Тайны Вселенной - Демин Валерий Никитич - Страница 28

ТАЙНА БОЛЬШОГО В МАЛОМ (МАКРОКОСМ И МИКРОКОСМ)

Представление о неразрывном единстве Макро- и Микрокосма — Вселенной и Человека — сформировалось на самых ранних этапах развития дофилософского и философского мировоззрения, будучи достоянием как западной, так и предшествовавшей ей восточной философии. Данная идея вошла в плоть и кровь отечественной духовной жизни, проникнув туда через донаучный взгляд на Мир.

Поэтому с точки зрения многих представителей русского космизма, во взаимодействии Макро- и Микрокосма примат принадлежит последнему. Кроме того, П. А. Флоренский считал, что ничто не мешает объявить в обратном порядке: Человека — Макрокосмом, а Природу — Микрокосмом. И вот почему: раз и он и она бесконечны, то Человек как часть Природы в соответствии с математической теорией множеств равномощен со своим целым. То же относится и к Природе как части Человека. Следовательно, Человек и Природа могут быть частями друг друга, более того, частями самих себя (причем части равномощны между собой и целым). Человек — в Мире, но Человек также сложен, как и Мир. Мир — в Человеке, но Мир так же сложен, как Человек. Космос — продолжение Человека, и, хотя Человек есть сумма Мира, сокращенный конспект его, — по такому конспекту проще и доступнее осуществлять любые познавательные акты, осмысливая историю Вселенной и ее законы. Данный философский вывод имеет важное методологическое значение для решения такой актуальной научной проблемы, как постижение законов, общих для целостного Мира, сквозь призму человеческого «Я» в контексте его физических, химических, биотических, психических и социальных особенностей.

Специфика софийного космизма Флоренского — в углубленно-проникновенном понимании Всеединства как целокупного единства физического Космоса и его смыслового содержания, составляющих единый символ. Онтологическая формула о. Павла: всякое бытие есть Космос и символ. По существу, человек как одухотворенно-чувствующее существо имеет дело только с одной реальностью — Символом, через который проявляется и софийный Космос, и Целокупное Бытие. Такой подход позволяет Флоренскому строить и разворачивать перед читателем совершенно невероятный мир, во всяком случае не вмещающийся в обыденное сознание. Согласно Флоренскому, любая мнимость и иллюзорность так же реальна, как реален физическо-чувственный мир. Мир мнимостей имеет свою нишу в объективной Вселенной, откуда он может непосредственно воздействовать на человека. Такова геоцентрическая система с центром — Землей, покоящейся в пространстве. Данная теоретическая схема во всех подробностях воссоздана в знаменитом трактате «Мнимости в геометрии» (1922), за который автор пострадал жесточайшим образом. В другом не менее знаменитом трактате «Обратная перспектива», написанном ранее, но изданном только спустя сорок пять лет после смерти автора, обосновывается концепция воздействия на человека смыслосодержащего начала, заложенного во Вселенной. В наибольшей степени силой такого воздействия обладают русские иконы.

Космизм Флоренского — это и глубокие теоретические обобщения, и интимно-прочувствованные выводы. В своем «Завещании», обращаясь прежде всего к детям, он написал:

С этими словами-напутствиями перекликается четверостишие замечательного современного философа и поэта-космиста Арсения Чанышева, написанное чеканным классическим слогом:

С. Н. Булгаков вслед за другими представителями отечественной философии и в соответствии с общей направленностью русского космизма также на передний план выдвигал человека во всех проявлениях его жизнедеятельности, включая речь, слово, имя. По Булгакову, словотворчество есть чисто космический процесс, ибо слова по природе и сущности своей содержат в себе энергию Мира: реальное светило — Солнце составляет истинную душу слова «солнце», в прямом смысле присутствуя в нем своей идеальной энергией. «Когда человек говорит, то слово принадлежит ему как Микрокосму и как человеку, интегральной части этого мира. Через Микрокосм говорит Космос… Слово так, как оно существует, есть удивительное соединение космического слова самих вещей и человеческого о них слова, притом так, что то и другое соединены в нераздельное сращение».

Космический характер носит и сам акт наименования. Булгаков поясняет это на примере естественно-математических наук. Химические названия и алгебраические обозначения не явились неизвестно откуда, а порождены актом наименования: в них алгебраизируется и химизируется Космос, потому-то возникает алгебра и химия, а не наоборот.

Идею о примате Микрокосма над Макрокосмом отстаивал и Л. П. Карсавин, он постоянно подчеркивал невозможность изолированного постижения Макрокосма без одновременного познания Микрокосма — другой неотъемлемой части онтологического Всеединства. И наоборот. Особое значение для современной философской антропологии представляют выводы Карсавина о проявлении софийно понимаемого всеединства во всевременности Природы и Человека.

Наиболее ценными и перспективными в плане современного космологического осмысления объективных законов и включения в арсенал позитивного знания являются выводы Карсавина о соотношении времени и вечности, согласно которым в космически обусловленном социуме временная последовательность «прошлое — настоящее — будущее» — всего лишь частный случай целостной всеобщности — вечности. Подобным подходом к пониманию пространственности и временности насыщена вся космистская онтология Карсавина, включая его концепцию «симфонической личности», постигающей «свое собственное единство во всеединстве». Социальное бытие людей обычно выступает как Хаос, превращающийся в Космос. Однако эволюционизирующий базис социального бытия может привести и к обратному процессу: социальный Космос распадается, вновь становясь Хаосом, — и всемирная история дает тому немало примеров.

Подытоживая свое антропокосмическое учение, Карсавин особенно подчеркивал невозможность изолированного постижения Макрокосма без одновременного познания Микрокосма — другой неотъемлемой части объективного Всеединства — и наоборот:

Последняя фраза особенно знаменательна: русская космистская мысль в середине ХХ века вернулась к своим истокам — народному космизму в духе Голубиной книги и древнеарийских представлений о Вселенском человеке, неотделимом от самой Вселенной и непрерывно реализующемся в мириадах конкретных личностей.

Философам вторили поэты-космисты. В проникновенном космическом сонете Вячеслав Иванов развивает мысль, общую для всего мирового космизма: