А еще я танцую - Мурлева Жан-Клод - Страница 6

Я вспомнил тот вечер, шагая по улице Шерш-Миди. И из глаз у меня вдруг покатились слезы. Я просил у отца прощения, сам не знаю за что. За то, что раньше не оплакал его смерть? За то, что мало его любил? За то, что никогда не говорил ему, что люблю его? И тут вдруг отец появился и пошел рядом со мной. Он сказал мне: ничего страшного, все в порядке. И добавил, что я – хороший мальчик. Это невероятно, но он присутствовал рядом со мной физически: я видел, как блестят его очки, слышал его голос, ощущал его запах. Он спросил, как у меня дела. Нормально, ответил я. А у тебя? Ничего, ничего… Мне хотелось его обнять, но я побоялся, что прохожие примут меня за сумасшедшего – идет человек по улице и обнимает пустоту. Мы прошагали рядом до конца улицы Шерш-Миди, а она длинная. Постепенно его фигура истончалась, но до того, как она совсем растаяла в воздухе, я успел с ним попрощаться. Вернувшись к себе в отель, я почувствовал невероятный покой.

Ни в коем случае не выбрасывайте «Зиппо»!

Моя мать тоже уже умерла. Итог: я большой и крупный (я вам говорил, что во мне метр 92 сантиметра? c семнадцати лет) мальчик-сирота, который был женат четыре раза, имеет шестерых детей и по вечерам ходит в кино один. Где порой засыпает.

Вы задали мне еще кучу вопросов, на которые я пока не ответил. Пока.

Я охотно принимаю вашу дружбу, Аделина, и предлагаю вам свою.

2 марта 2013

Раз уж вы оказали мне такую честь, начну свое письмо с обращения «Дорогой Друг».

Дорогой Друг!

Вы ведете себя безответственно! Вы сами не понимаете, во что ввязываетесь! Сейчас я задам вам задачку, и попробуйте-ка с ней справиться. Итак: приведите мне десять причин считать, что жизнь прекрасна.

Хотя бы десять – на сегодня хватит. Ваша миссия будет заключаться в том, чтобы поднять мне настроение после вчерашней вечеринки, завершившейся позорным фиаско. Хотя нет, подождите, я несправедлива. Согласна на девять причин, потому что первую могу назвать сама: дружить с вами и наслаждаться вашими письмами.

Когда я обнаружила у себя в почтовом ящике ваше последнее послание, мой моральный дух резко подскочил вверх, но, поскольку вчера вечером, примерно в 22:00, он упал ниже уровня моря, этого оказалось недостаточно. Мне срочно нужен спасательный круг.

Взамен обещаю вам больше не употреблять многоточий – за исключением тех случаев, когда снова захочу рассказать вам о своем отце… Ваши воспоминания меня растрогали. Признаюсь, я даже пустила слезу. И простуда тут ни при чем – она практически прошла. Во всем виноваты (хотя разве это вина?) ваши слова: ожог, снег, руки отца, целительница, Дорога К Звездам. Я словно побывала там, где были вы. Чем не начало новой книги? Что скажете? А уж после того, что с вами приключилось на улице Шерш-Миди, можете больше не уверять меня, что не верите в призраков. Подозреваю, что вы в гораздо меньшей степени рационалист и картезианец, чем утверждаете. Я могла бы написать на эту тему тысячу слов, но что-то сегодня не чувствую в себе сил. Представьте себе, что я плыву посреди Атлантического океана на полусгнившем бревне, и вы поймете, в каком я нынче состоянии. Почти таком же плачевном, как состояние бревна.

Если не найдете девять реальных причин, выдумайте их. Соврите мне. Я вам поверю.

Закругляюсь. Вокруг появились голодные акулы.

3 марта 2013

Дорогая жертва кораблекрушения!

Обещаю, что приду на помощь сегодня вечером, еще до полуночи. А пока держитесь покрепче за свое бревно. Акулам скажите, что вы из Шеффилда – они терпеть не могут английское мясо.

Не сдавайтесь!

