Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда - Страница 43

– Не дам, – подтвердила Челси. – А вечером выскажу Барри свои претензии. На мой взгляд, дарить Флинту такие игрушки рано.

– В его возрасте у меня тоже были пистолеты, – пожал плечами Ромуальд. – Ничего, вырос нормальным.

– Ну да, – Челси посмотрела на него, прищурив глаза.

Ромуальд пропустил саркастическую ремарку мимо ушей, стараясь не думать о том, что их стандартное семейное противостояние разворачивается на глазах постороннего.

Челси отмерла, и пока брат что-то заговорщицки шептал её сыну, бросилась к Илайе. Вообще-то он в помощи не нуждался и самостоятельно поднялся на ноги. Лёгкая боль в ушибленном копчике всё равно давала о себе знать, напоминая о неудачном приземлении вкупе с торжествующим взглядом, направленным в сторону противника. Думать о том, как могли развиваться события, окажись оружие самым настоящим, не хотелось, потому что картины, нарисованные воображением, наталкивали на мысли о криминальной хронике, а не о детской забаве. Однако теперь Ромуальд полностью сосредоточился на общении с племянником и выглядел довольным жизнью. Отторжение, читавшееся во взгляде, когда он смотрел на Илайю, испарилось. Осталась лишь доброжелательность, направленная на племянника, с которым они, судя по всему, отлично ладили.

– Прости, пожалуйста, – произнесла Челси. – Это… ребёнок.

Она улыбнулась и развела руками, давая понять, что больше добавить нечего. Да, поступок получился некрасивый, но она не может злиться на собственного ребёнка. Конечно, вечером, когда вернется муж, она поговорит с ним о необходимости ограничивать Флинта в подобных развлечениях, но на сына кричать не станет. Бессмысленно кричать хотя бы потому, что не его застала с пистолетом в руке, а Ромуальд… Какой с него спрос? Взрослый мальчик, сам знает, что делать. Здесь орать бесполезно, он всё равно не прислушается.

– А второй? – спросил Илайя.

– А второй… Второй – Ромуальд.

Она дёрнула плечом, заставив Илайю усмехнуться.

Да уж. Определение из серии «Лучше не придумаешь». Характеристика, способная сказать больше заготовленной речи. Достаточно назвать имя, чтобы представление само собой, как по мановению волшебной палочки, выстроилось в голове и устроило масштабную презентацию в лучших традициях. Всего три встречи, а мнение о личности уже сложилось, и вряд ли изменится со временем.

– Второй – Ромуальд, – повторил задумчиво. – Это многое объясняет.

– Ещё раз прости. Я, правда, сожалею, что так получилось.

– Ничего страшного. Было… весело.

«Оборжаться».

Продемонстрировать истинные эмоции ему не позволяли внутренние убеждения. Когда поблизости маячил только Ромуальд, Илайя чувствовал себя свободнее в выборе методов противостояния и средств осуществления их. Но перед начальницей выставлять себя в невыгодном свете было не с руки, потому он воздерживался от очередной гневной тирады или необдуманного поступка, вроде удара в челюсть или в переносицу, который, несомненно, внёс бы коррективы в чужую внешность. От точёного носа не осталось бы и следа, а потом, глядя на творение рук своих, можно было бы гордиться проделанной работой.

Ромуальд пробуждал в нём кровожадное чудовище, но нисколько этого не боялся. Напротив. Он всё осознавал прекрасно, тем и пользовался. Ему эта ненависть концентрированная приносила удовольствие, он провоцировал нарочно её всплески, а потом наслаждался, впитывая чужое прерывистое дыхание, убийственные взгляды и каждое оскорбительное слово, летевшее в его адрес. Наверное, не появись в прихожей Челси, он продолжал бы насмехаться, провоцируя Илайю. Рано или поздно дождался бы, несомненно. Пистолет полетел бы на пол, а вслед за ним и сам Ромуальд. Драка. Несомненно, драка.

Только драка, пока не польётся кровь…

Илайя покачал головой, стараясь избавиться от муторного наваждения, что захватывало в свои сети и рисовало восхитительную перспективу – врезать противнику по ухмыляющемуся лицу.

Играть друга этого человека. Что может быть сложнее?

