Затаившийся Оракул (ЛП) - Риордан Рик - Страница 33

цепей. Мне стало интересно, что за жуткие пьесы здесь ставили, но мы поспешили уйти.

Дотащившись до противоположного выхода, мы снова вышли в запутанные коридоры

Лабиринта.

К этому моменту мы постигли мастерство парного бега. Стоило мне начать уставать, я

представлял, что за нами гонится, извергая ядовитые газы, Пифон.

Когда мы, наконец, свернули за угол, Мэг крикнула:

— Смотри!

В середине коридора находилось третье золотое яблоко.

На этот раз я слишком измотался, чтобы думать о ловушках. Мы подбежали к нему, и Мэг

схватила яблоко.

В тот же момент потолок перед нами опустился и наклонился, позволяя нам выбраться наружу.

Мои легкие наполнил свежий воздух. Однако, это меня совсем не взбодрило. Я весь похолодел.

Мы снова оказались в лесу.

— Только не сюда, – пробормотал я. – Боги, нет.

Мэг осмотрелась вокруг:

— Может, это другой лес.

Но это было не так. Я так и чувствовал на себе возмущенный взгляд деревьев, а горизонт

растягивался во всех направлениях сразу. Почуяв наше присутствие, начали шептаться голоса.

— Скорее! – сказал я.

Будто по команде, петли на наших ногах спали. Мы побежали.

9 Et cetera – латинское выражение, означающее «и тому подобное», «и так далее» или «и другие».

Мэг двигалась быстрее, хоть ее руки и были полны яблок. Она умело лавировала между

деревьями: бежала то влево, то вправо, будто следуя тропе, видной только ей. У меня болели

ноги и горела грудь, но я не осмелился отстать.

Мерцающие впереди огни оказались факелами. В конце концов, мы выбрались из лесу, сразу же

наткнувшись на толпу жителей лагеря и сатиров.

К нам подбежал Хирон:

— Спасибо богам!

— Да не за что, – выдохнул я просто по привычке. – Хирон... нам нужно поговорить.

В свете факела лицо кентавра выглядело высеченным из теней.

— Да, нужно, друг мой. Боюсь, одна команда еще не вернулась... твои дети, Кайла и Остин.

Хирон заставил нас принять душ и переодеться. Если бы не это, я бы тут же побежал обратно в

лес.

К моменту, когда я освободился, Кайла и Остин все еще не вернулись.

Хирон послал в лес несколько спасательных групп дриад, предположив, что им ничто не

навредит в их естественной среде. Однако, он твердо запретил полубогам отправляться на

поиски.

— Нам больше не стоит рисковать, – сказал он. – Кайла, Остин и... и остальные пропавшие... Они

бы этого не захотели.

Исчезло уже пять жителей лагеря. Я даже не питал надежд, что Кайла и Остин вдруг сами

вернутся. Слова Зверя отдавались эхом в моей голове: «На карту поставлено многое. У Аполлона

даже не будет выбора».

Он нацелился на моих детей. Он приглашал меня отправиться на их поиски и найти врата

забытого Оракула. Я все еще многого не понимал: как рощица Додоны здесь оказалась, какие у

нее врата, почему Зверь считает, что я способен их открыть, каким образом он поймал Остина и

Кайлу. Но одну вещь я знал наверняка: Зверь был прав. У меня не было выбора. Я обязан был

найти моих детей... моих друзей.

Я бы пропустил предостережение Хирона мимо ушей и побежал бы в лес, если бы не

встревоженный крик Уилла:

— Аполлон, помоги!

На дальнем конце поля он устроил импровизированный лазарет, где уже лежало с полдюжины

раненых полубогов. Он лихорадочно ухаживал за Паоло Монтесом, пока Нико удерживал

кричащего пациента.

Я подбежал к Уиллу и содрогнулся от увиденного.

Каким-то образом Паоло отрезало ногу.

— Я ее пришил на место, – сказал мне Уиллу; его голос дрожал от усталости. Его одежда была

вся в крови. — Мне нужно, чтобы кто-то его держал.

Я указал на лес:

— Но...

— Да знаю я! – сорвался Уилл. – Думаешь, мне не хочется их искать? У нас и так немного

лекарей! В той сумке есть целебная мазь и нектар. Давай!

