Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 71

Договорив, он вновь взялся за бокал и сделал сразу несколько глотков. Во рту основательно пересохло, пока он говорил. Хотелось, чтобы всё сказанное звучало достаточно уверенно. Никаких сомнений в правильности того, что произносится в данный момент. Словно он давно сделал выводы из сложившейся ситуации, теперь делится наработками с напарником, предлагая оценить и внести собственные предложения, если таковые имеются, на рассмотрение.

Напрягало осознание, что он сам в подобную расстановку не особо верил, и высказывания, повисшие в воздухе, напоминали ему речь, озвученную в клубе анонимных алкоголиков, наркоманов или ещё чего-то подобного. Вот, он поделился своей проблемой, давайте поддержим, похлопаем и скажем, какой он молодец, раз осмелился заявить о своих переживаниях.

Судя по улыбке на лице Ромуальда, ему в плане восприятия этот вариант тоже показался ближе остальных.

– Долго репетировал перед зеркалом? – спросил, откинувшись на спинку своего диванчика и неторопливо потягивая напиток.

Постояв немного, он не слишком много потерял во вкусовых качествах, да и вообще оказался на редкость хорошим. Насыщенный и густой вкус. Окажись в расписании матч, интересный Ромуальду, вечер вообще получился бы замечательным, но и такие незначительные мелочи его не портили. Немного не дотянуло до идеала, а, в целом, прекрасно.

– Импровизация.

– Правда?

– Да. Иначе откуда там взялась строка о вкусовых качествах напитка?

– Именно она могла быть импровизацией.

– Но так получилось, что ею стала вся речь.

Поддавшись внезапному порыву, Илайя не удержался и отсалютовал бокалом, практически скопировав действия самого Ромуальда, датированные числом их первой встречи. Ромуальд ухмыльнулся, чуть склонил голову, оперся локтем на столешницу. Бокалом, находившимся во второй руке, тоже отсалютовал собеседнику, а потом и вовсе прикоснулся к его бокалу, мысленно отмечая, что этот жест совершенно ничем не обоснован. Они ничего не празднуют, да и пивные бокалы мало похожи на своих утончённых собратьев, из которых принято пить шампанское.

– Тебе действительно девятнадцать? – спросил, продолжая разглядывать Илайю пристально, внимательно с долей изучения во взоре.

Он это уже неоднократно делал, но вечно что-то мешало. Сначала темнота и мелькание разноцветных огней, в которых хорошо различался силуэт и отдельные черты лица. Затем растерянность и злость, когда они встретились и поняли, что узнавание сработало, оба поняли, кого же видят перед собой. Ненависть, раздражение и осознание, что ничего невозможно сделать, чтобы не выставить себя в невыгодном свете перед Челси. Боль, отражённая на нём, после ранения. Сейчас Илайя выглядел довольно расслабленным, не поджимал губы презрительно, превращая их в подобие куриной задницы, не метал глазами молнии и вообще не позволял злости прорываться наружу.

Он не пил украдкой, стесняясь собственных действий. Он всё делал уверенно, и, что примечательно, в состоянии покоя притягивал к себе внимание не меньше, чем в момент гнева. До сегодняшнего дня Ромуальду казалось, что он находит некое очарование исключительно в эмоциональности своего оппонента и после состояния варёного овоща, присущего Джулиану, видит этот взрыв идеальным именно на контрасте. Однако практика показывала, что Илайя может просто сидеть напротив, пить своё пиво, сок, чай – в зависимости от того, что желает пить – при этом всё равно интерес к его персоне слабее не станет. Как и желание, горячими искрами зарождающееся в теле и заставляющее мысленно себя за это ненавидеть.

Маленькая. Блондинистая. Сучка.

Какая, мать её, романтичная формулировка.

И, правда, ведь – маленькая. Ромуальд, увидев его впервые, сам не понял, откуда взялось в лаконичной характеристике такое определение. При дрянном освещении он подумал, что незнакомец младше его года на два, не больше. Теперь выяснялось, что их разделяет пять лет. Узнав правду, Ромуальд несколько удивился, но решения его новое открытие не отменило. В конечном итоге, возраста согласия партнёр по сцене уже достиг, и мысли о нём не были преступлением.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Просто неожиданно.

