Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Поединок в «Приюте отшельника» - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 16


16
Изменить размер шрифта:

— По слухам — да, — кивнула Жюли. — Горничные болтливы…

— Спасибо. Спасибо. Мне стало легче. Можешь идти. И позаботься о себе.

Прошло много дней. Атмосфера в «Приюте отшельника» казалась стабильной, но многие его обитатели проявляли беспокойство и даже недовольство. Мсье Вирельмон де Грёз, бывший президент банка «Лотарингский кредит», написал мадам Жансон сухое письмо, проинформировав ее, что выходит из совета, в котором «возобладал дух злословия». Мадам Жансон ответила ему в весьма резком тоне. У Глории проходили бурные тайные собрания, в них участвовали самые преданные ее приверженцы. К Глории вернулся аппетит, она взбодрилась и забыла о своих страхах. Жюли навещала Джину, весело порхавшую по пустым комнатам, чтобы решить, как расставлять мебель. Актриса радовалась общению с «конфиденткой», осведомленной обо всех мелких кознях и интригах, плетущихся в «Приюте». Объясняя, куда поставит книжный шкаф, стеклянные витрины под дорогие ее сердцу сувениры и кресло-качалку — «я всегда раскачиваюсь, когда смотрю телевизор», — она одновременно задавала массу вопросов о Глории.

— Она все еще злится на меня?

— Я бы сказала иначе — моя сестра растеряна. Думаю, она вас опасается. Здешние обитатели так очерствели, что их холодные сердца могут не вынести присутствия двух столетних дам.

— Ты неподражаема, cara mia! Я не жду от них любви. Объясни ей, объясни, что я… не воровка. Вот здесь будет мой киноуголок. Я выкупила много своих фильмов. Никто не запретит мне смотреть кассеты. Она ведь слушает свои записи. Если любишь кино, добро пожаловать!

Жюли вернулась к себе и дала указания Клариссе.

— Расскажешь моей сестре, что у Джины есть проектор и она намерена крутить кино для соседок. Но пусть это прозвучит как бы невзначай, между делом.

В тот же вечер Глория попросила Жюли задержаться, когда та пришла пожелать ей спокойной ночи.

— Посиди со мной, — неожиданно мягко, почти нежно сказала она. Жюли обратила внимание, что сестра накрашена чуть сильнее обычного, но тональный крем и пудра не смогли скрыть тонких морщинок-«кракелюр» на ее хрупко-фарфоровых щеках. В свете висящих над изголовьем кровати бра голубые глаза стали серыми и запали, придавая ей болезненный вид.

— Кларисса тебя просветила?

— Насчет чего? Сплетни меня не интересуют.

— Очень жаль! Монтано намерена устраивать киносеансы, показывать диапозитивы — короче, заниматься саморекламой. И, возможно, не бесплатно. Благодарение небу, наш строгий устав запрещает оборудовать помещение для коммерческого использования.

— Не впадай в крайности! С чего ты взяла, что…

— Подожди — и сама убедишься. Эта Монтано — чистое бедствие! Чем она вас всех взяла? Загипнотизировала? Околдовала? У меня появилась идея, и ты мне поможешь, Жюли. Не забывай о своем возрасте, с тобой будут обращаться так же, как со мной.

— Чем я могу быть тебе полезна?

— Ты в хороших отношениях с этим Хольцем, не отрицай, я в курсе. Поговори с ним. Расспроси о Джине — по-умному, между делом. Если бы мы доказали, что она жульничает… Ты же видела, как она ходит, говорит, смеется. Я готова поклясться, что эта женщина врет о своем возрасте! В конце концов, она иностранка и может вешать нам лапшу на уши сколько захочет.

— Предположим, — кивнула Жюли. — И что с того?

Глория прикрыла глаза ладонью и устало прошептала:

— Знаю, это смешно. Почему я все время о ней думаю?

— По-моему, тебе стоит проконсультироваться с доктором Приёром. Ты держишься, но все видят, что «мадам Глория расстроена».

— Хочешь сказать, это отражается у меня на лице?.. Подай зеркало — и поосторожней, ты вечно все роняешь.

Глория взяла зеркало и принялась придирчиво изучать свое лицо — анфас и в профиль, — осторожно касаясь кожи кончиками пальцев.

— Овации… вызовы на «бис», охапки цветов… а теперь вот это.

Она уронила руку, опустила голову на подушку и закрыла глаза.