Я был ошарашен. Я понял, что Кайла и Остин волновали его ровно столько же, сколько и меня.

Только вот Уилл выполнял свой долг. Он обязан был сначала позаботиться о раненых. И сейчас

он нуждался в моей помощи.

— Х-хорошо, – сказал я. – Как скажешь.

Я схватил сумку с медикаментами и занялся Паоло, который как раз потерял сознание от боли.

Уилл поменял медицинские перчатки и посмотрел на лес.

— Мы их найдем. Обязательно найдем.

Нико ди Анджело подал ему фляжку:

— Выпей. Прямо сейчас ты должен быть именно здесь.

Я понимал, что сын Аида злился. Трава у его ног дымилась и увядала.

Уилл вздохнул:

— Ты прав, но мне от этого не лучше. Теперь надо вправить сломанную руку Валентины.

Поможешь?

— Звучит жутковато, – ответил Нико. – Пошли.

Я присматривал за Паоло Монтесом, пока не стал полностью уверен, что ему больше ничего не

грозит. Тогда я попросил двух сатиров отнести его носилки в домик Гебы.

Я сделал все возможное и другим. У Кьяры было легкое сотрясение. У Билли Ын случился

приступ ирландской чечетки. Из спин Холли и Лорел нужно было убрать осколки взорвавшейся

рядом с ними пилы.

Как и ожидалось, близнецы Виктор пришли первыми, а теперь они спрашивали, в кого же попало

больше осколков, ведь тогда они могли бы с гордостью говорить о том, через что прошли. Я

приказал им помолчать, иначе я больше никогда не разрешу им носить лавровые венки. (Имею

на то право, ведь я их создатель.)

Для смертного мои исцеляющие способности были сносными. Уилл Солас намного превзошел

меня, но я не придавал этому такое же значение, как неудачам в стрельбе из лука и музыке.

Полагаю, быть вторым в целительстве уже привычное дело. Мой сын, Асклепий, стал богом

медицины к 15 годам, и я был вне себя от радости. Это позволило мне уделить больше времени

другим увлечениям. Кроме того, для любого бога иметь ребенка, который стал врачом – мечта.

Пока я промывал рану, подбежал Харли, теребя в руках маячок. Его глаза были опухшими от

слез.

— Это моя вина, – бормотал он. – Из-за меня они пропали. Мне... Мне жаль.

Его трясло. Было ясно, что мальчик был в ужасе от того, что я мог сделать.

За последнюю пару дней я уже успел соскучиться по страху смертных. Все мое нутро бурлило

негодованием и злобой. Я хотел обвинить кого-то в моем положении, в исчезновениях, в моем

собственном бессилии что-то исправить.

Но мой гнев сам собой исчез, когда я взглянул на Харли. Я почувствовал себя пустым, глупым,

постыдился самого себя. Да, я, Аполлон... испытал стыд. Это было настолько небывалое

событие, что весь мир мог бы разорваться.

— Все хорошо, – сказал я ему.

Он шмыгнул носом:

— Соревновательная дорожка ушла в лес, хотя не должна была. Они потерялись, и.... и....

— Харли, – я положил свои руки на его, – позволишь взглянуть на твой маячок? Он вытер слезы.

Он, видимо, опасался, что я сломаю устройство, но все равно отдал.

— Я не изобретатель, – сказал я, поворачивая шестерни максимально аккуратно. – У меня нет

способностей твоего отца, но я понимаю музыку. Полагаю, автоматоны реагируют на частоту

энергии на 329,6 Герцах. Она лучше всего резонирует с Небесной бронзой. Если только ты

отрегулируешь свой сигнал...

— Фестус сможет услышать его? – глаза Харли расширились. – Правда?

— Точно не знаю, – честно признался я. – Так же, как и тебе не могло быть известно, как поведет

себя Лабиринт. Но это же не означает, что мы должны прекратить попытки. Никогда не

прекращай создавать, сын Гефеста.

Я вернул ему маячок. На мгновение Харли уставился на меня с недоверием, но затем обнял

настолько сильно, что чуть не сломал мне ребра, и убежал.

Я позаботился о последнем больном, в то время как гарпии, собирая бинты, разорванную одежду

и сломанные оружия, очищали территорию. Они положили золотые яблоки в корзину и