Ветер с Варяжского моря - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 30

Тормод часто рассказывал Загляде висы своей родины, особенно когда был под хмельком, и она немного умела разбирать плетеные строки. Впрочем, этот стих был несложен, и смысл найти было нетрудно даже для взволнованной Загляды. «Не тебе, чуть не ставшему рабом, драться с настоящим воином, и место твое в лесу!» – говорил молодой варяг противнику. Тюр[127], бог-воин, своей мужественной самоотверженностью спасший Асгард[128], остался бы доволен его речью.

Варяги одобрительно засмеялись, загудели – искусство слагать стихи они почитали не намного ниже ратного.

– Ха! – воскликнув Тормод, тоже довольный. – Конечно, мудрый Браги[129] не заплачет от зависти, но для дренга сказано неплохо!

– Да, Снэульв слишком крепко стоит на ногах, чтобы упасть от одних слов! – одобрительно сказал Асмунд.

Взяв свою дубинку за оба конца, Снэульв выпрямился, показывая, что готов, и снова бросил на девушку быстрый взгляд.

– Ну, ты довольно на меня насмотрелся? – спросил он у Тойво, – Пора проверить, кто из нас чего стоит на деле]

Тойво не понимал северного языка, но нетрудно было догадаться, с какой речью к нему обращается противник, и он тоже взял свою дубинку за оба конца.

– Начинайте! – велел Асмунд. – А потом Бьерк-Силвер подаст рог тому, кто победит. А я дам вот это кольцо.

Он показал одно из колец у себя на руке, свитое из золотой проволоки, но противники даже не глянули на обещанную награду. Победа нужна была им не рада кольца.

И тот и другой хорошо владели своим оружием. Тойво в каждый удар вкладывал всю свою ненависть к руотсам, но скоро понял, что противник ему достался ловкий и опытный. Вслед за каждым выпадом, за каждым ударом Снэульва Спех тихо охал, сочувствуя Тойво, – он ведь уже испытал на себе силу длинных рук молодого свея и, от души желая победы Тойво, мало верил в такой исход. А Загляда следила за поединком со стесненным дыханием, то закрывая лицо руками, то открывая его опять: ей казалось, что они бьются за нее и все об этом знают. На самом деле это понимал один Снэульв, но страшно было и подумать, что будет, если Тойво узнает это – что сын ненавистного племени руотсов хочет отнять у него девушку, которую он в мыслях уже видел своей.

Варяги и чудины вокруг шумели, криками подбадривая своих. Постепенно, удар за ударом, Снэульв стал теснить своего противника. И скандинавы из дружины Оддлейва ярла, не видавшие его в битве, и русы смотрели на Снэульва со все большим удивлением – он бился так, как будто его учили этому в Киеве, учили двигаться без малейшей задержки, уходить от удара и наносить один удар за другим. Слыша вокруг выкрики удивления и одобрения, Снэульв про себя ещё раз помянул добрым словом, своего воспитателя Готторма Рыжего. В молодых годах Готторм служил в дружине киевского князя и многому там научился. Только благодаря его науке Снэульв в семнадцать лет выполнил свой долг мести, одолев противника на пять лет старше и опытнее себя. И даже Асмунд сейчас гордился, что этот дренг служит ему, и не помнил о тех беспокойствах, которые причинял ему нрав Снэульва.

При желании Снэульв легко мог бы убить этого заносчивого финна. Но зачем ему эта смерть? Злобные взгляды все же не стоят такого наказания, а беспокойства будет много. А Тойво начал заметно уставать; дыхание его делалось все тяжелее, но ярость только возрастала. Снэульв почти вытеснил его с площадки перед костром, Тойво оставалось не больше шага до черты, ступив за которую он окажется побежден.

И вдруг Тойво, вложив все силы в один бросок, попытался концом дубинки, как копьем, толкнуть Снэульва в грудь, так что тот, едва успел прикрыться своей дубинкой. При этом Снэульв отскочил назад и едва не влетел в полупогасший костер. Люди вокруг хором ахнули, вскрикнула Загляда. Снэульв с трудом удержался на ногах, и близко полыхнувший жар костра словно выжег задор с его лица: оно сделалось замкнутым и жестоким, и даже своим стало страшновато смотреть на него. Это уже были не шутки – такой удар заслуживал наказания. «Словом на слово, кулаком на кулак, железом на железо!» – говорил ему когда-то Готторм Рыжий, повторяя поговорку, которой научился в Гардах. И огнем на огонь! Если кто-то торопится на погребальный костер – он туда попадет!

