12 ульев, или Легенда о Тампуке - Тихомиров Валерий - Страница 41

«Скорая» медленно въехала во двор и осветила фарами помойку. Щурясь от. яркого света, Виктор Робертович призывно замахал рукой. Убедившись в наличии лежащего на земле человека, водитель милосердно переключил свет с дальнего на ближний. Дверца картинно распахнулась, и возле мусорного бака приземлился... Димон.

Улыбающиеся лица старых знакомых, заклеенный рот и связанные руки лежащего на земле человека он расценил по-своему Отступив прямехонько в лужу, которую только что ловко перепрыгнул, фельдшер быстро полез обратно в кабину. Водитель, видимо, раньше рассмотревший, кто их вызвал, сидел, вцепившись в руль, и, шевеля усами, тихо повторял:

— Ма-ма, ма-ма.

— Прости, Семеныч, — Димон посмотрел на друга. — Это все из-за меня.

— Спокойно, сейчас мы от них оторвемся! — вдруг заорал водила и стал лихорадочно втыкать ригельный ключ от квартиры в замок зажигания.

— Стоять! — тихий голос прекратил всякие движения в кабине.

У дверцы фельдшера с вытянутой вперед рукой стояла Хана. Димон зажмурился. В одно мгновение в голове вместо детства, отрочества и юности промелькнули белая задница фельдшерицы Ирки, бутылка водки с кухни Ханы и пятьсот рублей, отданные Семенычу.

Гром выстрела все не раздавался, и алчный медработник медленно открыл глаза. Перед ними маячило зеленое лицо американского президента Франклина. Мысли приобрели другое направление. Ирка, водка и сотня долларов теперь из разряда предсмертных воспоминаний перешли в понятие простого человеческого счастья.

— Снова туда?

— Именно, — из-под руки Виктории Борисовны высунулся вонючий, весь в помоях, профессор.

— Семеныч? — Димон с мольбой посмотрел на соратника. — Пополам?

— Идет, — буркнул куда-то в усы водила. — Но грузить будете сами, — он виновато посмотрел на женщину с валютой в руках и добавил:

— Мне нельзя — спина болит.

Через десять минут машина с красным крестом на боку под вой сирены выползла со двора и взяла курс на «Панацею». Ехали молча, под бряканье инструментов и плохо закрепленной каталки. Виктория Борисовна с интересом всматривалась в лицо очередного «пациента».

— Уж очень резкий парень попался. Может, его зафиксировать? — она взглянула на Файнберга.

Профессор раздвинул пальцами веки пациента и взглянул на зрачки.

— Поверьте, коллега, этого человека можно не привязывать минимум неделю. Над ним явно поработал профессионал,

— Ну-ну, — задумчиво промычала Хана и нервно крикнула:

— Семеныч! Тебя разбудить нужно, что ли?

Машина подпрыгнула почти на месте и резко вошла в поворот.

Глава 23

КГБ FOREVER

«Кадры решают все», — провозгласили однажды сытые строители коммунизма. И тут же принялись истово морить эти самые кадры голодом. Они-то знали, что при ближайшем рассмотрении фраза далеко не так однозначна, как может показаться на первый взгляд. Хитроумные политтехнологи совкового периода сказку сделали былью. Все стали решать не кадры, а кадровики. Скромные служащие с неброской внешностью, в протертых до дыр на локтях костюмах делали в тиши плохо отремонтированных кабинетов свое дело. И делали, нужно сказать, отлично.

Наметанный глаз, единожды скользнув по лицу, безошибочно выдергивал из толпы нужного человека. Испачканный в чернилах палец дважды призывно сгибался. И счастье одного отдельно «взятого» становилось несчастьем «не взятых». Обиженных это объединяло. Люди группировались в основном по трое. А громогласный, тонко просчитанный лозунг продолжал дарить надежду.

Измотанные колоссальной ответственностью и постоянной необходимостью делать выбор, кадровики тихо — как правило, раньше других — уходили от инсультов и инфарктов. На их место приходили другие и снова незаметно «решали все».

Не первой свежести ветер перемен безжалостно и по обыкновению бездарно разогнал профессионалов, заменив их на бездушные, а потому более живучие компьютеры. Как зеленый росток на асфальтовом поле жужжащих процессоров, как милый сердцу путника оазис в полыхающей жаром пустыне, Федеральная Служба Безопасности традиционно предпочитала внимательно посмотреть в глаза человеку, прежде чем взять его на работу.

