Последний суд - Пирс Йен - Страница 53

С годами Артур понял, что Гартунг на роль героя не тянет, даже если исключить обвинение в предательстве. Тогда он решил, что его отцом был другой человек. Потом к нему в руки попали письма его родителей, которые укрепили Артура в этой мысли. Он начал поиски доказательств.

Артур Мюллер начал с самого простого: разослал письма людям, знавшим Гартунга, с просьбой рассказать ему об отце. Затем он отправился в архивный центр. Сам он не умел работать с картотекой, поэтому обратился за помощью к сотрудникам центра.

В числе прочих Артур написал и Рукселю. Письма Мюллера насторожили мадам Арманд. К тому времени она уже знала, что прошлое ее деда далеко не так безупречно, как он об этом рассказывал. Она лично разбирала его архив и имела доступ ко всем документам.

Мадам Арманд сразу поняла, что появление Мюллера грозит деду страшным разоблачением. Она догадывалась, что он ищет какие-то улики или доказательства, но не знала, какие именно и где они хранятся.

Мюллер искал документ, который, по мнению Гартунга, должен был убедить суд в его невиновности. Он знал, что найти этот документ поможет «последний суд». Сопоставив все факты, он решил, что это последняя из серии картин Флоре на тему суда — «Казнь Сократа», и выкрал ее. Ошибка стала для него роковой.

Когда Монталлу сообщил мадам Арманд, кто украл картину, она быстро сообразила, что медлить более нельзя, и убила Мюллера. Она убила вашего сына, месье. Убила хладнокровно. Тот же человек, который когда-то зверски пытал вашу любовницу, так же зверски убил вашего сына, исполняя поручение вашей внучки. Так мадам Арманд отплатила вам за ваше к ней отношение.

Она умолкла, и в комнате повисло долгое молчание.

— Вы верите мне? — спросила она, обращаясь к Рукселю.

— Не знаю. — Он покачал головой.

Конечно, он верил. Об этом ясно говорили его поникший вид и опущенные плечи. И даже если Жанэ и Монталлу все еще сомневались, Руксель отлично знал, что каждое ее слово — правда. У нее не было доказательств, чтобы передать дело в суд, но никакой суд и никакое наказание не могли сравниться с тем, что он уже получил.

— Вы признаете, что в тот период, когда был зачат Артур Мюллер, Генриетта Гартунг была вашей любовницей?

Он кивнул.

— И вы не догадывались, что это ваш сын?

— Я подозревал, но она сказала, чтобы я не волновался на этот счет. Поймите: я был бедным студентом. Гартунг облагодетельствовал меня, я был кругом обязан ему. Да, я состоял в связи с его женой и не собирался порывать с ней, однако я не хотел, чтобы Гартунг узнал о наших отношениях. Это перечеркнуло бы всю мою карьеру, которая тогда только-только начиналась. Но дело даже не в этом: я любил его.

— Любили? В самом деле? — спросила Флавия. — В таком случае вы избрали очень странный способ выражения своей любви.

Аргайл, который на протяжении всего разговора упорно смотрел в пол, поднял голову и с интересом взглянул на Флавию. Неожиданно в ее реплике прозвучал несвойственный ей горький сарказм. Лицо Флавии казалось бесстрастным, но Джонатан — единственный из всех присутствующих — почувствовал, что сейчас они услышат что-то ужасное. Хотя, на его взгляд, они и так уже наслушались достаточно неприятных вещей.

— Если вы и в самом деле любили его и испытывали к нему благодарность за все, что он для вас сделал, то масштабы вашего предательства просто поражают.

Руксель пожал плечами:

— Я был молод и глуп. Тогда в Париже царила простота нравов, никто не придавал значения адюльтеру.

— Я не имела в виду связь с его женой.

— Тогда что вы имели в виду?

— Полагаю, месье Монталлу должен знать.

Монталлу покачал головой:

— Нет, я понятия не имею, о чем вы. По-моему, вы напрасно терзаете господина Рукселя тяжелыми воспоминаниями. Нам уже известно, кто убил Мюллера — Эллман. Правда, вы не знаете, кто убил самого Эллмана, но не думаю, что сейчас это кого-то волнует. Дело можно закрыть за недостатком улик.