— Не смотри на меня… Спокойной ночи, Жюли, — умирающим голосом произнесла она и вдруг резко приподнялась на локте. — Я плевать хотела на эту дрянь, слышишь? Плевать хотела! Пусть убирается к черту!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Жюли осторожно прикрыла за собой дверь. Сестра впервые позволила себе быть такой откровенно грубой. Совсем как Оливье — тот изрыгал проклятия и оскорбления по поводу и без. Оливье Бернстайн, так много сделавший для триумфа Глории. Он подарил ей «Страдивари». И «Испано-сюизу», вылетевшую с дороги близ Флоренции, купил тоже он, Жюли помнила… Она была в полубессознательном состоянии, но слышала, как он кричал на Глорию: «Допрыгалась, черт бы тебя побрал! Видела ее руки?» Почему эти наполненные ядовитым газом пузыри всплывают и лопаются на поверхности памяти именно сейчас?

Жюли пошла к пригорку, где все чаще сидела на исходе дня. Это место нравилось ей своей уединенностью, здесь можно было спокойно выкурить сигарету, не рискуя встретить никого из соседей. Она достала из сумки мятую пачку «Кэмела» — ей перестал нравиться резкий вкус «Житан» и «Голуаз». Глория, унюхав запах дыма от ее одежды, спросила:

— Ты понимаешь, что делаешь?

Жюли могла бы ответить, повторив слова сестры: «Мне плевать!» Она перешла на светлый табак не только из-за его медового вкуса, но и потому, что он был гораздо опасней для горла.

Жюли устроилась на склоне, лицом к морю, нежно шелестевшему прибоем по песку. «Дебюсси не разгадал Средиземное море», — рассеянно подумала она и вернулась мыслями к Бернстайну.

Она сегодня не в том положении, чтобы хитрить с собой. Настал час призраков. Бедный Оливье! Он влюбился с первого взгляда, в Берлине, вскоре после войны — то ли в 1922-м, то ли в 1923-м. Глория уже была очень знаменита, гораздо знаменитей младшей сестры, вернувшейся с триумфальных гастролей по Америке. Аккомпаниатор Глории заболел, и Жюли после долгих колебаний согласилась заменить его. Программа концерта была составлена «во славу скрипки»: соната Тартини, «Крейцерова соната» и… Жюли не помнила; впрочем, это не имело значения. Главным для Глории было занять собой всю сцену, задвинув рояль на задний план. При игре она округляла руку и слегка раскачивалась, а глаза закатывала, как жрица в трансе, что Жюли считала оскорблением для музыки. Она аккомпанировала, заледенев от презрения. Когда на сцену обрушивался гром аплодисментов, Жюли кланялась, стоя у инструмента, как будто говорила публике: «Я знаю свое место…» Потрясенный виртуозным исполнением и красотой Глории Оливье Бернстайн ждал у служебного входа, чтобы выразить ей свое восхищение. Пианистку он вряд ли заметил — его вниманием завладела скрипачка. Он лепетал комплименты, извинялся, приглашал и сулил. Глория принимала его излияния с легкой учтиво-усталой улыбкой, но в глубине души упивалась своей властью. Власть эта проистекала из волшебного взмаха смычка (чего Жюли никогда не понимала) — она могла бы сыграть самую простую детскую песенку и пробудить те же страсти. Люди теряли контроль над собой, предаваясь ей душой и телом, все — кроме Жюли — те, для кого музыка состоит лишь из содрогания и трепета. Она ими повелевала. И презирала — как чернь, как плебеев, — но не могла обойтись без этого зеркала, отражавшего всю многогранность ее таланта. Бернстайн был сказочно богат и невероятно привлекателен, но она относилась к нему как к «одному из» фанатичных поклонников, не более того.

Жюли облокачивается на локоть. Сосновые иголки больно впиваются в бок. Зачем она ворошит прошлое? А за тем, что, как никогда, близка к истине. Глория всегда ждала от нее одного — уважения. Слушатели всего мира признали власть скрипачки и подчинились ей, но Жюли в их число не входила. Да, Глория была выдающейся, исключительной исполнительницей. Но не музыкантом. Тщеславие мешало ей быть наперсницей гениев.

Оливье Бернстайн женился на Глории.

Пачка «Кэмела» пуста. Жюли снимает пропитавшиеся никотином перчатки. На батарее в ванной сушится с десяток пар. Нужно попросить у Рауля новую упаковку. Две пачки в день! За два дня правая перчатка желтеет, и Кларисса недовольно ворчит, отстирывая следы никотина.