Пограничная стража России от Святого Владимира до Николая II - Ежуков Евгений - Страница 12

Поиск, проведенный первой сторожей, оказался удачным. Она захватила «языка нарочатого царева двора» и доставила его в Москву. Ордынец подтвердил имевшиеся сведения о сговоре Мамая с Литвой и Олегом и о том, что он не торопится начинать боевые действия: «Не спешит того ради, что осени ждет, хочет осенью быть на русские хлебы».

И все же день решающего сражения неотвратимо приближался. 20 августа русская рать выступила из Москвы, а уже утром 6 сентября передовые ее полки вышли к Дону. Все эти дни Дмитрий имел «прямые вести» об ордынцах. «В день 6 сентября прибежали семь сторожей в 6 часов дня, Семен Мелик с дружиною своею, а за ним гналось много татар…» Пограничные воины сообщили, что ордынцы «на Гуснице, на броде стоят», а это – 8–9 километров от реки Непрядвы. В этот же день Дмитрий приказал всем сторожевым отрядам переправиться через Дон, а на следующий день – и всей русской рати. Все мосты были сожжены… Каждый понимал, что у него лишь два выбора: либо победить, либо умереть…

Утром 8 сентября русская рать выстроилась на широком Куликовом поле. На своем любимом коне Дмитрий выехал вперед и стал перед нею, вглядываясь в ее застывшие ряды. Скоро грянет бой, закипит кровавая сеча и поле огласится ревом боевых труб. Многим, очень многим придется испить здесь смертную чашу, так и не узнав, чем закончится это великое сражение. О чем думали они, его воины, коим выпала страшная доля преградить дорогу Мамаю? Выдержат ли они, не дрогнут ли под натиском ордынцев? Дмитрий понял, что все они очень нуждаются теперь, на грани жизни и смерти, в его теплом ободряющем слове.

– Возлюбленные мои, отцы и братья! – загремел над притихшей ратью его могучий голос. – Честная смерть лучше позора! Не дрогнем! Будем вместе пить эту смертную чашу за Святую Русь, за Православное Христианство, за наших матерей, жен и детей! Господь Бог и Пресвятая Богородица помогут нам!

– Готовы головы наши сложить за Христа и за Отечество, и за тебя, великий княже! – отвечали ему со всех сторон русские воины.

В двенадцатом часу дня обе рати начали сближение. «И выступила сила татарская на холм, – повествует летописец, – и пошла с холма. Также и Христианская сила пошла с холма и стала на поле чистом, на месте твердом. И страшно было видеть две силы великие, съезжавшиеся на скорую смерть. Татарская сила была черная, а русская сила в светлых доспехах, как река льющаяся, как море колеблющееся, и солнце светло сияло над ней, лучи испуская…»

Дмитрий рубился в общем строю, как рядовой ратник. Его окровавленный меч сверкал с непостижимой быстротой, нанося нападавшим страшные удары. Со всех сторон его обступили ордынцы, но он и не думал отступать. Со своими верными оруженосцами без устали собирал он жестокую жатву. Справа и слева от них росла гора окровавленных тел, и наседавшие ордынцы с ужасом смотрели, как после мощных ударов Дмитрия падала на землю очередная жертва.

В эти мгновения великий князь был страшен. Увлеченный боем, он словно отрешился от всего земного. Его лицо, искаженное гневом, было ужасно, глаза сверкали, а боевые доспехи забрызганы сгустками крови. Множество ударов выдержали они, покрывшись вмятинами и трещинами, но защитили князя от стрел, копий и сабель. Дважды его сшибали с коня, но он, прикрывшись щитом, снова вскакивал в седло, и снова его меч разил ордынцев. И только когда, потрясенные неожиданным натиском засадного полка, мамаевцы в панике побежали, Дмитрий в изнеможении опустился на землю…

Вечером Дмитрий Иванович объезжал огромное поле сражения. То, что он увидел, потрясло его не меньше, чем сама битва. Повсюду лежали груды изувеченных, окровавленных тел. Смерть примирила всех: и русских, и татар, и генуэзцев… Убитый христианин лежал рядом с мусульманином, а католик – с православным. Сердце Дмитрия разрывалось от боли, когда он видел знакомые лица погибших боевых друзей: вот лежит пронзенный копьем Александр Пересвет, а рядом «любимец его Михаил Андреевич Бренк, а близ него лежит Семен Мелик, твердый страж, а близ него лежит Тимофей Валуевич…». И велел Дмитрий «трубить в ратные трубы, созывать людей», и приказал подсчитать потери: «Считайте, братья, скольких воевод и скольких служилых людей нет!»

