Ветер с Варяжского моря - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 63

Он улыбался, но глаза у него были как серо-голубые стеклянные бусины. Шагнув к сидящей на полу Загляде, он быстро наклонился, повернул к себе ее лицо, крепко поцеловал ее и быстро вышел в гридницу. Загляда закрыла лицо руками. Ей казалось, что все это происходит в горячечном тяжелом сне, в котором самое плохое то, что не можешь ничего понять – где явь, где бред, что хорошо, а что плохо. «Хуже нет болезни, чем томленье духа!» – часто повторял Тормод поучения Одина. И в этом Одноглазый был прав.

Глава 6

Теперь надо рассказать о Новгороде, о том, как туда дошла весть о набеге Эйрика ярла. Утром, на пятый день после того как на Волхове перед Велешей появились корабли с красными щитами на бортах, по ладожской дороге в Новгород въехал рослый широкоплечий парень в серой грубой рубахе. Запыленный конь его заплетал ногами, потертая лыковая упряжь была связана узлом кое-как. Позади парня сидела, крепко обхватив его за пояс, растрепанная девчонка лет двенадцати.

– Эй, человече, где тут княжий двор? – хрипло окликнул парень первого же встречного новгородца.

– Княжий-то двор возле торга, на Торговой стороне! – ответил тот, с любопытством оглядывая парня, его усталого коня и девчонку позади седла. – Да только князя-то там нету. Тебе на что?

– Беда у нас. Варяги Ладогу разорили. А вы не слыхали?

– Да что ты говоришь! – посадский мужичок озадаченно сдвинул на затылок свой войлочный колпак. – Батюшко Велесе! Какие ж варяги? Свои? Или чужие?

– Ты бы, дядя, указал мне, куда ехать! – Парень не настроен был пускаться в долгие разговоры. – Коли князя нету, кто тут за него?

– А за него посадником Столпосвет. Его двор в детинце. – Мужичок махнул рукой, показывая направление. – Тебе там всякий укажет. Так что, говоришь, у вас приключилось-то?

Но парень хлестнул коня сложенным вдвое обрывком веревки, заменявшим ему плеть, и поскакал к детинцу. Мужичок посмотрел им вслед, подумал, почесал в затылке и принялся стучать в ближайшие ворота.

Этим парнем был Веретень, порожский кормщик. Завидев подходящий снизу по реке большой вооруженный отряд, порожцы и не подумали сражаться, а похватали что попало под руку и кинулись в лес. Веретень почитал себя счастливым – сам ушел целый и сестру увез. Коня ему успел дать мытник Прелеп с условием, что он предупредит людей выше по Волхову. По всей реке жители разбегались в леса, угоняли скотину. Веретеню ради его спешной вести несколько раз дали переменить коня, и он добрался до Новгорода быстро, всего за четыре дня.

Такой же как был, усталый и грязный, он прошел в гридницу Столпосветовых хором. Ласка шла за ним, покачиваясь и цепляясь за локоть брата. После четырехдневной скачки ее едва держали ноги, но отстать от брата и переждать в одном из верхних городков, куда едва ли дошли бы викинги, она ни за что не соглашалась.

К ладожскому вестнику сбежался весь дом Столпосвета и вся его дружина. Ласка с любопытством разглядывала статного боярина с темными волосами и почти седой бородой, словно он окунул ее в муку. А Веретень тем временем рассказывал:

– Ерик нурманский на Ладогу пришел с войском. Дым над Волховом стоял, будто весь город сгорел, и с ним посад до самого Извоза. К нам в Порог воев с триста пришло, а сколько в Ладоге осталось, и не знаю.

– Да уж верно, не меньше! – рассуждали гриди. – А ведь знают, гады, что в Пороге мыто берут серебром, есть им чем поживиться.

Столпосвет послал отроков за боярами и городскими старостами. Князь с большой ратью был в походе и ушел далеко – теперь не догонишь. Нужно было решать, собирать ли рать на помощь Ладоге самим, или посылать весть князю Вышеславу. К последнему склонялись больше. Один Столпосвет стоял за то, чтобы собрать войско в самом Новгороде, только бы скорее.

– Пока до князя гонец доскачет, пока князь соберется назад повернуть, Ерик давно в море уйдет! – говорил Столпосвет боярам и старостам. – Сколько добра, сколько людей увезет! А сами нагоним – может, хоть кого отобьем!

Бояре и старосты качали головами.

