Шпион трех господ. Невероятная история человека, обманувшего Черчилля, Эйзенхауэра и герцога Виндзор - Мортон Эндрю - Страница 16

Принц принял эту идею с удовольствием. В июне 1935 года он выступил с речью перед бывшими военнослужащими британского легиона в Альберт-Холле в Лондоне, где он излагал идеи, носившие удивительное сходство с идеями немецкого дипломата. Он предложил, чтобы группа членов легиона поехала в Германию в знак дружбы и сказал аудитории: «Думаю, не найдется более подходящих кандидатур, чтобы протянуть руку дружбы Германии, чем мы, бывшие военнослужащие».

Естественно этот подход был с энтузиазмом принят нацистскими лидерами. На митинге в Нюрнберге, где собрались 200 000 человек, Герман Геринг приветствовал принца: «Он может быть уверен, что немецкие солдаты и народ охотно примут протянутую им руку». Первая делегация была принята с распростертыми объятиями, бывших военных приняли как вернувшихся с войны героев. Их, согласно одному свидетелю, повезли в концентрационный лагерь в Дахау, во время этой поездки сытые охранники заняли место заключенных, которых держали под землей. Это была прелюдия к другим визитам, один из которых возглавил двоюродный брат принца из Германии и ярый нацист, Карл Эдуард, герцог Саксен-Кобург и Готы. Эта схема, согласно биографу фон Риббентропа, доктору Полу Шварцу, оказалась «одним из самых умных и дешевых способов для нацистской Германии найти друзей в миролюбивой Британии».

Принц Генрих Рейсский выразил признательность Гитлера в письме-благодарности принцу Уэльскому. «Мы все прекрасно знаем, что Вы в Вашем уязвимом положении никогда бы не предприняли шаг, с которым были бы не согласны в душе – и это хорошая черта».

К великому сожалению принца, его вызвали в Букингемский дворец для выговора от короля. «Как часто я тебе говорил, дорогой мой мальчик? – вопрошал король. – Никогда не влезай в политику, тем более когда дело доходит до внешней политики». Мало того, что он предоставил нацистскому режиму пропагандистский успех, он разозлил Францию и повлиял на деликатные переговоры касательно англо-германского военно-морского договора. Даже те, кто не следил за ситуацией, могли видеть, что принца ловко перехитрили, посол Бинхем назвал его «немецким героем».

В свою очередь, Эдуард был зол, что неполитический жест доброй воли – позднее он заявил, что дружественная речь была детищем председателя британского легиона – была неправильно истолкована. «Казалось, ничего не было улажено; внешняя политика Британии была будто бы парализованной», – заключил он, этот эпизод усилил его растущее убеждение, что его слова и поступки могли изменить официальное мышление.

Дальнейшая реакция на осуждение отца показала в нем ребенка. Вскоре после возвращения из Букингемского дворца, двоюродная сестра Уоллис, которая гостила на Брайанстон-корт, сообщила, что принц «носил немецкую каску и гусиным шагом ходил по гостиной по причинам, которые мне неизвестны».

Такие проявления, возможно, больше говорят о его личных отношениях с отцом, которые на тот момент все ухудшались, нежели об их политических разногласиях. Но король и его сын твердо придерживались мнения, что еще одна война просто невообразима. Летом 1935 года, когда принц выступил со своей знаменитой речью, Италия, а не Германия, создавала проблемы в Лиге наций по вопросу Абиссинии. Король не был готов противостоять Муссолини и заявил: «Я не потерплю еще одну войну. Не потерплю. Последняя произошла не по моей вине, и если наступит еще одна и будет угроза, что мы в нее будем втянуты, я лично пойду на Трафальгарскую площадь и подниму красный флаг, нежели буду в нее втянутым». Его сын пошел еще дальше, он привел в пример фашистскую эффективность в военной сфере, чтобы встряхнуть средневековую экономику Абиссинии, которая позже стала Эфиопией.

Что касается Германии, у них было много схожих взглядов, хотя король лучше продумывал свое мнение перед тем как высказать, нежели его импульсивный сын. Джордж Мессерсмит, американский посол в Австрии, который хорошо знал Эдуарда, был уверен, что его прогерманские настроения он унаследовал от отца, а не от американской любовницы или из других кругов. Он привел в пример тот факт, что когда Энтони Иден был назначен министром иностранных дел в декабре 1935 года, король Георг V подчеркнул, что он не должен мешать «хорошим отношениям с Германией». Отношение короля к Германии было, возможно, более детальным, нежели его сына, он ясно давал понять немецкому послу фон Хешу о своих опасениях по поводу того, что он называл «травлей евреев» и темпами немецкого перевооружения. Историк Алан Палмер, возможно, преувеличил ситуацию, когда писал: «Он был в натянутых отношениях со своим старшим сыном как по нацистскому вопросу, так и по многим другим вопросам».