Небывало высокую плату заплатили русские ратники за победу на Куликовом поле. «Оскудела вся земля Русская воеводами и слугами и всеми воинствами. И о сем был страх великий по всей земле Русской», – горестно писал летописец в своем сказании о Мамаевом побоище.

Да, в жестокой борьбе ковал Дмитрий свободу и независимость Руси. Он не знал грамоты и не умел читать и писать, но лучше других современников понял насущные нужды своего народа. Он верил, что только сильная державная власть поможет освободиться от монгольского ига, и первым начал на практике воплощать свой идеал. Он понимал важность охраны границ государства и многое сделал, чтобы они были неприкосновенны. Для этого он не жалел ни сил, ни времени, ни жизни. Тридцать девять лет прожил он на земле и за этот короткий срок сумел стать Донским…

В 1988 году, в канун 1000-летия крещения Руси, Русская Православная Церковь причислила его к лику Святых. Дмитрий с нами, в вечном строю защитников России.

«Государь милостию Божей»

Иван III и охрана Московских рубежей

Такое горе в своей семье пятилетний Иван видел впервые.

Почерневшая, охрипшая от слез мать, рыдающий брат, заплаканные домочадцы… Всюду плач: и в доме, и на улице. Казалось, вся Москва стонет. Испуганный Иван никак не мог понять этих страшных слов, которые повторяли взрослые люди: «Татары захватили в полон великого князя Василия и теперь идут на Москву!» Великий князь – его отец, маленькому Ивану становится жаль его, и он, глядя на маму, тоже плачет, хотя и не совсем понимает это пугающее слово «полон». Спешные сборы: торопливые руки матери, одевающей его, беготня с узлами и корзинами… Семья готовилась к отъезду, подальше от страшных татар.

Москва в огне. Огромное зарево пожара охватило половину неба. Крытый возок мчался по тесным московским улицам, не останавливаясь ни на миг, чтобы быстрее уйти от огня и татар. Они ехали в Ростов, небольшой, но хорошо укрепленный город. Там – их спасение, а здесь, в столице, оставались люди, которые должны были тушить пожар и защищать свой город…

Потом из полона вернулся отец. Иван хорошо помнил радость матери, бабушки, москвичей. А чуть позднее – новое горе. Ослепленный изменником Шемякой, отец вместе с матерью под конвоем отправляется в Углич, а он с братом Юрием, с дядьями Семеном и Дмитрием тайком уезжают в Муром…

«Иоанн III свергает татарское иго, разорвав изображение хана и приказав умертвить послов», Н.С. Шустов

В неспокойное, тяжкое для Руси время родился Иван, будущий Государь всея Руси. Казалось, все беды земли сошлись на ее бескрайних просторах. Набеги ордынцев, нескончаемые войны с Литвой, междоусобные стычки, неурожаи, болезни, пожары. Стонала Русь, взывала о помощи, но ее не было. Злые соседи только и ждали своего часа, чтобы урвать от нее побольше кусок. Надежда была только на себя, на внутреннее единство, на сильную державную власть. Молодой княжич Иван это понял с раннего детства. Свой первый поход во главе войска он совершил в 1448 году, когда ему исполнилось восемь лет. В тот год казанские татары подошли к Владимиру, намереваясь захватить и разграбить его. Впервые видел молодой княжич это степное воинство, жестокое и коварное, с отточенной техникой боя и непревзойденной пока тактикой, опиравшейся на количественный перевес, и ясно ощутил, как трудно защитить границы Руси от их набегов.

Спустя три года ордынцы во главе с «царевичем» Мазовшей вновь напали на Русскую землю. Порубежники обнаружили их, но татары двигались столь стремительно, что московские полки не успели занять левый берег Оки – главный рубеж обороны, и нападавшие с ходу переправились у Коломны. На этот раз Ивану не пришлось встретиться с казанцами: отец взял его с собой собирать полки. В Москве осталось «множество бояр и детей боярских… и многое множество народа». Не пожелал уезжать из города «митрополит Иона и весь чин священнический и иноческий».