3 марта 2013

Я сказал вам, что напишу, и вот пишу. Помимо моих многочисленных недостатков у меня есть одно и несомненное достоинство: на меня можно рассчитывать. Я надежен как ломовая лошадь. Как вы там, живы? Признаюсь, что думал о вас почти весь день, который провел в разъездах, и торопился вернуться домой, чтобы (попытаться) оказать вам обещанную помощь. Что же такого ужасного произошло с вами вчера вечером, около 22:00, во время вечеринки, ради которой вы так старательно прихорашивались? Кстати, меня всегда умиляло, с каким прилежанием женщины наводят красоту, вне зависимости от исходного состояния и конечного результата. Выглядит это донельзя трогательно, кто бы это ни был – маленькая девочка, взрослая женщина или бабуся. Как она причесывается, подкрашивается, наряжается – и взыскательным оком осматривает себя в зеркале. Вдвойне трогательна эта картина, если женщина некрасивая.

Так что там с вами случилось вчера вечером? Вас постигло любовное разочарование? Если это так, то позвольте сказать вам, что он – унылый придурок (или, возможно, унылая дура). Он (она?) вас не стоит. Или кто-то назвал вас толстухой? И все баррикады, сооружаемые годами, рухнули в единый миг, словно соломенный домик первого поросенка? А может, вы просто поддались приступу уныния, которое имеет обыкновение накатывать на нас без видимой причины? Я хорошо представляю себе, что это такое. Впервые я испытал его в детстве, когда у нас в деревне проходили престольные праздники (ох уж эти сельские соревнования, в которых невозможно победить!); затем подростком пережил во время вечеринок с танцами, неуклюжим столбом (я успел дорасти до метра 92!) возвышаясь над ровесниками; наконец, уже взрослым, снова ощутил на двух-трех свадьбах, куда имел дурость притащиться, получив приглашение. Когда-нибудь я объясню вам, почему похороны кажутся мне в сто раз предпочтительнее. Если забуду, напомните мне, хорошо?

Итак, я ломал себе голову над тем, что же могло вчера, около десяти вечера, до такой степени выбить вас из колеи, и, разумеется, все мои предположения не имели ничего общего с действительностью.

Кстати, вы замечали, что жизнь намного изобретательнее любых наших фантазий? Вот вы не желаете признавать за собой творческих способностей, утверждая, что пересказываете мне исключительно реальные факты, тогда как я, по вашему мнению, ими обладаю, поскольку умею выдумывать несуществующее. Но известно ли вам, что читателю глубоко наплевать, правду ему говорят или нет, для него главное – чтобы было интересно читать. Так вот, мне читать ваши письма интересно.

Девять причин, доказывающих, что жизнь прекрасна? Но разве одной недостаточно? Нет-нет, я не собираюсь прятаться в кусты. Мне ничего не стоит привести вам целый список таких причин, пронизанных поэзией и оптимизмом, – это моя работа. В него войдут природа, вкусная еда, литература, Моцарт, Шекспир, Сервантес и «Роллинг Стоунз». Но если я должен назвать одну-единственную причину, по которой вам следует попытаться выжить среди бешеных акул, то извольте: обещаю, что завалю вас шутками, хохмами и анекдотами с таким терапевтическим эффектом, что все на свете лексомилы и прозаки окажутся ненужными. Я заставлю вас хохотать так, что у вас живот от смеха заболит. Вы мне верите?

Мне пора. Соседи ждут на рюмку полынного ликера – это у нас такая традиция. Потом расскажу (или не расскажу; вообще у меня такое впечатление, что мы с вами задаем друг другу кучу вопросов, обещая позже дать на них ответы, и эта куча растет не до дням, а по часам; например, вы так и не сказали мне, что у вас за профессия, позволяющая побеждать зло при помощи слов. Может, вы адвокат? Или логопед? Или школьная учительница?). Желаю вам спокойной ночи. Как говорят англичане: sleep tight, don’t let the bedbugs bite[3]. Не давайтесь этим мерзким мелким насекомым! Давите их без всякой жалости!