Визиты в Лондон членами немецкой знати, а также празднования Серебряного юбилея в 1935 году, дали королю возможность из первых уст услышать об атмосфере внутри нацистской страны. Но не все было так хорошо. Летом 1934 года кронпринц Рупрехт Баварский, глава дома Виттельсбахов, обедал с королем Георгом V в Букингемском дворце. Во время их разговора, в ходе которого они размышлали о «разумном перевооружении» Германии, кронпринц дал понять, что он все еще уверен в безумии фюрера. Внук Кайзера, принц Луи Фердинанд, был еще одним скептиком.

Будь они нацистами или нет, но для королевских двоюродных братьев война все еще была барьером, король Георг написал брату, великому герцогу Эрнсту Людвигу Гессенскому, лишь в 1935 году. Его тон был примирительным. «Эта ужасная и ненужная война не изменила моих чувств по отношению к тебе». Налаживание отношений между домом Виндзоров и королевскими домами Германии было характерной чертой того времени; кронпринц Вильгельм тайно написал лорду Ротермиру в июне 1934 года в примирительном тоне: «Я всегда сожалел, что до этого момента любые контакты между нашей семьей и английской королевской семьей оставались полностью разрушены… Я всегда питал симпатию к твоему народу».

Хоть Серебряный юбилей короля был идеальной возможностью, чтобы подвести черту касательно прошлого, Кайзеру, который был в изгнании в Дорне в Нидерландах, было еще слишком рано приезжать в Лондон. Его невестка, кронпринцесса Сесиль, ее дочь Виктория и любимец Гитлера Карл Эдуард, герцог Саксен-Кобург-Готский, посетили празднование, а посол фон Хеш провел изысканную вечеринку в посольстве на Карлтон-Хаус-Террас для друзей принца Уэльского и миссис Симпсон.

Тихое вторжение немецкого дворянства на английские берега не было совпадением. Оно было частью основного плана фюрера. Дома Гитлер искусно использовал немецкую аристократию, чтобы придать налет уважения его радикальному режиму и показать людям на улицах, что традиционный правящий класс верил в новый порядок; за границей представители немецкой королевской семьи, в силу того факта, что многие присоединились к нацистской партии, заверили скептических европейских правителей – и королевские семьи – что это было обычным делом в Германии.

Вскоре после того, как Гитлер пришел к власти, он призывал одну волну немецких аристократов за другой, распространять его слова и идеи. В начале 1934 года рейхсляйтер Альфред Розенберг, глава отдела внешней политики нацистской партии, связался с принцем Готфридом Гогенлоэ-Лангенбургским, мать которого была двоюродной сестрой Георга V, «чтобы обсудить сближение с английским королевским домом». Хотя из предложения ничего не вышло, принц выразил готовность подставить свое плечо на благо нацистов.

Формально двоюродный брат и друг принца Уэльского Отто Кристиан фон Бисмарк был поверенным в делах немецкого посольства в Лондоне с 1928 по 1936 года. Затем он отправился в Рим, где он был заместителем посла. Его место занял принц Людвиг фон Гессен-Дармштадский – известный в своей семье как принц Лю и правнук королевы Виктории – который был назначен атташе по культуре в посольстве. Принц Лю был хорошим другом и двоюродным братом принца Уэдьского, герцога Кентского и клана Маунтбеттенов, он уже работал на бюро Риббентропа, агентство нацистской партии по внешней политике. Согласно биографу фон Риббентропа, Джону Вейцу: «Посол сказал принцу быть как можно ближе к Букингемскому дворцу и сообщать о любых слухах о будущем короля и примерном сроке его правления». И о будущем не только короля, но и его семьи. Принц Лю посылал свою оценку брата принца Уэльского, герцога Кентского, в Берлин. Она не была полностью хвалебной: «Герцог Кентский. Очень дружелюбен по отношению к Германии. Определенно против Франции. Не особо умный, но хорошо информирован. Полностью за укрепление немецко-английских связей. Его жена также против Франции».