Последний суд - Пирс Йен - Страница 33

Джонатан помолчал.

— Ты сказала: невесту?

— Нет.

— Нет, ты сказала.

— Нет, не говорила.

— Сказала, я слышал.

— Это вырвалось случайно.

— Я хотел, чтобы мы оба вернулись в Рим. Но если ты останешься, я, конечно, тоже никуда не поеду. У меня и в мыслях не было бросать свою невесту в беде.

— Я тебе не невеста. Ты не делал мне предложения. И я не в беде.

— Считай как хочешь. Я никуда не еду. Но с одним условием.

— Каким?

— Если ты когда-нибудь согласишься поехать домой, мы сразу пойдем смотреть новую квартиру.

— Это слишком жесткое условие.

Он кивнул.

— Ну ладно, хорошо.

— Чудесно. Какая покладистая у меня невеста.

— Я тебе не невеста.

— Считай как знаешь.

Заключив эту сделку — на жестких, но все же приемлемых условиях, — они отошли ко сну.

ГЛАВА 13

— Ты знаешь, — сказал она утром, — я думаю, нам лучше сменить гостиницу.

— Почему?

— Потому что нас ищут, и мне это очень не нравится. Конечно, они не сразу узнают, где мы остановились, но когда узнают, боюсь, из меня сделают отбивную.

— Я, между прочим, завтракаю.

— Извини. Но смысл моего предложения тебе, надеюсь, ясен: мы съезжаем из этой гостиницы и поселяемся в каких-нибудь дешевых номерах, где не спрашивают паспорт. Запишемся под другой фамилией. Хорошо?

— Ах, как все это волнует кровь…

— Значит, договорились.

В качестве нового места проживания Флавия выбрала ужасно непрезентабельные апартаменты в темном переулке рядом с бульваром Рошешуар. Ветхое здание, похоже, не перекрашивали со времен постройки; когда они зашли внутрь, администратор с модной трехдневной щетиной подозрительно воззрился на Аргайла и потребовал плату вперед. Единственным достоинством гостиницы было то, что здесь, как и предполагала Флавия, не стали тратить их драгоценное время на заполнение бланков регистрации, которые проверялись полицией. Не того пошиба заведение. Молодые люди записались под фамилией Смит. Аргайл всю жизнь мечтал записаться в гостинице под фамилией Смит.

Комната превзошла самые худшие их ожидания: обои кошмарного розового оттенка в мелкий цветочек кое-где отслаивались, кое-где отсырели. Мебель состояла из кровати, одного жесткого стула и металлического столика с пластиковой столешницей. Очутившись в этом насквозь отсыревшем убогом помещении, они оба невольно вздрогнули.

— Не представляю, как здесь можно жить, — заметил Аргайл, сумрачно оглядев их новое и, как он надеялся, временное жилище.

— Мне кажется, постояльцы меняются здесь с такой быстротой, что не успевают заметить даже обои. К тому же голова у них занята совершенно другим. Вот уж не думала, что ты можешь пойти в подобное место с распутной женщиной.

— А я никогда не считал тебя такой женщиной. Пойдем, чем скорее мы покинем это место, тем лучше. Ты, кажется, собиралась звонить Боттандо?

Флавия надеялась, что Джонатан забудет об этом. Она зашла в телефонную будку рядом с ближайшей почтой, закрыла поплотнее дверь и набрала номер.

— А я все думал, когда же ты наконец объявишься? — сказал генерал, услышав ее голос. — Ты где?

Флавия объяснила.

— Джонатан считает, что нам нужно вернуться домой, а я хочу еще поработать.

— Если ты согласна взять дни в счет отпуска, то пожалуйста. А так — у меня есть сильные сомнения в необходимости продления твоей командировки.

— А как Фабриано?

— По-моему, он зашел в тупик. Собрал кучу информации, которая ничего не дает. Правда, он установил, что Мюллер и Эллман были застрелены из одного пистолета, который принадлежал Эллману, что меня, по правде говоря, ничуть не удивило. Кроме того, Фабриано исключил из списка подозреваемых несколько десятков людей — я полагаю, все это вряд ли можно назвать большим прогрессом. А как дела у тебя?

Флавия отчиталась, и Боттандо глубоко вздохнул.

