Леди-интриганка - Д'Алессандро Джеки - Страница 10

Глава 4

– Как вы себя чувствуете, леди Кэтрин?

Кэтрин подняла глаза от вышивки и украдкой взглянула на своего спутника. Весь последний час путешествия она умудрялась его игнорировать, делая вид, что увлечена своим рукоделием. По крайней мере настолько, насколько вообще можно игнорировать человека, сидящего на расстоянии вытянутой руки. Человека, занимающего так много места. Она и представить себе не могла, до какой степени обременительным будет для нее присутствие мистера Стэнтона. Леди Кэтрин вдруг осознала, что одно дело – сидеть с ним вместе в гостиной или столовой, и совсем другое – делить ограниченное пространство закрытого экипажа.

Она вдруг заметила его озабоченный взгляд.

– Еще чуть-чуть больно, но это уже не важно.

– Не желаете ли сделать небольшую остановку и отдохнуть?

Честно говоря, ничего другого Кэтрин и не желала, лишь бы экипаж хоть на время прекратил трястись и подпрыгивать. Каждый толчок болезненно отдавался в раненом плече, провоцируя головную боль, но в то же время расстояние между ними и Литл-Лонгстоуном неизменно сокращалось, унося прочь от кошмара минувшей ночи и отдаляя Кэтрин от того, кто вчера в нее выстрелил. Кэтрин совсем не была убеждена, что это простая случайность. Ей срочно надо было поговорить с Женевьевой, рассказать дорогой подруге про стрельбу и про сыщика, которого наняли, чтобы отыскать Чарлза Брайтмора. Предупредить об опасности, о том, что следующей Жертвой может оказаться сама Женевьева.

– Нет никакой необходимости останавливаться, – ответила Кэтрин.

– Вы бледны.

– Благодарю. Это комплимент? От подобной лести у меня даже закружилась голова, а она и так в тумане от вчерашних событий.

Очевидно, ее шутка прошла мимо его ушей, потому что брови Стэнтона еще больше нахмурились.

– Вам больно?

– Со мной все в порядке. Я чувствую себя вполне нормально. И доктор Гиббенс разрешил мне ехать.

– Вы его чуть ли не силой заставили. Покидая дом вашего отца, он ведь сказал вам сегодня утром: «В жизни не видел такой упрямой женщины!»

– Вы неправильно его поняли.

– Как раз правильно.

– Однако вчера вечером мы убедились, что слух большинства мужчин оставляет желать лучшего.

Несколько секунд стояла тишина. Стэнтон смотрел на Кэтрин, не отводя глаз. У нее даже внезапно возникло желание укрыться от этого прямого пронизывающего взгляда.

– Леди Кэтрин, я не принадлежу к большинству мужчин, – ровным тоном ответил он. – Могу также добавить, что вы очень озабочены.

– Я просто хочу поскорее вернуться домой.

– Безусловно, хотите. Но дело не только в этом. Вас что-то беспокоит.

– Почему вы так решили? – спросила леди Кэтрин, стараясь говорить спокойным тоном, а про себя подумала: «Надо же! Такое уж мне выпало счастье – оказаться в карете с единственным проницательным человеком во всей Англии».

– Вы на редкость сдержанны. Никогда не видел вас такой... неразговорчивой.

– Ах вот как! Просто я была увлечена своей вышивкой.

– Что само по себе уже, на мой взгляд, удивительно. Вы же терпеть не можете вышивание. – Разумеется, он заметил виноватый румянец на ее щеках, и потому сразу добавил: – Вы упоминали о своей нелюбви к рукоделию во время визита в Лондон два месяца назад.

«Черт подери! Этот человек не только проницателен, но и умеет запоминать тривиальные мелочи. Вот ведь как некстати!» – заметила Кэтрин, а вслух пролепетала:

– Я... э-э... намерена полюбить это занятие. Кроме этого, мне нечего больше сказать.

– Понимаю. Вообще говорить не о чем, или вы мне не хотите ничего рассказывать?

Леди Кэтрин колебалась. Она хотела было отвлечь его какой-либо вежливой отговоркой, однако Стэнтон явно не из тех, кому легко отвести глаза, а потому она решила сказать правду:

– Конкретно вам.

