История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Яворницкий Дмитрий - Страница 23

Московское правительство, похваляя гетмана за его распоряжение и деятельность во время прихода на Чигиринскую сторону татар, имело, однако, главную мысль о том, чтобы так или иначе вновь запорожское войско на свою сторону склонить.

Но случившиеся в то время обстоятельства не только не благоприятствовали такому стремлению московского правительства; напротив того, сильно взволновали запорожское войско и поддержали в нем враждебное настроение против Москвы, в особенности же против гетмана Мазепы. Названные выше запорожские посланцы Иван Каплинец да Максим, казак Сергиевского куреня, заявили жалобу севскому воеводе Ивану Юрьевичу Неплюеву и гетману Мазепе о пограблении у них возле Севска разных вещей из их личного скарба и об убиении двух их товарищей, есаула Степана Рудого да казака Леска, из которых первый умер немедленно, а второй немного спустя, февраля 22-го дня в Батурине, за Путивльскими воротами, на рогу. Следствие по убийству тянулось с февраля месяца до июня, и по розыску дела оказалось, что убийцами запорожцев были сиповщики Фома Никифоров, Андрей Учуй, Михайло Дубовый да Данило Гордеев с товарищами, всех девять человек. Они напали на двух названных запорожских казаков и одному из них в трех местах голову пробили, а другого до полусмерти прибили, а платья, сняв с них, в навоз против войсковых изб спрятали. По этому поводу из Москвы пришел приказ сперва пытать порознь каждого из убийц, находившихся под караулом в Батурине, а потом казнить их смертью, если они сделали такое злодеяние по умыслу; «буде же совершили его пьянским обычаем», оставить в живых, но подвергнуть пытке и допросу и потом подвергнуть наказанию. Гетман Мазепа нашел, что убийцы совершили «свое дело» в пьяном виде, и потому, не подвергая их пытке, одних из них велел сослать на вечное житье на Самару, других в Переяслав. Но первые, вследствие морового поветрия, открывшегося в то время в Запорожье, оставлены были в Батурине на неопределенное время и только вторые отправлены были с женами и детьми на место ссылки[146].

И разбойство русских, и самое решение по этому поводу со стороны гетмана вызвало у запорожцев большое негодование и поддержало враждебное настроение против Москвы.

В это же время произошло и другое обстоятельство, сделавшее немалое волнение между запорожцами. В конце апреля месяца в Запорожье открылось моровое поветрие, не прекращавшееся в течение всего лета. От того поветрия в Новобогородицкой крепости поумирало много московских ратных людей, в том числе и сам воевода крепости Алексей Иванович Ржевский с сыном[147]. Соседний с Новобогородицким городом, Новосергиев, или Вольное, весь вымер и навсегда остался в запустении. От Самары моровое поветрие спустилось ниже и коснулось самой Сечи.

Гетман Мазепа узнал о моровом поветрии, открывшемся в Запорожье, от своего дозорцы Ивана Рутковского, которого известил о том мая 10-го числа 1690 года Китайгородский сотник Семен Ревенко.

Вслед за моровым поветрием появилась в августе месяце в Запорожье саранча. Страшная масса ее заслонила солнце, помрачила небо, наполнила воздух невыразимым смрадом и задушила своим зловонием множество лошадей, волов и коров[148].

Узнав об открывшейся в Запорожье моровой язве, гетман Мазепа поспешил сообщить о том в Москву. Он писал, что многие из реймента гетманского люди, ужаснувшись моровой язвы, «повтикали» из Новобогородицкой крепости в разные стороны. Многие из великороссийских ратных людей также бежали из города; они «тулялись» по степям, по байракам, по лугам и по островам днепровскими в тех разных местах одни поумирали, другие, хотя и остались живы, скрывались друг от друга. Тела умерших оставались долго в тех «пустых» местах и наводили великий страх на живых людей. Ввиду такого страха гетман, желая прежде всего сохранить царскую казну в городе Новобогородицке, приказал послать в дикие поля возле города тысячу человек казаков Полтавского полка и на смену его столько же казаков Миргородского полка. Но казаки тех полков, не раз бывавшие в бою с неприятелем, не решались идти на явную смерть в Новобогородицк. Тогда Мазепа распорядился послать за реку Орель самого полтавского полковника Федора Жученка. Федор Жученко повиновался воле гетмана, но скоро донес ему, что половина злосчастного города сделалась добычей страшного пожара, и потому спрашивал, как поступить ему с уцелевшим в нем имуществом. Гетман велел полковнику наблюдать город от окончательного со стороны неприятелей разорения, а самим полчанам предписал отнюдь не брать никаких вещей умерших от моровой язвы людей – ни одежды, ни денег, которые бы нашлись в диких полях и байраках; людей «поветренных» к себе не пускать, рыбы у запорожских промышленников не покупать[149].

