Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Тихомиров Валерий - Страница 45

Сидящий на крайней скамейке Артур Александрович Кнабаух достал из кармана блокнот и, отыскав нужную запись, перевел себе под нос загадочную для непосвященных жестикуляцию:

— Начинаю наблюдение. Объектов двое.

Худощавая корма бывшего зэка зацепилась за отогнутый прут решетки сквера. Его ноги судорожно дернулись, и Чегевара наконец скрылся из виду целиком.

— Идиот, — без выражения констатировал Кнабаух.

Вторым стартовал бывший доктор Рыжов. Экстрасенс действовал намного естественней своего подельника. В том смысле, что не прикидывался шпионом, а оставался самим собой. Он с видимым сожалением сунул за пазуху журнал «Магическое обозрение» и щедро снял порчу и сглаз с окружающих. Заодно Игорь Николаевич продул себе чакры и приоткрыл третий глаз. Дело предстояло серьезное и неосвоенное. Приходилось напрягать энергию Чи до посинения ауры. Размашистые пассы не прошли зря.

— Отчихнись, потрох тухлый!!! — зарычал мощным басом неблагодарный сосед по скамейке.

Самого его не было видно из-за «Урюпинской правды», но грозный рык донесся до Кнабауха без искажений, заставив вздрогнуть. Артур Александрович панически боялся мест лишения свободы и их обитателей. Он попытался рассмотреть лицо скандалиста с уголовной дисфункцией речи. Но мокрая пресса надежно закрывала того от праздного любопытства.

— Кругом тюремный жаргон! — прокомментировал Кнабаух инцидент. — Похоже, курсы углубленного изучения фени не прошел только я.

Рыжов рванул к скверу, интенсивно причесываясь и дергая себя за воротник.

— … пять, шесть, семь…— тихо считал Кнабаух, стараясь не сбиться.

Экстрасенс скрестил руки на груди и юркнул в пролом ограды.

— Наблюдение затруднено, меня поймали, спасайся кто может, все идет по плану, — озадаченно перевел Мозг. Он немного подумал, покачал головой и добавил к переводу от себя: — Обнаружил Тунгусский метеорит и фараона Рамзеса.

Следующим в сквер вошел Коля-Коля. Он с трудом оторвался от «Советского спорта», размялся серией быстрых ударов и скрылся, не причесываясь. Артур Александрович покосился на раскрытый блокнот. Аналогов сложным боксерским движениям там не нашлось.

— Импровизирует, —решил он и поднялся.

Пора было возглавить слежку. Кнабаух быстрым шагом дошел до ворот. Он не любил толпу. И никогда не шел проторенными путями. Если народ ломился с черного хода, значит, он должен идти с парадного.

На этом исход наблюдателей не закончился. Обладатель мощного баса и знаток фени аккуратно сложил сырую газету. Стеклянный глаз мрачно сверкнул, отражая в искаженном виде 108-й оплот правопорядка. Моченый поднялся.

— Санек, трое сбоку на теленке, — шепнул он своему спутнику.

— Секу, папа, — ответил Гнида, вскакивая, — смайнаем без кипежа [17]

В руке его блеснула финка и снова скрылась в рукаве. Два благообразных господина двинулись на прогулку в сквер. После них осталось два номера «Урюпинской правды» и несмываемое ощущение опасности.

Сократ и Диоген дождались, пока все преследователи старшего брата скроются в убогой городской тайге. Такое количество народа, гуляющее за будущим тойоном, их озадачило. Якуты вылезли из клумбы, задумчиво пожевывая анютины глазки. Местный ягель им нравился. А ситуация — нет. Вокруг брата роился человечий гнус. На непроницаемые лица оленеводов легла тень.

— Однако, за нашим вождем тянется народ, — философски заметил Сократ.

— Однако, мутные люди. Зачем идут, непонятно. Вождь-то наш? — глубокомысленно отозвался Диоген.

Они стремительно пересекли дорогу и нырнули в кусты по другую сторону ограды. Якуты в тайге чувствовали себя почти так же хорошо, как в родной тундре.

Последним от 108-го отделения милиции ушел серебристый «лексус». Тихо урча мотором, машина тронулась с места, по дуге огибая сквер. Она идеально подходила для слежки. Практически как табуретка в качестве стола для пинг-понга. Незаметней ее мог быть разве что мамонт на Дворцовой площади. Рулил сам Бай. Рядом сидел Краб. На заднем сиденье затаился Ахмет. Его загипсованные пальцы смутно белели в полумраке тонированного салона.