Стэнтон, однако, не обиделся и с серьезным видом кивнул:

– Так я и думал. Что касается нашего вчерашнего разговора, то я не собирался вас огорчать.

– Вы меня не огорчили, мистер Стэнтон.

На его лице промелькнуло сомнение, даже темная бровь слегка приподнялась.

– В самом деле? Значит, в обычном состоянии вы напоминаете закипающий чайник?

– Я снова должна вас просить не осыпать меня комплиментами. На самом деле «огорчение» – это просто неверно выбранное слово. Скорее «разочарование» отражает суть того, что я почувствовала вчера.

– Разочарование во мне?

– Да.

– Лишь потому, что я с вами не согласился? Если так, то разочарование испытываю я.

Леди Кэтрин чувствовала себя так, словно бы ей сделали выговор. Несколько секунд она обдумывала его слова, затем покачала головой:

– Нет, вовсе не потому, что мы не сошлись во мнениях, а лишь потому, что вы очень самоуверенно сделали свое заявление, хотя вам явно не хватало информации. На мой взгляд, это несправедливо, а несправедливость – качество, которое заставляет разочароваться в человеке, не говоря уж о том, что она утомляет.

– Понимаю. Скажите мне, пожалуйста, вот что. Сочли вы меня хоть раз за все наши предыдущие встречи несправедливым?

– Вовсе нет, именно поэтому наш вчерашний спор меня...

– Разочаровал?

– Да, не говоря уж о том, что он меня утомил.

– Вот как?

Снова воцарилось молчание. Его необъяснимая неловкость беспокоила леди Кэтрин. До вчерашнего вечера ей всегда было легко общаться с мистером Стэнтоном. Более того, лучший друг ее брата всегда казался мыслящим, остроумным, обаятельным. Они встречались всего раз шесть, не больше, но за это время между ними возникло ощущение товарищества, которым леди Кэтрин так дорожила. Однако его замечания прошлым вечером относительно «Руководства» развеяли иллюзии. «Скандальное, отвратительное, засоряющее мозги» – вот как он сказал! Именно так! А его мнение о самом Чарлзе Брайтморе? Стэнтон сказал, что у того нет ни капли литературного таланта. Эти слова привели ее в настоящее бешенство. Кэтрин едва сдержалась, чтобы не вцепиться ему в волосы. Ей очень хотелось поинтересоваться, сколько же книг написал лично он!

Справедливости ради она признавала, что «Руководство» действительно можно назвать скандальным. Разумеется, Кэтрин твердо верила, что содержащаяся в «Руководстве» информация полезна и необходима каждой женщине. Она втайне ликовала, наблюдая, как книга действует на благопристойную публику. Собственно, это-то и оказалось решающим фактором, убедившим ее ввязаться в подобное предприятие. Кэтрин испытывала несказанное удовольствие, а втайне даже некую греховную дрожь при мысли о том, как должен быть шокирован лицемерный свет. Кэтрин не могла простить ему жестокость по отношению к ее сыну. Было очевидно, что это желание, эта жажда хоть какой-нибудь мести – порок, недостаток ее характера. Но куда же от него деться? И она наслаждалась каждым мгновением устроенного ею переполоха, наслаждалась до вчерашнего вечера, до тех пор, пока не осознала, что скандал, вызванный появлением «Руководства», раздулся до гигантских, просто гаргантюанских размеров. Кэтрин содрогнулась при мысли, с чем она столкнется, если будет установлена личность Чарлза Брайтмора. Она погибнет. И не только она. Есть еще Спенсер и Женевьева. Господи Боже мой! Женевьеве придется вынести не меньше, а возможно, и больше, чем самой Кэтрин, если правда вдруг выйдет наружу.

Однако события вчерашнего вечера показали, что на карту поставлено нечто большее, чем репутация леди Кэтрин. Опасность угрожает ее жизни. Разумеется, можно допустить, что она стала жертвой несчастного случая – Кэтрин молилась, чтобы это оказалось именно так, – но уж слишком странное получалось совпадение. В это она совершенно не верила.