– Твоя забота понятная! – отвечал Столпосвету за всех боярин Разумей. В Новгороде его звали еще Себе-На-Умеем, потому что он во всяком деле видел прежде всего выгоду для себя самого и всякое же дело старался повернуть к своей пользе. Но сейчас он выражал общее мнение, и все подтверждали его речь согласными кивками. – У тебя, Столпосвете, дочь в Ладоге, за тамошним варягом. Дочь, вестимо, жалко, да мы за нее не можем наших детей осиротить. У нас в Новгороде и так мужиков негусто осталось – самые удалые с князем в Заволочье ушли, только и осталось, чтобы было кому работать. А малую рать послать – только даром погубить. А ну как и к нам сюда варяги пойдут? Так в своем детинце их сподручнее встретить.

– А Ладога что же – пропадай? – горько спросил Столпосвет.

Он видел, что остался один, да и нельзя было не признать правды в речи Разумея.

Разумей развел руками:

– А куда Дубыня тамошний глядел? Он на что был князем Владимиром посажен? Сам недоглядел – сам пусть и ответ держит.

– Да уж перед дедами он на том свете ответ держит! – проворчал Столпосвет. – А все же князю надо весть подать.

– Это само собой! Как же не подать? – дружно откликнулись бояре. И каждый подумал – хорошо бы князь с войском вернулся в Новгород, так будет надежнее.

Новгород забурлил, обсуждая новость. Хотя Ладога далеко, опасность казалась близкой. Волхов представлялся прямой дорогой, по которой разбойничье войско покатится прямо на Новгород. Богатство его хорошо известно от греков до варяг! Находились и такие, кто предлагал не ждать князя, а самим собрать войско на помощь ладожанам. Ватага таких удальцов даже ударила в вечевое било. Но и вече, покричав и пошумев по обычаю, решило то же, что и бояре: послать весть князю в Заволочье.

– И откуда только узнали змеи ползучие, что князя в Новгороде нету? – удивлялись одни. – Как назло – в самое не вовремя!

– Откуда? – говорили другие. – Да наш небось варяжина, Вингол, и рассказал! Бояре-то его выгнали да, видать, обидели чем – вот он и навел лиходеев!

И княгиня Малфрида подумала о том же. Пока бояре расспрашивали Веретеня, боярышня Прекраса привела к ней Ласку: девочка видела и слышала все то же самое, что и ее брат. Без робости отвечая на вопросы, Ласка разглядывала нарядные яркие одежды княгини и боярышни, тянулась потрогать скатерть и полавочники[186]. Кликнув сенных девок, Малфрида велела им вымыть девочку, накормить и устроить отдыхать. Едва за той закрылась дверь, как княгиня принялась взволнованно ходить по горнице, ломая пальцы.

– Он там, с ним! Я сердцем чую – с ним!

– Вингол? – спросила Прекраса. Она много лет была дружна с княгиней, и Малфрида многое доверяла ей.

– Ингольв. Никто другой так быстро бы Эйрика не нашел. Да и кто лучше него знает всю дорогу по Волхову, и Ладогу, и Порог?

Княгиня была в смятении.

– Что же теперь? – повторяла она, то кидаясь к окну, то снова отходя в глубину горницы. – Весть Вышеславу пошлют! Он с войском вернется, биться будет!

– Вот чего сохрани Перуне и Макоши! – воскликнула Прекраса. Она хорошо понимала чувства княгини. – Князя-то нашего удалого хоть не корми, только пусти воевать!

– Да ведь и Ингольв непрост! Вышеслава моего еще на свете не было, а Ингольв уже был воин! Что один, что другой одолеет – мне мало радости будет! Ах, Один и Фригг, Перуне и Велесе!

Княгиня металась по горнице, не находя места. Прекраса следила за ней, сидя на лавке под окном. Это была совсем молодая девушка, ровесница Вышеслава, но по житейской премудрости Прекраса заметно превосходила его. Дочь одного из знатнейших в Новгороде бояр, она приходилась дальней родней Столпосвету С детства она была вхожа и к княгине Малфриде, и в семью посадника Добрыни. Умная, ловкая и памятливая, Прекраса была быстра в мыслях и сдержанна на словах. Княгиня доверяла ей, зная, что дочь боярина Ждамира все поймет, но никому ничего не скажет. А с тех пор как Добрыню сменил князь Вышеслав, привязанность Прекрасы к Малфриде заметно возросла. Прекрасе понравился красивый и удалый князь, и Малфрида могла верить, что его благополучие дорого боярышне ничуть не меньше, чем его матери.