Отбытие Алика под присмотром бригады Кнабауха, Моченого с Гнидой и загадочной японской мафии потрясло устои мыслительной деятельности бывших спортсменов.

— Во, крутые! — прошипел Краб. — Не успели приехать, а уже мутят темы. Такую толпу собрали, что не разберешь, кто за кого болеет.

— Якудза. Базара нет, — постукивая гипсом по коленке, сказал Ахмет, обращаясь к затылку шефа. — Интересно, а зачем им мент?

— Однозначно, нас на нашей же поляне разводят! — невнятно высказался Бай.

Ситуация складывалась абсолютно левая. Надвигался международный саммит криминала. Без якудзы кворум мог стать ущербным. А самураи бродили по городу, будто только за этим и приехали. И ответственность за провал грандиозного проекта собиралась лечь на нехрупкие плечи Бая. Такой исход Андрея Яковлевича Буркова совершенно не устраивал. В разговоре с ним по телефону куратор мероприятия от очень деловых кругов города был краток:

— Припрешь самураев по-доброму — ты в шоколаде. Не припрешь — в жопе.

Альтернатива беспокоила Бая неумолимой одномерностью. Он посмотрел на качающиеся ветки кустов, за которыми скрылись иностранцы, и рявкнул, пугая спутников, а заодно и самого себя:

— Ну, ниндзя, блин!

Смысла в словах было негусто. Не больше чем в поведении японцев. А в чем он вообще есть? Разве что в ритуальном харакири?…

«Лексус» подкатил к воротам сквера. Команда выскочила из машины. Первым бежал президент концерна «Буллит», в память о спортивном прошлом красиво работая руками. За ним имитировали галоп Краб и Ахмет. Якудзу следовало доставить на саммит любой ценой. Они старались, как на первенстве города по первой группе.

Объект горячего неполового вожделения ни черта не подозревал. За Альбертом Степановичем следили разные асоциальные элементы сомнительного качества. Рядом брел хирург-экстремал, что само по себе было жутко. Сжимая в руке финку, на перехват шел Моченый — гроза и легенда Туруханского края. Из кустов за Аликом наблюдали якуты… А Потрошилов вышагивал по влажной узкой дорожке сквера и рассуждал:

— Гипотетически цивилизованное либидо подразумевает гетеросексуальность…

Распутин старательно кивал, несмотря на головную боль. Мысли нового друга упрямо не желали проникать в мозг. Они застревали в волосатых ушах Клима и оттуда щекотали похмельную душу. «Конченый ботаник! — подумал про себя Распутин. — Как будто и не мент». Он покосился по сторонам в поисках хоть какого-нибудь ларька. Засуха внутри организма доктора называлась дегидратацией. То есть была еще противней, чем у любого другого смертного.

Вместо ларька на глаза Климу попался хромой господин. Он стремительно приближался со стороны входа в сквер. За ним трусил невысокий плешивый старик, воровато оглядывающийся назад. Что-то в поведении этой пары показалось Распутину странным. Видимо, нехарактерная для прогулки целеустремленность. Или пронзительный взгляд хромого, неотрывно нацеленный прямо на них с капитаном Потрошиловым.

— Потенция самореализации тонет в эротогенном болоте, — тонко подчеркнул Альберт Степанович свое, наболевшее.

Он увлеченно вел беседу к вершинам познания неразделенной любви. Окружающее расплывалось в пелене дождя и чувственной мути.

«Точно ботаник, — успел подумать Клим, — и точно не мент».

Хромой господин приблизился на расстояние хорошего плевка и явно не собирался тормозить. Неожиданно из рукава льняного костюма выскочил нож, тускло блеснувший на фоне зеленых кустов. Распутин вдруг отчетливо осознал, что впереди старика распространяется ледяная волна тихого ужаса. Действуя на интуиции, он согнул колени и выставил перед собой полусогнутую руку.

Потрошилов, продолжая бубнить себе под нос, сделал несколько шагов по мокрой дорожке. Моченый ощерился, заходя ему за спину. Гнида тихо зашипел, как атакующий хорек…