Поединок в «Приюте отшельника» - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 22

Глория решила «парировать» удар и позвала гостей, пообещав рассказ на завлекательную тему «Мои дирижеры», тщательно привела себя в порядок, надела лучшие драгоценности, и только Жюли заметила, что щеки сестры обвисли чуть сильнее, глаза запали и очертания лица стали напоминать череп. Глория, как никто другой, умела «ставить свет» в своей комнате: слегка приоткрытые ставни и настенные бра затеняли все, что нужно. Явились все верные дамы «двора мадам Глории». Кроме Нелли Блеро.

— В чем дело? — тихо спросила Глория. — Она заболела?

— Нет… — Жюли покачала головой. — Просто опаздывает.

Нелли так и не пришла. Глория была возбуждена и весела, она блистала, забыла, правда, несколько имен — ну право же, кто удержит в памяти имя Поля Паре! — но извинилась с таким милым кокетством, что напомнила своим гостьям маленькую девочку, сбившуюся с такта. Потом они слушали фрагмент концерта Бетховена. Жюли знала, как сложна эта вещь, и не могла не восхищаться мастерством исполнительницы. Да, Глория была выдающейся музыкантшей. Лучше бы она умерла на сцене, в момент триумфа, тогда не пришлось бы сражаться с подступающим старческим маразмом. Воистину она окажет ей услугу, если… Жюли не осмелилась додумать мысль до конца, хотя все сильнее ощущала себя орудием справедливого возмездия. Она всегда служила Морали, в ее письме лейтенанту Ламбо не было никакого расчета. В Нью-Йорке она разоблачила гомосексуальные пристрастия Жан-Поля Галлана, чтобы защитить сестру от неминуемых неприятностей. Она всегда — всегда! — умела упредить скандал. Дардель спекулировал на черном рынке, и она сообщила «куда следует», что он еврей.

В комнате зазвучали аплодисменты. Все шумно поздравляли Глорию: «Какой удивительный талант!», «Божественный дар!» Идиотки! Как они смешны с их банальными дифирамбами! Держась чуть поодаль от остальных, Жюли прислушивалась к своим чувствам, как сердечник, «караулящий» больное сердце, и постепенно успокаивалась. Прадин сам себя скомпрометировал; он был то ли оасовцем, то ли членом Фронта освобождения Алжира, и Жюли снова встала на сторону правосудия. Одна строчка на клочке бумаги может оказаться куда действенней бомбы. А теперь…

К ней подошла Глория.

— Можешь сказать, почему не пришла Нелли?

В этот момент появилась Кларисса с надушенным конвертом в руке, Глория пробежала глазами листок, и злая гримаса исказила ее лицо.

— Прочти.

— У меня нет очков…

— Это от Монтано.

— Какое нахальство! — кричит Глория. — Чихать я хотела на ее преданность! Да кем она себя воображает? Пусть убирается к черту со своим новосельем!

Она вдруг ужасно бледнеет, и Жюли сжимает ее плечо.

— Не вздумай расплакаться, не смей! Подожди, пока они уйдут.

Глория задыхается.

— Беги за доктором, — приказывает Жюли Клариссе.

— Нет, только не это, — стонет Глория. — Сейчас все пройдет. Я тебе говорила… Сегодня с корабля без предупреждения сбежала Нелли. Завтра ее примеру последуют другие. Я не заслуживаю подобного обращения.

Глава 10

Доктор Приёр отвел Жюли в сторонку.

— Причин для особого беспокойства нет, — тихо сказал он, пока Кларисса оправляла постель. — Но за ней нужно понаблюдать. Вашу сестру что-то тревожит, теперь я в этом совершенно уверен. Вы знаете, в чем дело? Она ни с кем не ссорилась?

— Уверяю вас, все здесь прекрасно относятся к Глории.

— Ей кто-нибудь пишет?

— Нет. Она получает только выписки с банковских счетов, но их настоящей корреспонденцией я бы не назвала.

— Ваша сестра все еще сама ведет свои финансовые дела?

— Нет. Всем занимается поверенный, надежный человек, так что на этот счет мы можем быть спокойны.

Доктор медленно сложил стетоскоп и покачал головой.