Это распоряжение, в связи с прежним обстоятельством, еще более возбудило запорожцев против гетмана Мазепы.

А между тем московское правительство, уже давно знавшее о намерении запорожского войска отдаться под протекцию польского короля и заручиться постоянным союзом с крымским ханом, решило во что бы то ни стало отклонить запорожцев от такого дела. Гетману Мазепе вновь предписано было, чтобы он приложил всякое старание привести запорожцев к послушанию и к разрыву с татарами. И гетман приложил свои старания, действуя то увещаниями, то деньгами. В этом случае весьма много помогла Мазепе та неустойчивость и в мыслях, и в действиях, которая составляла характерную черту казаков запорожского низового войска и которая обыкновенно проявлялась как раз в самые решительные моменты их намерений: запорожцы всегда любили пошуметь, наговорить много угроз по адресу своих зложелателей, любили «покуражиться», как они сами говорили о себе, а потом внезапно смирялись и приходили совершенно к другому решению. Так у них бывало зачастую. Так произошло и на этот раз.

Гетман Мазепа, получив царское предписание, выбрал самого ловкого и самого хитрого из своих сподручников казака Горбаченка и, вручив ему письмо и денежные подарки для кошевого атамана и старшины, отправил его в Сечь. В своем письме Мазепа поздравлял все запорожское низовое войско с праздником светлого Христова Воскресения, объявлял кошевому атаману Ивану Гусаку о посылке ему подарка в 20 левов, всей старшине в 8 левов на человека и за то обращался к ним со словом убеждения отстать от басурман и пристать по-прежнему к своим православным царям[150].

Посланец прибыл в Сечь мая 12-го дня и в тот же день вручил войску гетманский лист, а кошевому атаману и старшине передал гостинец левами. Гетманский лист, по обычаю войска, прочитан был на раде, и через два дня после того на него написан был ответ. В ответном письме запорожцы писали, что гетман ничего им нового не сказал, кроме того, чтобы казаки разорвали с неприятелями мир и взялись за военный промысел против них. Убеждая в этом запорожское товариство, гетман сам не только для того никакой помощи войску не оказывает, – ни деньгами, ни хлебным продовольствием, но даже охотного люда из Украины на Запорожье не пускает и только сладкими своими обещаниями запорожцев, точно малых детей, утешает. От этого он красноречиво собой напоминает известную пословицу: «Доки зийде сонце, жебы роса очи их выисть». А чрез это может выйти вместо старой, добытой отвагой добрых молодцев войсковой славы, столь дорогой для всего казацкого народа, одна пагуба для запорожского низового войска. «Много раз мы писали до вашей вельможности, требуя от вас, чтобы вы прислали нам все необходимое и все потребное для военного предприятия, денег на сторожу, хлебных запасов на войско, свободного к нам прохода охочим людям, но вы, ваша вельможность, того не делали и теперь не делаете, а только, утешая своей ласкою, тем нас впевняете. Поэтому нам, не видящим от вас никакого внимания и расположения, зачем же власне с неприятелями розмириться и какое нам от того будет потом утешение и награда, разве сами себе уменьшим пожитку? Да и можем ли мы с нашими малыми силами возстать против такого воинственного неприятеля? Если, вельможность ваша, потребуете от нас, чтобы мы розмирились с неприятелями, то нам нельзя будет после этого не только распространиться, но и носа высунуть. Другое дело будет, когда вы учините досыть все так, как мы просили в первом и в теперешнем просим письме: тогда мы не будем больше причинять вам в этом дел никакого безпокойства. Если же вы не исполните согласно нашей просьбы, то не утруждайте больше ни себя, ни нас, и подобных писем к нам не присылайте. А что пишете, ваша вельможность, о том, что пресветлые монархи наши указали быть нам сим летом на военной службе, то мы всегда готовы к военному промыслу, и за нами это дело не станет, да и сборовнам болыцих не прийдется чинить: как скоро зачуем о сближении сил монарших, не замешкаем того ж часу и перемирие с неприятелем разорвать. А на сей час сообщаем вести, какие имеем о неприятельском положенья: крымский хан находится в Ядерном, вся орда повернула до Крыма, сын хана находится в Белограде»[151].