Подполковник государственной безопасности Петр Трофимович Иванов вот уже лет пятнадцать, как закончил службу в должности начальника отдела кадров. Тяжелая гипертония и логично последовавший за этим инфаркт привели его на скамейку в скверике. Теперь он с профессиональным интересом наблюдал за детскими играми.

Визгливая ребятня носилась по двору. Старый особист с трудом успевал уследить за перемещениями внука. Игра в прятки окончательно осложнила задачу. Подвижный белокурый мальчишка умело выбирал укрытия, что доставляло несказанную радость знающему толк деду. Но с приближением опасности тот всякий раз менял позицию и внезапно исчезал из поля зрения. Пенсионер совершенно измотался и решил принять меры.

— Мальчик, — позвал он водящего, — подойди, пожалуйста, на минутку.

Запыхавшийся мальчишка подбежал и остановился в двух шагах.

— Не верти головой, — Петр Трофимович приблизил к нему лицо. — Егора знаешь?

— Вашего внука? Знаю, — мальчишка попытался оглянуться.

— Не верти головой, была команда. — Иванов пристально посмотрел ему в глаза. — Он за деревом, возле дурацкой деревянной утки. Если ты хотя бы посмотришь в ту сторону, я всем расскажу, что ты по ночам писаешься в постель.

— А я не писаюсь.

— Да. Но они-то об этом не знают.

Мальчик задумался.

— Ну, что стоишь? Иди играй, сынок, иди, — Петр Трофимович ласково потрепал паренька по щеке.

Проследив траекторию движения водящего, который спешно двинулся подальше от утки, Иванов расслабленно откинулся на спинку скамейки и блаженно прикрыл глаза. Внуку теперь надолго было ни к чему менять дислокацию.

Трель мобильного телефона в нагрудном кармане куртки была неожиданной. Петр Трофимович даже подумал, что у него снова инфаркт. Трубка вибрировала, мелко ударяя в область сердца, как бы напоминая, что оно там и не совсем здорово. Иванов резко вытащил телефон и недовольно рявкнул:

— Кто еще?

— Здравствуйте, Петр Трофимович. Это я, Вова Жернавков, если вы меня еще помните, конечно.

Кадровик в отставке несколько секунд раздумывал — признаваться, что узнал, или сказать, что не туда попали. Петр Трофимович хорошо знал Жернавкова — и знал, что тот не отстанет, а потому решил закончить все поскорее.

Он поморщился, как от зубной боли, но в трубку сказал:

— Как же, как же. Помню. Ты — мой второй гипертонический криз. Двести двадцать на сто двадцать — такое не забывается.

— Петр Трофимович, — голос Жернавкова стал теплым и мягким, — кто старое помянет — тому глаз вон.

— Ты, мне что, угрожаешь?

Жернавков рассмеялся:

— Хорошая шутка. Насколько я знаю, вам угрозы только в радость.

— Хватит твоих дурацких комплиментов. У меня уже сердце заныло. Чего надо-то?

— Мне нужно с вами встретиться. Только с вашим опытом и феноменальной памятью... — начал было Жернавков, но его прервали.

— Я уже говорил насчет комплиментов. Кафе с игровыми автоматами. Угол Восьмой и Греческого. В шестнадцать подойдет?

— Подойдет. Заранее благодарен.

Петр Трофимович нажал отбой. Еще несколько секунд он нервно искал кнопку выключения телефона и безжалостно вдавил ее в корпус аппарата.

— Из-под земли достанут, гады, — Иванов отыскал глазами все еще прячущегося у деревянной птицы внука и крикнул:

— Егор, домой! — он снова с отвращением посмотрел на мобильник. — Скажу невестке, чтобы засунула такие подарки себе куда-нибудь... Я же говорил — стерва!

Кнабаух стоял в условленном месте и нервно поглядывал на часы, когда возле него остановилась черная «Волга».

— Признаюсь, уже хотел обвинить Вас в отсутствии пунктуальности, но Вы точны, — Артур Александрович привычно постучал друг о друга туфлями, стряхивая грязь, и захлопнул дверцу,