– Нет смысла преуменьшать или преувеличивать свой возраст, – ответил Илайя. – А что? Настолько хреново выгляжу, что мне можно дать тридцатник? Не подумай, что я против этого числа, но когда тебе девятнадцать, хотелось бы выглядеть соответственно возрасту, а не потасканной тряпкой.

– Не хреново. Лишь немногим старше.

– Тогда всё в порядке.

– И соблазнительнее.

– Это было уже лишним, – произнёс Илайя, понимая, что всё вновь скатывается к теме, которую он обсуждать не планировал.

– Пространное замечание о твоей внешности. Малолетки редко бывают красивыми в полном смысле этого слова. У них есть некая свежесть, а вместе с тем – угловатость, нескладность и море комплексов относительно внешности. Я говорил исключительно в этом плане.

– Такое чувство, что я тупая школьница на выпускном, которая сидит и хлопает накрашенными ресницами, попутно выпячивая сиськи перед учителем математики, по которому давно сохнет.

– Странные ассоциации.

– Ещё немного, и он начнёт гладить коленки, забираясь под подол короткого платья, потом запустит руку ей в трусы, и начнёт шептать пошлости на ухо. Потащит в свой кабинет, разложит на парте и попросит никому не говорить о том, что они сейчас сделают. Она пойдёт радостная, а потом будет лить слёзы, осознавая одну простую истину. Кровь, размазанная по парте, и пара слюнявых поцелуев – это не то, чего она хотела в жизни. Но до девочек часто слишком поздно доходит, что их использовали. Верят они в большую и светлую. Но я не тупая школьница, не демонстрирую тут мифические сиськи, и до сегодняшнего дня мне уже приходилось иметь дело со спиртными напитками, потому я не опьянею от одного бокала. С таким же успехом ты мог напоить меня водой из унитаза.

– Зачем?

– Потому что меня в обоих случаях стошнит. Сейчас от попыток ко мне клеиться, в противном случае, от осознания того, что именно пришлось выпить. Чайнатаун далековато, а у меня лапши на ушах килограммы.

Илайя усмехнулся и поднялся с места, подхватывая свою куртку и залпом допивая содержимое бокала.

– Уже уходишь?

– Если ты не возражаешь.

– Нет. Не вправе тебя задерживать.

Ромуальд развёл руками и посмотрел на Илайю, стараясь взглядом выразить сожаление о том, что всё получилось именно так. Илайя надел куртку, поправил волосы, вытаскивая их из-под ткани. Не попрощался, но начал пробираться к выходу. Ромуальд продолжал сидеть на месте, наблюдая и втайне радуясь, что счёт оплачен. Тратить время на ожидание официанта и оплату выпитого не придётся. Потому он может в любой момент повторить чужой манёвр. Нужно лишь выдержать паузу.

Раз, два, три.

На старт. К чёрту – внимание. Марш!

Он поднялся с места и рванул вслед за Илайей, понимая, что второй раз за довольно короткий промежуток времени может получить по роже, и теперь синяк волосами не замаскирует. Уж Аркетт-то постарается на славу.

Затемнённый коридор между основным залом и выходом на улицу, именно там можно его найти, если время рассчитано правильно.

Ромуальд настиг Илайю именно в обозначенном месте, дёрнул за воротник куртки, попутно захватив несколько прядей, но даже не обратив на это внимания. Илайя резко обернулся, надеясь вновь ударить, но только теперь уже не вскользь, по скуле, а как-то больнее и масштабнее, однако Ромуальд перехватил его за запястье. Оттолкнул к стене, запустил ладонь в длинные светлые волосы. Пропустил их сквозь пальцы раз, второй, едва не застонав от одной лишь возможности прикоснуться. Закрыл глаза на мгновение.

– Сука. Ненавижу, – прошипел обречённо, теперь не торопясь с поцелуями и вообще сомневаясь, что они нужны.

Стоит прикоснуться к чуть влажным губам, и он вновь ощутит тот же кислотный ожог. Стоит прикоснуться, и он окончательно смирится с тем, что не является примером для подражания, как символ верности идеалам и одному человеку.