– Правда, не обижаешься? – Ромуальд появился в комнате неожиданно, заставив Илайю на мгновение закрыть глаза, чтобы не смотреть на нежеланного собеседника.

– Нет.

– Скройся с глаз моих, – прошипела Челси, понимая, что если брата не осадить, то он превратит общение в цирковое представление, испортит настроение всем присутствующим, порадуется, а потом с широкой улыбкой на лице встретит отца.

Она пока не спрашивала, но готова была биться об заклад, что именно желание встретиться с Эйденом привело блудного сына в родительский дом. Просто так визиты вежливости он не наносил, и то, что Илайя не успел убраться восвояси, ситуацию усугубляло.

– Девчонкам не понять, – Ромуальд произнёс это так, словно сначала планировал пропеть, только потом одумался. – Они привыкли играть в куклы и не представляют, как это прекрасно – держать в руках оружие, пусть даже оно сделано из пластика и начинено не свинцом, а такой же пластмассой. Это дико, но…

– Пошёл вон.

– Заводит.

– Я пойду, – произнёс Илайя, пряча руку в карман, чтобы никто не заметил, как она сжимается в кулак.

– Не хочешь составить нам компанию? – Ромуальд продолжал цеплять его словами. – Тебе не кажется, что мы могли бы проводить больше времени вместе? Притираться друг к другу. Нам ведь предстоит выходить на одну сцену. Большая актёрская семья.

На губах расцвела улыбка, от которой откровенно подташнивало, но Илайя вновь заталкивал истинные эмоции в глотку, не позволяя противнику торжествовать от осознания превосходства.

– У нас будет ещё достаточно времени, чтобы… притереться.

– Не останешься?

– Нет.

– Как знаешь.

– Я пойду, – повторил Илайя.

Он чувствовал на себе пристальный взгляд всё то время, что было потрачено на мучения – а иначе этот процесс назвать не получалось – с обувью, а затем и с курткой. Пальцы то и дело соскальзывали, мешая соединить края воедино, потянуть замок вверх и застегнуть молнию. Обычная повседневная вещь, пара секунд времени. Но тут его словно что-то под руку толкало. Или кто-то. Поняв, что так и будет демонстрировать неуклюжесть, он перестал тратить время и вышел за дверь, предварительно успев поймать напутственный взгляд Ромуальда, дважды продемонстрировавшему ему знак победы. Правда, в их случае, жест имел иное значение. Два – два.

– Удачной дороги, – крикнул Ромуальд.

Ответа на пожелание не получил, но не особо расстроился, поскольку изначально делал ставку на такую реакцию.

– Заткнись, – попросила Челси, не надеясь, что брат прислушается к её просьбе.

– Мы просто играли, – он мотнул головой, отбрасывая волосы от лица, чтобы не лезли в глаза и в рот.

Ромуальд выглядел расслабленным, но глаза… В них можно было увидеть множество деталей, о которых Ромео старался умалчивать. Его планы на будущее, варианты гадостей, которые можно устроить партнёру по сцене, и ни малейшего намёка на раскаяние в связи с недавними действиями. Ромуальд вскинул бровь, желая добиться от сестры хоть какой-то реакции. Челси молчала.

Прихожая погрузилась в тишину, изредка нарушаемую хрустом разгрызаемых фисташек.

– Меня заебали твои игры.

– Отец бы не одобрил такую манеру общения.

– Твоё поведение – тоже.

– Он ничего не видел.

– И не слышал.

– Логично, – хмыкнул Ромуальд, оглядываясь в поисках подходящей для мусора поверхности.

Не придумав ничего лучше, высыпал фисташковую скорлупу в пепельницу и потянулся за второй порцией орехов.

Оба стояли в прихожей, продолжая слушать гнетущую тишину. Ромуальд грыз фисташки, Челси время от времени постукивала каблуком ботильона по паркету. Она ждала объяснений, хотя бы минимальных, но брат оставался верен себе. Ни с кем не откровенничать, большинство секретов держать в себе, попутно прокручивая недавние события и упиваясь триумфом. Челси, успевшая многое подметить в характере брата, примерно представляла, как он характеризует недавнее столкновение и свои реплики, направленные в сторону её ученика.