Ладожский ярл - Посняков Андрей - Страница 29

– Красивая ты, Лада-чижа, – оглянулся на нее Дивьян, прищурился. – Жаль, покинешь меня, как замуж выйдешь. Жаль.

– Не жалей, Дишка, не надо. – Девушка засмеялась, в глазах стояла грусть. – Вперед лучше гляди, во-он, посейчас за корягу зацепимся!

– Не заце…

Зацепились. Отрок дернулся, едва не перевернув лодку, ну, от того упаслись, слава озерным духам-ярвам, однако все ж таки черпанули водицы изрядно.

– Ну, вот, – укоризненно покачала головой Ладислава. – Теперь вот идти мокрыми. Хорошо – недалеко тут.

– Да уж, недалече, – сконфуженно согласился Дивьян. – Да ты посиди в лодке, подожди меня, я быстро.

– Ага, посиди, – не выдержав, хихикнула девушка. – Вон, воды-то на дне! Давай-ко перевернем, выльем.

– А сможешь?

Отрок недоверчиво взглянул на девчонку. Хоть та и сильна, конечно, и вынослива, но…

Не слушая его, Ладислава ухватилась за нос лодки, дернула на себя, обернулась:

– Ну, что ж ты?

Спохватившись, Дивьян бросился на помощь. Вытащив челн на невысокий берег, перевернули, вылили воду.

– Вот и ладно. Пусть постоит, посохнет. – Девушка оглянулась по сторонам. – Ой, мама! Цветов-то сколько! Глянь-ка на луг – изжелто!

И в самом деле, весь луг был покрыт желтыми шариками одуванчиков. Кроме них в низинах белели подснежники, а наверху, у орешника, набирали силу первые едва появившиеся ромашки. Ладислава улыбнулась:

– Ты иди, Диша. Если что – крикнешь. Кивнув, Дивьян схватил лук и опрометью помчался к лесу – хоть и светел был вечер, да в урочищах все одно темнело быстро. Проводив его взглядом, Ладислава стащила с себя вымокшую по подолу рубаху, длинную, ниже колен, с вышивкой по выбеленному холсту. Развесила на ореховых кустах сохнуть, рядом приспособила узкие башмаки из оленьей кожи, сама, обнаженная, нарвала цветов, уселась на траву, понежилась– холодно. Поискав глазами, увидела старый пень от поваленного бурей дерева, села на корни, прислонившись спиной к теплой коре… Ага, побежали по плечам мураши! Уже и кусили – ну, то не страшно, полезно скорей, хотя приятного мало. Подхватив в руки охапку цветов, девчонка обошла пень… и вдруг удивленно вскрикнула. На коре, со стороны восхода, были вырезаны ножом три палки – одна большая и две – по бокам, маленькие. Очень похоже на варяжские письмена – руны – жаль, Ладислава не знала их значения. Рисунок был свежим, вряд ли больше недели прошло с тех пор, как чья-то рука изобразила его здесь неизвестно зачем. Девушка вдруг почувствовала себя неуютно, застеснялась своей наготы, бросила цветы и, подбежав к орешнику, натянула еще не просохшую рубаху. Затаилась, неожиданно услышав шаги. Мягкие такие, осторожные, вкрадчивые. Словно бы крался кто-то орешником. Ладислава нащупала на поясе нож. Что ж, наверное, это идет тот, кто вырезал руну. Эх, предупредить бы Дивьяна, да что уж теперь. Бросившись в траву, девчонка замерла в ожидании. Шаги вдруг раздались уже рядом с ней – мелькнула, едва не наступив на нее, чья-то нога, обутая в промокший башмак с обвязанной мокрой онучей. Проволоклось по земле древко копья…

Все! Сейчас заметит! Нельзя терять времени, к тому ж можно будет кликнуть на помощь Дишку…

Резким движением Ладислава вырвала из рук незнакомца копье и, дернув за ногу, повалила в траву. Вспыхнуло в руке острое лезвие…

– Ты что, Лада-чижа?! – испуганно воскликнул брошенный на землю Дивьян. Ну, конечно же, это был он, кому еще-то?

– Ходишь тут, словно лиса… – переведя дух, вымолвила девушка. – Едва не погубила тебя – думала, чужак! Да еще и пробирается тайно.

– Так я и хотел к тебе незаметно подкрасться, – признался отрок. – Пошутить.

– Дошутился б. – Ладислава передернула плечами, потом порывисто обняла парня за плечи. Поцеловала в лоб. – Хорошо, хоть так обошлось… Что там с силками?

– Ничего. Все целы, – улыбнулся Дивьян. – Правда, и не попался в них никто. А ты, я смотрю, словно испугалась чего? Ишь как на меня бросилась.

