Звездная симфония (СИ) - Лебедева Ирина - Страница 9

Услышав эти слова, Юля удивлённо подняла брови, что значило: «О чём с ним можно говорить?». Вика словно поняла её мысли и, снова улыбнувшись, сказала:

– Да, есть одно дело.

– Как загадочно, – хмыкнула Юля.

Тётя редко от неё скрывала что-либо, а сейчас явно не хотела вдаваться в подробности. Но девушку это мало беспокоило, она знала, если речь заходит о ком-то из её родителей, можно не ждать ничего интересного. Кроме того, Юля была уверена, что необходимость поговорить с братом – это в большей степени предлог, который тётя использует, чтобы самой отвести её домой.

– В общем, дождись меня, – заключила Вика, достав из меховой сумочки ключи от машины.

– Хорошо, – ответила Юля, решив дальше не возражать. Она всё равно хотела поговорить сегодня с тётей наедине, а получасовая, как минимум, поездка до её дома – подходящий для этого случай.

– Тогда я поехала.

– Давай.

Вика махнула племяннице рукой на прощанье и направилась к лифту, а Юля открыла дверь кабинета. Переступив порог офиса, девушка попала в большую, строго квадратной формы комнату с выкрашенными в голубой цвет стенами, возле каждой из которых стояли рабочие столы из ДСП. Широкое окно с видом на заполненную машинами магистраль было наполовину закрыто белыми вертикальными жалюзи, что, впрочем, уже не имело смысла, поскольку проскальзывавшее в обед солнце к этому моменту окончательно скрылось за серыми снеговыми облаками.

– Всем добрый день, – поприветствовала Юля коллег, коих было три человека.

В ответ послышалось: негромкое и доброжелательное «Добрый день» со стороны Татьяны Вадимовны – полноватой женщины за сорок; чуть высокомерное, с оттенком осуждения (как обычно) столь позднего прибытия на работу «Добрый день» от Ларисы Дмитриевны – сухопарой женщины возрастом на вид от сорока пяти до пятидесяти лет; и неизменно жизнерадостное «Привет» от ещё одной студентки на полставки – невысокой черноглазой Нарине.

Исполнив долго вежливости, Юля повернулась к стоявшему прямо возле входа в кабинет зеркальному шкафу-купе. Туда она убрала свой пуховик, а затем присев в специально поставленное рядом со шкафом кожаное кресло желтоватого цвета, переобулась из сапог в хранившиеся здесь же в шкафу туфли. После переобувания последовал обязательный ритуал перед зеркалом, включавший расчесывание волос и поправление одежды, исполняя который, Юля постоянно ощущала на себе недовольный взгляд Ларисы Дмитриевны. Но не прошло и минуту, как Юля села за свой рабочий стол и включила компьютер, а дальше, как говорится, «понеслось» – подборка, сверка документов, заполнение форм, отчётов и прочая бумажная работа. Периодически тишину кабинета нарушало появление клиентов, которые в зависимости от специфики вопроса обращались к тому или иному специалисту. Правда, посетителей в Юлином отделе было меньше, чем у «консультантов», поскольку они, «специалисты», занимались, в первую очередь, подготовкой документов, и поэтому им часто приходилось посещать различные государственные структуры.

К счастью, в этот день Юле не надо было никуда бежать, потому что вечером, как и обещали синоптики, погода снова ухудшилась: повалил густой снег, быстро превратившийся в буран, ощутимо похолодало, так что пришлось усилить отопление в офисе. К шести часам не улицу было страшно смотреть – так там мело. Вика всё ещё не вернулась, но, взглянув в окно, Юля не ощутила ни малейшего желания нарушить обещание и попытаться добраться домой самостоятельно.

Тем временем сослуживцы медленно одевались. Из них четверых только у Татьяны Вадимовны была машина, и она предложила подвести Ларису Дмитриевну и Нарине, которым – очень удачно – было в одну с ней сторону. Но Лариса Дмитриевна ответила, что её заберёт муж, а вот Нарине с радостью приняла предложение.

– А вы, Юля, поедите с тётей? – участливо поинтересовалась Татьяна Вадимовна, когда Лариса Дмитриевна, ответив на звонок мужа, сообщившего о своём прибытии, покинула их.

– Да, – ответила Юля, – она сказала дождаться её, так что я пока останусь.

– Тогда мы поехали.

– Да, езжайте. До свиданья.