— Послушай, дорогая. Я знаю твои способности, но тебе следует быть осторожнее. Чего ты добьешься, преследуя этих людей одна? Ты можешь попасть в серьезную переделку. Почему ты не хочешь по-человечески попросить Жанэ вызвать этого Бессона на допрос? Почему не хочешь действовать напрямую?

— Потому что.

— Что «потому что»?

— Потому что Жанэ водит нас за нос, вот почему.

— Ну, хочешь, я сам с ним поговорю?

— Нет. Тогда он поймет, что я его раскусила. Вы можете высказать ему наши претензии после. Он уговаривает меня ехать домой. Джонатан — тоже. Я — единственный человек, который хочет продолжить расследование.

Боттандо подумал.

— Не знаю, что тебе посоветовать. Нужно, конечно, помочь карабинерам — все-таки это двойное убийство, а не какая-нибудь банальная кража. Хотя Фабриано уверяет, что справится сам. Мне трудно судить отсюда, стоит тебе оставаться в Париже или нет. Короче: если ты решишь возвращаться — возвращайся; скажем Фабриано, что мы свою часть работы выполнили, остальное — его забота. Или ты хочешь продемонстрировать ему свое интеллектуальное превосходство?

— Вы несправедливы ко мне.

— Мне просто вдруг пришло это в голову.

— Я хочу докопаться до истины.

— Ну, тогда оставайся. Чем я могу тебе помочь?

Телефонный аппарат пискнул, напоминая, что у нее заканчиваются деньги.

— Узнайте, кто звонил Эллману, — быстро заговорила Флавия. — Звонок был точно не из Парижа. Я просила Жанэ связаться со швейцарцами, но они такие медлительные — не могли бы вы их поторопить?

— Разумеется, — успокоил ее генерал, — я позабочусь об этом.

— Ну? — спросил Аргайл, когда она вышла из будки. Флавия обдумала ответ.

— Он велел мне продолжать расследование. Сказал, что я очень проницательная и собрала массу полезной информации.

Джонатан огорчился: он рассчитывал успеть на аукцион, который должен был состояться в Неаполе послезавтра.

— Извини, но у меня нет выбора, — развела руками Флавия.

— У нас практически не осталось денег. Ты помнишь об этом?

— Ничего, что-нибудь придумаем.

— Что здесь можно придумать?

— Что-нибудь. Между прочим, я сейчас в архив. Ты со мной?

Они пошли на юг, в респектабельную туристическую часть города, прочь от сбегающих вниз улиц, забитых горожанами с озабоченными печальными лицами, миновали район швейных мастерских, где от зари до зари вкалывали азиатские женщины, на чьих плечах держится репутация Парижа как самого модного города Европы, и потом снова на восток, в еще более элегантный Мараис — эта часть города, где некогда располагались огороды и овощные рынки, давно превратилась в фешенебельный район, утратив при этом свое очарование.

Здесь находился еврейский архивный центр, ибо здесь же некоторое время назад тянулся еврейский квартал, который благодаря совместным усилиям нацистов и торговцев недвижимостью съежился до двух коротеньких улочек.

На улице Жоффре-Лазньера было мало примечательного для туристов — всего лишь одно красивое здание и мемориал депортированным гражданам Франции. Все остальное снесли, чтобы освободить место для новых построек. Даже в солнечный день улица производила удручающее впечатление.

Флавия с Аргайлом немного поспорили, кому идти в центр. Флавия хотела пойти сама, полагая, что новые сведения помогут ей наконец увидеть рациональное зерно в беспорядочном потоке информации.

— Ну, ты или я? — в последний раз спросила она, когда ее доводы иссякли. — Я все же считаю, что лучше пойти мне.

— Хорошо, я, кажется, придумал, чем мне заняться. Пойду кое-что узнаю. До встречи.

Флавия вошла в здание, располагавшееся рядом с мемориалом, и справилась у администратора, звонил ли Жанэ предупредить о ее визите. К счастью, свое обещание он выполнил. Флавия заполнила формуляр и сообщила, какая информация ее интересует. Женщина с готовностью откликнулась на ее просьбу, поскольку Флавия была единственной посетительницей, и проводила девушку в обширную картотеку. Там Флавия быстро отыскала карточку с именем Жюля Гартунга и вписала в бланк заказа номер его досье. Женщина рекомендовала ей также посмотреть списки конфискованной и разграбленной собственности. Если Гартунг был богат, там тоже может упоминаться его имя.