— Ну уж нет, — с неожиданной решительностью заговорил Жанэ. — Я устал от этих недомолвок и хочу услышать все до конца. За последнюю неделю вы неоднократно вмешивались в мою работу и оказывали на меня беспрецедентное давление. Я на протяжении нескольких лет пытался поймать с поличным Бессона, и, когда мне это наконец удалось, вы отпустили его под предлогом амнистии. Мне пришлось закрыть дело. Ваши люди дали мне указание отклонить запрос по убийству из Италии и всячески препятствовать в расследовании мадемуазель ди Стефано. В результате я испортил отношения с итальянскими коллегами, которые выстраивал не один десяток лет. С меня довольно. Я хочу выяснить все досконально, а потом я напишу на вас такую жалобу, Монталлу, что вы еще долго будете меня помнить. Продолжай, Флавия. Объясни нам все до конца.

— Не знаю, на кого в действительности работает месье Монталлу, но я чертовски уверена, что он не имеет никакого отношения к охране высоких политических фигур. Вы сами сказали, что в последние дни он оказывал на вас давление. Охранник, в обязанности которого входит таскаться за дипломатами и политиками и следить, чтобы у них не заклинило дверь душевой кабины, не смог бы давить на вас, Жанэ.

— Монталлу не имел в виду простую охрану, Флавия. В его задачи входит предотвращение крупных политических и общественных скандалов. Конечно, он, как и все мы, поддался на провокацию мадам Арманд, но это не снимает с него ответственности. Мадам Арманд сумела убедить его, что в картине, выкупленной Мюллером, спрятаны компрометирующие месье Рукселя документы. Она убедила его, что, если эти документы всплывут в нужный момент, месье Руксель может лишиться европейской награды. А на получение этого приза его выдвигало французское правительство. Естественно, управление Монталлу не могло допустить подобного конфуза.

— Итак, мы снова возвращаемся в прошлое. К «Пилоту» и его провалу. Когда стало ясно, что в группе работает немецкий осведомитель, Руксель задался вопросом: кто изменник? Он начал по крупицам выдавать информацию то одному, то другому члену группы. Если операция проходила чисто, человека, ответственного за ее проведение, вычеркивали из числа подозреваемых. Остальные оставались под сомнением. Это была долгая и кропотливая работа, но кто-то должен был ее выполнить. Я, конечно, знаю о войне только по рассказам, но могу себе представить, как это тяжело, когда в коллективе единомышленников появляется предатель и каждый находится под подозрением.

Предателем оказался Гартунг: информация, которую знал только он, стала известна немцам. Доказательства были неопровержимыми, они почти убедили даже его жену. Месье Руксель встретился с Гартунгом и, по словам миссис Ричардс, бросил обвинение ему в лицо. После чего позволил ему скрыться. Правильно?

Руксель кивнул.

— Да, — сказал он. — Когда мы убедились в его предательстве, собрание вынесло ему смертный приговор. Но я не мог допустить, чтобы его убили. Я проявил сентиментальность и почти сразу пожалел об этом. Моя чувствительность дорого обошлась всем нам.

— В самом деле. Гартунг скрылся, и почти сразу после его бегства все члены «Пилота» были арестованы. Из этого можно сделать вывод, что Гартунг, зная, что его игра проиграна, предупредил немцев перед своим отъездом. Эту информацию подтвердили сами немцы. Франц Шмидт, пытая жену Гартунга, сообщил ей, что ее арестовали благодаря показаниям ее мужа. Он даже не попытался спасти ее.

Когда война закончилась, месье Руксель и Генриетта решили, что Гартунг должен понести справедливое наказание. Я правильно излагаю, месье?

— Да, — ответил Руксель, — все было примерно так.

— Однако все это ложь — от начала и до конца. Гартунг никогда не входил в группу «Пилот» и не имел доступа к информации. Как же он сумел выдать всю вашу группу — всех ее членов до единого? Откуда он мог знать все подробности операций? Ваша беседа с ним состоялась двадцать шестого июня, около десяти часов вечера, а в половине седьмого утра на следующий день немцы схватили всех членов группы. Вы хотите сказать, что такую масштабную операцию можно организовать всего за семь часов? И даже если так, то как вам удалось ускользнуть из расставленных сетей? Вы возглавляли группу, и в первую очередь именно ваша персона интересовала немцев. Только вы могли знать все имена, явки, пароли и подробности операций.