Ее подбили так называемые подруги Глории, — с презрительной гримасой произнесла Жюли. — Эти милые богачки ничем не лучше охотников за скальпами. Петушиные бои и схватка двух престарелых звезд одинаково азартны. Возможно, Кейт или Симона даже принимают ставки на исход поединка. Ты сказала, письмо «доканало» мою сестру. Что ты имела в виду?

— Ей совсем плохо. Это не мое дело, но вам обеим следовало бы отправиться в настоящий санаторий. Недели через две-три шум утихнет.

— Ты с ней об этом говорила?

— Нет.

— Вот и хорошо, я сама все устрою.

Момент настал… Жюли позвонила сестре.

— Впусти меня. У меня к тебе важный разговор…

— Ладно…

Жюли едва узнала голос Глории. Может, нет нужды форсировать события? «Придется. Не из-за нее — из-за меня самой».

В комнате горело только бра, и лежавшая в кровати под балдахином Глория оставалась в тени. Ее лицо, еще совсем недавно такое свежее, гладкое и счастливое, сморщилось, как чудом задержавшееся на ветке осеннее яблоко, в глазах читались страх и недоверие. Жюли протянула к ней руку, и Глория инстинктивно отпрянула.

— Ну-ну, не волнуйся так, — примирительным тоном произнесла Жюли. — Я узнала об «ультиматуме» мадам Жансон и нахожу его совершенно недопустимым.

— Сядь, — прошептала Глория, — ты выглядишь усталой. Как и я… Это ведь не ты выкинула номер с телевизионщиками?

— Нет.

— Клянешься?

— Перестань ребячиться! Ну хорошо, клянусь.

— А я думала на тебя. Ты выставила себя Золушкой, а меня… С твоей стороны это было не слишком…

От плаксивого тона сестры у Жюли заломило зубы — она ненавидела выяснять отношения.

— Забудем все эти глупости, — властным тоном произнесла она. — Джина…

— Никогда больше не произноси при мне это имя, умоляю тебя! — Глория едва не задохнулась от гнева. — Так что ты хотела сказать?

— Что, если нам… исчезнуть?

— Ты рехнулась? Зачем нам исчезать? Я заболела совсем не из-за телевизионщиков.

— Конечно, нет. Выслушай меня спокойно. Тебе вот-вот исполнится сто лет, мне — девяносто.