— Ничего не понимаю. В семейных делах полный порядок, в финансах — тоже. Дом у вас просто замечательный. Нет ни малейшего повода для огорчений. И тем не менее что-то ее гложет. Она все хуже спит. Потеряла аппетит. Сегодня утром температура у нее повысилась до 37,8°. Будь мадам Глории тридцать, я не видел бы в этом ничего страшного, но в ее возрасте к малейшему отклонению от нормы нужно относиться предельно внимательно. Никаких органических поражений я не нахожу. Если позволите, я приглашу на консультацию коллегу. Он великолепный невропатолог, но ей мы этого не скажем, чтобы не драматизировать ситуацию.

Доктор вернулся к Глории и сказал натужно-бодрым тоном, каким обычно обманывают больных:

— Отдохните хорошенько, мадам. Все будет в порядке. Время не представляет угрозы для столетних дам. Один мой близкий товарищ отдыхает сейчас на Лазурном Берегу, он будет счастлив познакомиться с вами. Вы согласитесь принять его завтра или послезавтра? Когда-то он играл на виолончели, прекрасно знает ваше имя и искренне вами восхищается.

— Пусть поторопится, — шепчет в ответ Глория. — Возможно, мне недолго осталось.

— Ну что за глупости! — делано возмущается доктор.

Глория обреченно машет рукой.

— Все, чего я хочу, — произносит она с изумительно сыгранной отстраненностью, — это дожить до Дня всех святых. А потом…

— Почему так?

— В этот день моей сестре исполнится сто лет, — объясняет Жюли.

Доктор похлопывает Глорию по плечу.

— Обещаю, вы дождетесь праздника всех святых… и проживете еще очень долго.

Жюли провожает врача до дверей.

— Для Глории это не религиозный праздник и не юбилейная дата, а нечто исключительное, волшебное. 1 ноября ей собираются вручить орден Почетного легиона.

— Вот почему она так волнуется! Вы меня успокоили, но кое-чего я все-таки не понимаю. Предвкушение радостного события должно было бы взбодрить вашу сестру, а она испытывает страх. Как вы это объясняете?

— Думаю, она просто любит жаловаться. Ей просто необходимо чувствовать себя центром мироздания.

— Согласен, но все-таки есть что-то еще.

В то утро Жюли выкурила несколько сигарет на холме под соснами, наплевав на настоятельные просьбы садовников не делать этого из-за опасности возгорания. Доктор Приёр никогда не угадает причины страха Глории, а вот невропатолог может представлять опасность. Будет задавать вопросы и сообразит, что соседство с Джиной пагубно для пациентки, как тень манцинеллы.[30] Что, если он посоветует Глории переехать? Жюли ясно сознавала, что Монтано — ее единственное «оружие». Если она лишится этого козыря, останется умереть первой, снова сыграв роль жертвы. Она приложила столько усилий ради возмездия, которого ждала тридцать… нет — сорок! — лет, а теперь Глория может снова ускользнуть. Жизнь чудовищно несправедлива. Судьба ласкает только своих любимчиков, и ничего с этим не поделаешь.

Нет, Глория ни при каких обстоятельствах не должна покинуть «Приют отшельника». Придется действовать решительно и быстро. До праздника всех святых осталось… она по привычке подсчитала на несуществующих пальцах… три месяца… Целых три месяца. У нее позади вся жизнь с ее серыми буднями, а эти три месяца, они… подобны крутой и опасной горной дороге. Самый простой выход — позвонить хирургу, дать согласие на операцию и обо всем забыть.

Жюли давно взвешивала все «за» и «против». Если она ляжет в больницу, Глория застрянет на острове, но, если все кончится плохо (скорее всего, так и будет), сестра ее переживет. «Я снова проиграю…» — думает Жюли, подставив лицо ветерку. Вдалеке, между соснами, проглядывает позолоченное солнцем море, но Жюли ничего не видит и не слышит, она составляет «расписание смертей», охваченная нетерпением и страхом, как игрок, бросающий на зеленое сукно последние жетоны. Партия в любом случае подходит к концу. Они обе обречены, но кто уйдет первой? Холодно разобранная по пунктам ситуация потеряет свою остроту. Со времен флорентийской аварии Жюли только и делала, что боролась с угрызениями совести, как преступная малолетняя мать, убивающая своих новорожденных детей. Теперь она спокойна. Остается решить последнюю проблему.