– До свиданья, – попрощалась Татьяна Вадимовна и вышла из офиса.

– До завтра, Юля, – махнула рукой Нарине и поспешила следом.

– Пока, – сказала ей вслед Юля.

Как только все ушли, Юля принялась собираться, надевать сапоги и наматывать шарф, чтобы, когда Вика приедет, только надеть пальто и спуститься вниз. Затем, развалившись в кожаном кресле возле шкафа, она стала ждать.

Было уже минут пятнадцать седьмого, когда Вика, наконец, позвонила и сказала Юле выходить. Девушка поднялась из кресла, закончила одеваться и, взяв сумку, покинула офис. Внизу она отдала ключ от кабинета охраннику на вахте и вышла из здания. На улице Юля снова, как одиннадцать часов назад, окунулась в густое снежное облако и, надвинув до бровей капюшон пальто, почти вслепую спустилась по лестнице с высокого крыльца торгово-офисного центра. Викина машина – красный Ford – была припаркована в нескольких метрах от него, на другой стороне двухполосной дороги.

– Жуть какая на улице! – выдохнула Юля, забравшись в машину, – А ведь ничто не предвещало на прошлой неделе.

– Особенность нашего региона, – ответила Вика, встраиваясь в плотный поток автомобилей, заполнявших дорогу, – день тепло, как в начале октября, а на следующий – февральский мороз и снегопад.

– Как-то невесело, – сказала Юля, и тут же переменила тему. – Как Юра съездил, выиграл чего?

– Да, занял второе место, – кивнула Вика, гладя на дорогу.

Они стояли в крайнем левом ряду трехполосной трассы и ждали своей очереди повернуть на другую улицу. Прошло не меньше минуты, прежде чем им удалось это сделать и продолжить путь по дороге, ведущей за город. Юля решила не отвлекать тётю новыми вопросами, пока они не выберутся из города и машин не станет меньше – тогда Вике не нужно будет между ними маневрировать.

Город остался позади удивительно скоро, многоэтажные дома и магазины закончились, начались заснеженные поля. На дороге теперь почти никого не было, но, несмотря на это, Вика почти не прибавила скорости, так как видимость была очень низкой. Прикинув расстояние, Юля вычислила, что такими темпами до её дома они доберутся не раньше, чем через полчаса. Времени было достаточно, чтобы успеть всё обсудить, пока они вдвоем, и Юля не собиралась терять его впустую. Но как начать этот разговор? Теоретически можно было бы просто рассказать о дневнике и спросить, что Вика об этом думает, но почему-то у Юли язык не поворачивался так прямо всё выложить. Она хотела подойти к этому вопросу постепенно, издалека. Юля усиленно пыталась придумать, что бы такое сказать, что позволит как бы между прочим свести диалог в нужное русло, и вдруг вспомнила сегодняшний рассказ Ивана Николаевича.

– Знаешь Вика, – начала Юля будничным тоном, – нам сегодня препод по международному праву – который бывший судья – рассказал про свою прошлую работу…, – девушка поведала тёте печальную и поучительную повесть Ивана Николаевича, спросив в конце, что она думает по поводу его умозаключений.

– Ну, что же, очень может быть, – ответила Вика, сосредоточенно всматриваясь в снежную пелену. – Конечно, дело не только в ответственности за решение чужой судьбы, но ещё и в высоком уровне стресса на этой работе и крайне негативной, в определённых случаях – когда, например, рассматриваются уголовные дела – психо-энергетической обстановке. Однако ваш преподаватель прав насчёт того, что за всё приходится платить. Жизнь, на самом деле, чрезвычайно справедлива, каждый человек в своё время получит то, что заслужил.

– Но рак! Не слишком ли это жестоко для того, кто ничего преступного не сделал? – воскликнула Юля, которой слова тёти показались слишком суровыми.

– Ничего преступного в глаза человеческого закона, – спокойно уточнила тётя. – Всякое событие имеет свои причины и следствия. Множество мелких и, на первый взгляд, несущественных причин и следствий могут копиться, копиться медленно, на протяжении многих лет, пока в один прекрасный день не проявятся единой и красочной картиной. Тяжёлая болезнь, несчастный случай – всё это кажется обывателю несправедливым ударом судьбы или ужасной случайностью, при этом он не вспоминает, как не упускал ни одной возможности навредить кому-либо из мелкой злобы или халатности.