Ободренный успехом, Тойво снова бросился вперед, а Снэульв вдруг стал отступать. Зрители догадывались; что он это делает неспроста, но Тойво в азарте ничего не замечал и не слышал предостерегающих криков своих соплеменников. Опытные воины-норманны скоро заметили, что Снэульв постепенно оказался между костром и противником, поставив Тойво лицом к огню. Тойво тоже увидел пламя за спиной противника, видя, что тому некуда отступать, он всю силу вложил в последний бросок. Но Снэульв неожиданно пригнулся и отскочил в сторону. Тойво пролетел мимо него и едва удержался на границе дымящегося и пышущего жаром круга. А Снэульв, мигом оказавшись у него за спиной, сильно толкнул дубинкой, которую держал за два конца, его согнутую спину. И Тойво упал в костер. Раздался общий крик ужаса, и чудины разом кинулись ему на помощь.

Снэульв отступил в сторону и отбросил дубинку. Опытные в таких делах варяги мгновенно вскочили и толпой встали между ним и костром, заслоняя его от родичей противника. Все держались за мечи, но нигде не виднелось блеска клинков – первым вынувший меч будет считаться зачинщиком.

Тойво уже поднялся. Его опаленное жаром лицо сильно покраснело, волосы и брови обгорели, но сильнее всего обожжены были руки, которыми он оперся, падая, о пылающие угли. Женщины с причитанием обступили его, а мужчины с Тармо во главе разгневанно наступали на варягов, сжимая рукоятки мечей.

– Так не по чести! – негодующе, и угрожающе шумели они. – Проклятые руотсы не умеют драться честно! Это подлый удар!

Милута поспешил вмешаться, видя, что может разгореться нешуточный раздор. Бывшие с ним ладожане вступили в толпу, отгораживая чудинов от варягов, уговаривали, разводили людей, готовых броситься на неприятелей с оружием. Чудины шумели, а варяги оставались почти спокойны. Помня, что они на чужой земле, норманны умели сдерживать свои чувства и Милуте пришлось приложить немало усилий, чтобы развести чудинов и варягов в разные стороны и уговорить всех хоть чуть успокоиться.

– Вот уж выдался день! – говорил Милута. – Будто мало покойников!

– Перун не есть бог хороший для нас с тобой, – сказал ему Асмунд. – Для доброго торга нужен добрый мир, а Перун не хочет мир, он хочет битва. Ему было мало жертвы – он хотел жертву и эту тоже!

Он указал на Тойво, стоявшего с зажмуренными от дыма глазами, пока женщины обматывали ему чистыми платками обожженные руки, А Загляда ахнула, пораженная мыслью: по вине варягов Тойво дважды чуть не стал жертвой – первый раз в Волхове, а второй – в огне. Теперь это казалось ей дурным предзнаменованием, сулившим большие будущие беды.

– Но мы не хотим битва, мы хотим добрый мир! – в который уже раз заверял Милуту Асмунд. – Ты не забыл —завтра ты должен быть гость на наш двор. Не надо тревожить себя – я не пущу биться Снэульва и других тоже. Мы дали мирный обет и пусть будет во век проклят тот, кто его нарушит!

А Милута не знал, что ответить на это приглашение: он хотел остаться в мире и дружбе и с Асмундом, и с Тармо, а они, как видно, никогда не сядут за один стол.

– Да, уж потешился нами Перун! – качая головой, приговаривал Осеня. – Спасибо, от большей свары уберег – тут ведь все при оружии да во хмелю. А ведь поди разберись – что по чести, что не по чести?

Чудин-то первый, их нечестью бранил– так откуда было ждать добра? Как аукнешь, так тебе и откликнется. Тут хоть торг тебе, хоть велик-день – все одно дракой кончится. Как говорят, не сошлись обычаем – не бывать и дружбе.

– Ты говоришь мудро! – откликнулся Тормод, даже во всеобщей суете не покинувший своего места возле бочки пива. – Но люди знают: безрассудство всегда ведет к беде. А звать Снэульва драться есть большое безрассудство!