– Испугалась, – коротко кивнула девчонка. – Пошли, покажу что…

Она подвела Дивьяна к старому пню, кивнула на вырезанную руну.

– Ну, не так и свежо, – внимательно рассматривая рисунок, отрок покачал головой. – Не весенний рисунок, зимний, вишь, светел, но как бы подернут чем-то. Ха! Я такой же на том берегу видел, на сосне. И тоже – зимой еще… Слушай!!! – Он вдруг замер. – А ведь тем летом их еще не было. Ни того рисунка, ни этого. И не только летом – осенью я их тоже не видел. Выходит, и вправду они появились зимой, когда… когда…

Отрок вдруг засопел носом. Ладислава понятливо кивнула, ей тоже все стало ясно. Руны появились тогда, когда неизвестные лиходеи вырезали весь род старого Конди.

– Интересно, а рядом с разоренной усадьбой в Куневичах тоже есть руны? – задумчиво произнесла девчонка.

– С какой усадьбой? Ах, да… про которую говорил Келагаст, – Дивьян почесал затылок и кивнул на пень. – Как ты назвала этот знак?

– Руны. Или, верней, руна. То варяжский знак.

– Варяги? – отрок невесело усмехнулся. – До поты мы жили с ними мирно. Значит, кто-то из них. Конди знал некоторых… Так вот почему наши не успели оказать сопротивление! На них напали знакомые!

Дивьян сглотнул слюну и, помолчав, показал на челн:

– Поплыли?

Ладислава молча кивнула.

Вроде бы ничего и не изменилось в окружающем их мире. Все так же деловито стучал дятел, все так же куковала кукушка, и так же медленно плыли облака по белесому небу, и вода по-прежнему была гладкой, как зеркало. Но… словно бы витал над озером, над лесом и лугом, воспрянувший дух разрушения и мести. И стук дятла стал раздражать, невыносимо стало слышать кукушку, а отражающиеся в воде облака теперь выглядели зловеще.

Все так же молча они вытащили челн на мель, замаскировали в тростнике, а оказавшись на дворе усадьбы, тщательно заперли ворота.

– С сегодняшней ночи спим по очереди, – затушив очаг, глухо сказал Дивьян, и Ладислава, соглашаясь, кивнула.

– Сначала – я, – так же тихо продолжал отрок. – Потом, под утро – ты. А я наблюдаю… Днем, если все хорошо, выспимся…

Он ушел в избу. Скрипнув, затворилась дверь, и Ладислава остро ощутила свое одиночество перед этими бесконечными, вселяющими непреодолимый страх лесами, перед холодной гладью озер, перед нависающе-белесым небом, на светлом фоне которого темнели острые колья ограды, за которой чернотой маячил погребальный курган. Все, что осталось от рода старого Конди. Если, конечно, не считать Дишку.

Забравшись на пологую крышу амбара, Ладислава укрылась от холода старою шкурой и прислушивалась к звукам близкого леса. Да-а, была бы собака… Обещал ведь Келагаст, дальний Дишкин родич. О, Келагаст, староста Келагаст, непростой ты мужик, и, ах как нехорошо смотрели тогда, ранней весной, твои масленые глазки. Ладислава очень хорошо чувствовала подобные взгляды, прекрасно понимая, что они означают. С тех пор больше не приходил староста, оно и понятно – весенние работы, расчистка пашни, сев. Да и рыба прет – только держись, и зверь лесной – каждый человек на счету. Предлагал ведь Келагаст к нему перебраться, в его городище, что на Паше-реке, в том месте, где наволок. Не так и далеко отсюда. Ох, Келагаст, Келагаст. Кто знает, кабы не взгляды твои похотливые, может, и перебрались бы? Впрочем, вряд ли. Уж больно Дишка того не хотел. Дишка… Славный отрок, смешной такой и вместе с тем заботливый и в чем-то даже мудрый, а уж охотник – каких поискать.

Воздух, светлый ночной воздух, был настолько тих и прозрачен, что Лада слышала, как в озере плескалась щука. Хлопая крыльями, пролетела сова – ага, вот пискнула мышь, пойманная в мощные когти. На дальнем болоте пронзительно вскрикнула выпь. Крик ее, затухая, долетел и сюда, до усадьбы старого Конди. Бывшей усадьбы убитого старика Конди. Ныне здесь был один законный хозяин – отрок Дивьян, единственный выживший в роде… Так, выходит, это не колбеги уничтожили его род? Варяги! А может, руны не имеют к смертям никакого отношения? Тогда для чего их здесь изобразили? Нет, слишком мало всего, чтобы хоть что-то утверждать точно.